вторник, 14 декабря 2010 г.

Алексей Малашенко, эксперт Московского Центра Карнеги : Спартак

12.12.2010 | 17:56
«Случай» со спартаковскими болельщиками, уже дважды за последнюю неделю устраивавшими демонстрации, – последняя состоялась 11 декабря 2010 г. на Манежной площади и завершилась погромом и массовыми арестами, весьма показателен.

Во-первых, в настроениях наших болельщиков всегда присутствовал политический налет.
Он может быть скрытым, может быть явным. Это идет еще с советстких времен: «Динамо» было «командой ментов», по нынешнему, «силовиков», а его главный оппонент «Спартак», - своебразным символом гражданского общества.

Я не посторонний «Спартаку» человек.
Болею за него аж с 1956 года. Так вот, когда, кажется, в 1977 г. Спартак упал из высшей лиги в первую, я ходил на все его матчи. Со стадиона в Черкизове мы возвращались небольшими каре (примерно 10 на 10 человек). Однажды из наших рядов выпал щуплый пьяный мужичонка. Его тут же подхватили милиционеры и попытались утащить в сторону. И вдруг наше каре в едином порыве развернулось, охватило ментов, и мы, не сговариваясь, стали скандировать:

«Мы не в Чили, мы не в Чили.
Свободу, свободу
Луису Корвалану».

Ошалевшие менты отпустили пьяненького спартача, и он зашагал с нами в едином строю к метро.

Во-вторых, сегодня легкая политизация футбольных настроений приобретает националистический оттенок.
Футбольный фанатизм – удобный, понятный, в каком-то смысле легитимный канал для выражения массовых ксенофобских настроений.

Разумеется, в драках между зенитовцами и армейцами никакого национализма нет, но все же врезать зенитовцам, за то, что их успешность идет от захвативших в стране власть питерских, всегда не грех.

Смерть спартаковского болельщика от нелепой, выпущенной кавказской рукой травматической пули породила острую, неожиданную для власти реакцию.
Любопытно, что накануне некоторые эксперты предсказывали «беспощадный бунт», но власть эти предостережения проигнорировала. И не надо считать погром на Манежной заурядным хулиганством. Националистическая составляющая здесь налицо.

В-третьих, «спартаковский бунт» есть свидетельство раздражения против власти, которая не хочет, а может, не способна оградить населения от дерзкого, вызывающего поведения части выходцев с Кавказа.
А такого рода эпизодов набирается уже предостаточно. Здесь и «вечерняя лезгинка» на площадях Ставрополя, и проезд кавказских кортежей под красный свет московских светофоров, и даже сожжение российского флага.

Если эта тенденция продолжится, то может оказаться, что «спартаковцы», а также «динамовцы», «армейцы» сочтут, что именно на них возложена миссия по защите своих от чужих.
И в этом им обязательно помогут многочисленные русские националистические организации, для которых футбольные болельщики становятся едва ли ни главным массовым резервом.