Я пришел в Белый дом не для того, чтобы строить сортиры в Пеории!
«Рутинные домашние дела он называл "постройкой нужников в Пеории". По какой-то причине Никсон остановился на Пеории, ничем не примечательном городе на юге штата Иллинойс и штаб-квартире компании Caterpillar Heavy Equipment Company, как на символе американской глубинки…» [Black, 2007]
Ричард Никсон
Поражение — еще не конец. Конец — когда ты сдался!
Ричард Никсон, 1969 год
Теоретик. Летом 1968 года
Который (как мы уже отмечали в «Лестнице в небо») вообще был урожайным на всякого рода проблемы и беспорядки, достаточно вспомнить Чехословакию и Францию
социально-политическая ситуация в США была близка к той, которую верные марксисты-ленинцы называют «революционной».
Верхи (в лице правящей Демократической партии) расписались в полном нежелании управлять страной — не только по-старому, но и в принципе. 31 марта 1968 года действующий президент Линдон Джонсон отказался идти на следующий срок (причины — война во Вьетнаме и Маккарти).
На первых демократических праймериз в Нью-Гемпшире 12 марта Джонсон получил всего 49 % голосов, лишь ненамного опередив второго кандидата (у которого было 42 %) Юджина Маккарти (не путать с другим сенатором, республиканцем Джозефом Маккарти, создателем пресловутого «маккартизма»), что совершенно недостаточно для дальнейшей кампании. Результаты Нью-Гемпшира подтолкнули Роберта Кеннеди к решению выставить свою кандидатуру (16 марта), после чего он сразу же стал лидером всех внутрипартийных опросов
Наиболее популярный кандидат от демократов Роберт Кеннеди был убит 5 июня — точно так же, как и его брат-президент, неким преступником-одиночкой.
Нежелание должным образом расследовать это странное убийство проявилось не только у противников Кеннеди — республиканцев, но и у его «друзей» из собственной партии
Популярный на Юге (который в те годы был вотчиной Ку-клукс-клана) губернатор Алабамы Джордж Уоллес разошелся с демократами по вопросам расовой политики
Уоллес был настоящим расистом и выступал за сохранение расовой сегрегации; подумать только, всего 50 лет назад такой человек был одним из лидеров Демократической партии!
и выдвинул свою кандидатуру от свежесозданной Независимой партии.
Уоллес набрал 13 % голосов, выиграл 5 южных штатов и фактически подарил победу Никсону, как некогда Теодор Рузвельт (со своей Прогрессивной партией) — Вильсону!!!
В результате основным кандидатом от Демократической партии стал лишенный всяческой харизмы, но удобный для всех Хьюберт Хамфри, занимавший при Джонсоне должность вице-президента.
Причины подобного разброда заключались в многочисленных проблемах, атаковавших американский истеблишмент буквально со всех сторон. Развязанная в рамках борьбы с «коммунистической угрозой» война во Вьетнаме с каждым годом становилась все безнадежнее и делала правительство все менее популярным. Джонсон обещал простым американцам «великое общество», где благосостояние и безопасность будут гарантированы каждому, а вместо этого все больше скатывался к политике «пушек вместо масла». Массовые протесты — главным образом студентов (против войны) и темнокожих (за равные права) — сотрясали все большее число американских городов; попытки силового подавления
Такие как расстрел в феврале 1968 года протестующих в Южно-Каролинском университете, когда были убиты трое активистов и еще 28 ранены
только ухудшали ситуацию.
Убийство 4 апреля 1968 года одного из лидеров «черного движения» Мартина Лютера Кинга привело к бунтам в 110 городах; Конгрессу пришлось ускорить принятие Закона о гражданских правах, формально уравнявшего американцев с разным цветом кожи (подписан и апреля 1968 года). Однако продолжавшаяся война оставалась «красной тряпкой» для всех бунтарей, и национальный съезд Демократической партии
Обратите внимание: не консервативной Республиканской, а «народной» Демократической — потому что именно ее американцы отождествляли с войной и нарушением гражданских прав
в августе 1968-го стал ареной грандиозных столкновений протестующих с полицией (свыше 10 тысяч участников с каждой стороны). Демократическая партия в лице президента Джонсона лишалась поддержки своего основного электората — прогрессивно настроенных американцев.
В довершение всех бед национальная экономика, еще недавно казавшаяся незыблемой, продемонстрировала первые признаки надвигающегося кризиса
В полной мере разразившегося только в 1970-е и едва не приведшего к краху мировой системы капитализма но об этом чуть позже
— финансировавшиеся с помощью кредитной эмиссии военные расходы начали потихоньку раскручивать спираль инфляции. После 10 лет стабильных цен, когда инфляция не превышала 1–2 %, в 1967 и 1968 годах она составила уже 3,5 и 3,6 % соответственно.
Читатель. Ну так в чем проблема? Просто закончили бы воевать во Вьетнаме — и жили бы себе припеваючи!
Теоретик.
Кто говорит «просто закончить воевать», никогда не пробовал просто закончить воевать.
Вспомните, как в ноябре 2020 года премьеру Армении Пашиняну пришлось несколько дней прятаться от возмущенных «просто законченной войной» граждан
Вьетнамская война была развязана США на основе консенсуса всей национальной элиты, сплотившейся вокруг идеи противостояния «коммунистической угрозе», то есть вокруг защиты господствующего положения США на мировой арене. Одностороннее (без каких-либо уступок противостоящей стороне) прекращение войны означало крах всей внешней политики США — мало кто захотел бы выбрать «капиталистический путь развития» после такого афронта.
Правящая элита США 1960-х твердо стояла на позициях своего недавнего лидера Франклина Рузвельта и мыслила себя в качестве рыцарей, защищающих цивилизацию от варварства. Вот как комментировал свои действия тогдашний президент США Линдон Джонсон:
Как мы увидим позднее, Джонсон в те годы был не просто президентом США, а лидером большей части Демократической партии, являвшейся, в свою очередь, основной организацией всей правящей элиты. Его мнение в те годы значило куда больше, чем мнение вечных оппозиционеров Демпартии Кеннеди или ее либеральных популистов вроде Маккарти или Макговерна.
Мысль о потере «Великого общества» была ужасна… Но не так ужасна, как мысль об ответственности за проигрыш Америки коммунистам. Ничего хуже и быть не может [Стоун, Кузник, 2015, с. 484].
Новый президент США, кем бы он ни был, мог закончить войну только победой; но в 1968 году в возможность такой победы не верили даже самые прожженные «ястребы». Неудивительно, что в президентскую гонку демократические кандидаты вступали скорее по «долгу службы», чем для реализации амбициозных планов
История выдвижения кандидатов 1968 года поистине анекдотична: в 1967-м малоизвестный демократический деятель Аллард Ловенстейн запустил общественное движение «утопить Джонсона» и начал обращаться к лидерам партии с просьбой выдвинуть свою кандидатуру как альтернативу действующему президенту. Ему последовательно отказали Роберт Кеннеди и Джордж Макговерн, а вот Юджин Маккарти согласился; увидев успех Маккарти в Нью-Гемпшире, Роберт Кеннеди передумал и тоже вступил в гонку. Понятно, что ни у кого из перечисленных (в отличие от Франклина Рузвельта) не было долгосрочной идеи, зачем им надо идти в президенты, и они просто «работали политиками»
.
Однако не прошло и пяти лет, как невозможное стало реальностью. 27 января 1973 года было подписано Парижское мирное соглашение, и американские войска покинули Вьетнам на почетных условиях. К этому моменту США установили взаимовыгодные отношения с Китаем
В качестве «пряника» США преподнесли Китаю тайваньское место в ООН и обещания экономической помощи (которая сработала только в 1980-е, но зато как сработала!)
и, разыграв «китайскую карту», договорились с СССР об относительно мирном существовании.
Пусть не пакт о ненападении, но договоры об ограничении противоракетной обороны и стратегических вооружений
Уход из Вьетнама стал в глазах американцев не капитуляцией, а торжеством новой (мирной) внешней политики — так называемой разрядки. Противостояние с мировым коммунизмом было перенесено в экономическую сферу, США сохранили статус «державы № 1», протесты внутри США сошли на нет. Не правда ли, демократы даже и мечтать не могли о том, что сделал за эти годы избранный в 1968-м президент-республиканец?
В награду за это невероятное по всем меркам достижение президент США Ричард Никсон был обвинен в многочисленных преступлениях, подвергнут судебному преследованию и уже в августе 1974 года вынужденно подал в отставку. За всю историю США это был единственный случай, когда действующего президента удалось сместить с должности силами Конгресса и Сената.
В остальных трех — Джонсона 1868 года, Клинтона 1999-го и Трампа 2020-го — импичменты провалились в Сенате
Что же такого натворил Ричард Никсон, что против него в буквальном смысле ополчилась вся американская правящая элита?!
Читатель. Может быть, ему просто не повезло? Попался с поличным, нарушая закон?!
Теоретик. Попался с поличным — на лжи под присягой — другой президент, небезызвестный Билл Клинтон. Но правящая элита оказалась к нему куда благосклоннее — 55 голосами Сената против 45 он был признан невиновным; впрочем, даже если бы счет был обратным — 45 против 55 — Клинтон остался бы президентом, поскольку для завершения импичмента требуется квалифицированное большинство в 2/3 голосов.
Так вот, в 1974 году Сенат был, конечно, демократическим, но с раскладом 54 демократа против 44 республиканцев при 2 независимых. Если бы Никсона поддержала — как в 2020-м Трампа — его собственная партия, импичмент не смог бы состояться, 44 голосов вполне хватило бы для признания президента невиновным. Поэтому мы и пишем — вся американская элита; Никсона в конечном счете сдали республиканцы.
Читатель. Интересно! А за что они его так?
Теоретик. Официальную версию вы сами только что процитировали — нарушил закон. Лидеры Республиканской партии не могли допустить, чтобы их партию воспринимали как партию Никсона, и ради сохранения шансов на следующих выборах убедили его подать в отставку. Вот только похожие соображения нисколько не убедили ни демократов 1999 года, ни республиканцев 2020-го.
Тем читателям, которые следили за импичментом Трампа, не нужно напоминать, насколько мощным был прессинг со стороны СМИ (непрерывные обвинения в предательстве и коррупции) и со стороны судебных органов (несколько ближайших друзей и сотрудников Трампа оказались в тюрьме).
Тем не менее республиканцы не сдали своего президента — а значит, просто сильнейший прессинг еще ничего не решает. Требуется что-то еще — и это «что-то» имелось в ситуации с Никсоном, но отсутствовало в ситуации с Трампом
А значит, мы вправе заподозрить какие-то более глубокие и — коль скоро наша книга посвящена вопросам Власти — более реальные мотивы, заставившие республиканцев выступить единым фронтом со своими закадычными врагами-демократами.
Но что же это были за мотивы?!
Читатель. У вас в заголовке про какую-то экономическую политику написано, да только про эту политику я ничего не слышал. Будь там что-то серьезное — уж наверняка изучали бы в школах, как «Новый курс» и «Великий перелом». Значит, ерунда была какая-то, а не политика; вряд ли из-за нее американская элита так всполошилась.
Практик. Насчет школы это вы верно подметили! Ну-ка, сообразите, чем Новая экономическая политика Никсона отличается от «Нового курса» Рузвельта?
Читатель. Да я даже не знаю, какая у него была политика!
Практик. А чтобы ответить на этот вопрос, и не надо знать, какая там была политика. Достаточно знать, что Никсона отправили в отставку, а Рузвельта избирали в президенты четыре раза!
Читатель. Историю пишут про победителей, что ли?
Теоретик. Совершенно верно! Известная нам история — она ведь не про то, что происходило на самом деле, а про то, что правящей элите выгодно рассказывать будущим поколениям. Если «политической формулой» элиты является рассказ о демократах, которые заботятся о народе, и о республиканцах, которые сокращают социальные расходы в угоду крупному бизнесу, то историки будут превозносить достижения демократических президентов и разоблачать продажную сущность республиканских. Так что нет ничего удивительного в том, что «Новый курс» известен любому школьнику, а про Новую экономическую политику Никсона не помнят даже некоторые историки. А между тем экономическая политика у Никсона была, и — судя по реакции американской элиты — еще какая!
Читатель. Вы меня в очередной раз заинтриговали! Так что же Никсон сделал с экономикой?
Теоретик. Это хороший вопрос, но недостаточно хороший. Ведь, согласитесь, о том, что Никсон вообще что-то сделал с экономикой, мы узнали лишь потому, что правящая элита очень нервно отреагировала на это «что-то». Следовательно, смотреть на действия Никсона нужно не нашими с вами глазами, а глазами представителей тогдашней американской элиты. Что немедленно ставит перед нами следующий вопрос: а кто же персонально входил в американскую правящую элиту в конце 1960-х — начале 1970-х?
Читатель. Ну так понятно кто, вы это еще в главе про Рузвельта отлично расписали. Миллиардеры, все эти Морганы, Рокфеллеры, Дюпоны и лично товарищ Барух!
Теоретик. Ну, разумеется, всем нам еще со школы известно, что Америкой правят богачи. Известный публицист Ландберг так и назвал свою книгу 1968 года — «Богачи и сверхбогачи». Вот только если поискать там список самых богатых людей Америки, то можно с удивлением обнаружить, что — в книге про этих самых сверхбогачей! — такого списка нет. А есть только списки «новых богатых» (в которых присутствует Джозеф Кеннеди, но нет ни Морганов, ни Рокфеллеров, ни Дюпонов) и список «владельцев наследственных состояний», у которых в примечаниях частенько стоит «умер в 1960 году», «умер в 1963 году», а в роде занятий — «рантье». Что же случилось с акулами американского капитализма, в 1920-х менявших президентов как перчатки, а в 1930-х приведших к власти Франклина Рузвельта? Поскольку правильный ответ на этот вопрос позволяет лучше понять эволюцию всей американской элиты, уделим несколько последующих страниц историям знаменитых американских семей начала XX века.
Начнем с Бернарда Баруха, единственного из богачей, сделавших ставку на Рузвельта, который сумел сохранить с ним дружеские отношения.
Свой последний отпуск в 1944 году Франклин Рузвельт провел в поместье Бернарда Баруха
В годы Второй мировой войны Барух (которому на тот момент исполнилось 70 лет) считался одним из самых влиятельных людей в Вашингтоне, занимая при этом должность советника в Управлении военной мобилизации.
Очередное созданное Рузвельтом «трехбуквенное» агентство, осуществлявшее координацию деятельности других (тоже трехбуквенных) агентств, имевших отношение к ведению войны
В 1943 году Рузвельт предлагал Баруху должность руководителя Военно-производственной комиссии,
Аналога Военно-промышленной комиссии, которую Барух возглавлял в годы Первой мировой войны
однако тот отказался, сославшись на слабое здоровье. В 1945-м, после смерти Рузвельта, и особенно после окончания войны, он утратил большую часть своего влияния — его опыт военного администрирования больше не был востребован, а новый президент Трумэн предпочитал иметь дело с собственными кадрами. Последней официальной должностью Баруха стала работа в Комиссии ООН по атомной энергетике, после чего он окончательно перебрался на свои знаменитые скамейки в парках.
В Центральном парке Нью-Йорка и Парке Лафайета в Вашингтоне; на многочисленных карикатурах тех времен Баруха постоянно изображали сидящим на скамейке
В избирательной кампании 1948 года Барух поддержал уже не демократа Трумэна, а республиканца Дьюи, что ясно свидетельствовало об утрате влияния в правящей партии. В биографии Шварцера глава об этом периоде жизни Баруха называется «Государственный непрошенный советчик»; именно таким оказался статус «самого влиятельного человека в Вашингтоне» к концу жизни.
Не получилось у Баруха и передать свое влияние по наследству. Его сын, Бернард Барух-младший (родившийся в 1902 году) посвятил взрослую часть жизни карьере в военно-морском флоте (работая над разнообразными средствами визуальной разведки), вышел в отставку в 1962 году и дожил до 90 лет, ничем не отметившись в публичной американской жизни. К моменту, когда Барух-старший мог (но не особо хотел) пристроить сына в коридоры власти, Барух-младший был уже сформировавшимся взрослым человеком, владевшим местом на Нью-Йоркской фондовой бирже и имевшим собственные планы на будущее. Таким образом, к концу 1960-х ни сам Барух (умерший в 1965 году глубоким стариком), ни его семья уже не входили в «первую линию» американской правящей элиты. До конца жизни Барух так и остался «одиноким волком», подтвердив справедливость замечания Маяковского: «Единица — вздор, единица — ноль».
Читатель. А что же Дюпоны? Их ведь было целых три брата, не считая многочисленных родственников, к тому же производство пороха — золотое дно в годы войны! Уж они-то не упустили свой шанс, когда демократы в конце концов потеряли президентское кресло?
Теоретик. К 1952 году, когда впервые за 20 лет президентом США стал республиканский кандидат Дуайт Эйзенхауэр, братья Дюпоны остались вдвоем. Бессменный секретарь Пьера Джон Раскоб умер в 1950-м, Ламмот (самый младший из двоюродных братьев Дюпонов) — в 1952-м. Пьеру Дюпону к этому времени было уже 82 года, а Иренэ — 76. В XXI веке существуют политики, способные бороться за высшую власть и в столь преклонном возрасте, но в прошлом столетии это было практически невозможно. И на первый взгляд не особенно нужно: за полвека активной экспансии империя Дюпонов
В которую, помимо основной компании DuPont de Nemours, входили и промышленные гиганты вроде General Motors, U.S. Rubber и Ethyl Gasoline, а также десятки компаний поменьше (например, Remington Arms) с общей выручкой в несколько миллиардов долларов
обзавелась многочисленными сторонниками в Вашингтоне:
Администрации Трумэна и Эйзенхауэра буквально кишели бывшими подручными и партнерами Дюпонов. Том Кларк, бывший техасский лоббист Ethyl Gasoline… в мае 1945 года был назначен генеральным прокурором. Дин Ачесон, работавший на Дюпонов в качестве юриста, стал госсекретарем в администрации Трумэна… Чарльз Уилсон, организовавший закупку шин для General Motors у подконтрольной Дюпонам U.S. Rubber, стал у Эйзенхауэра министром обороны, а директором ЦРУ — Аллен Даллес, доверенное лицо Дюпонов с 1920-х годов, побывавший президентом компании United Fruit, частично принадлежавшей Дюпонам [Landes, 2007].
Однако во Власти, как и в Зазеркалье, даже для сохранения достигнутых позиций нужно бежать со всех ног. Уже в 1948 году над семейством Дюпонов появилось первое облачко: 20 декабря Ламмот получил повестку для дачи показаний в Grand Jury
Следственная коллегия присяжных, созываемая в США для решения вопроса о возбуждении или невозбуждении юридического дела.
по вопросу о нарушениях антимонопольного законодательства. Так начался знаменитый (и, конечно же, давно забытый) процесс Дюпонов, продлившийся до 1965 года и фактически уничтоживший богатейшую американскую экономическую империю.
Читатель. А как же дюпоновский генеральный прокурор? Или его к тому времени уже сняли?
Теоретик.
Том Кларк ушел с поста генерального прокурора только в 1949 году, и его действия еще раз иллюстрируют давно известное всем правило: человек, работавший с какой-то группировкой, и вассал этой группировки — совсем не одно и то же. Антимонопольное расследование по Дюпонам начал именно Том Кларк:
Реакция в Уилмингтоне
Город в штате Делавэр, где находился главный офис компании DuPont de Nemours
была смесью шока и опасений: шока от того, что иск был подан Кларком, бывшим лоббистом Дюпонов, которого считали верным сторонником компании; и подозрений, что за этим шагом стояли интересы Морганов к G.M. и Трумэна — к поиску козла отпущения среди корпораций, для смягчения своего антирабочего имиджа [Landes, 2007]
Антирабочий имидж администрация Трумэна получила в 1947 году, не воспрепятствовав принятию закона Тафта-Хартли, запретившего крупные забастовки и ограничившего деятельность профсоюзов
Однако истинные причины начала процесса выходили за рамки интересов отдельных лиц и даже целых компаний:
Желание Дюпонов сохранить единоличный контроль над крупнейшей мировой корпорацией
General Motors, которая в 1948 году находилась под полным контролем Дюпонов, владевших 23 % акций, назначавших совет директоров и даже заставлявших компанию размещать заказы у аффилированных с Дюпонами поставщиков (как в уже упоминавшемся примере с автомобильными шинами)
вошло в противоречие с общей идеей, популярной в околоправительственных кругах, — о необходимости перехода к распределенному контролю за крупными корпорациями, чтобы предотвратить «эффект домино», когда проблемы одного владельца становятся проблемами целой отрасли. Эта политика соответствовала интересам Рузвельта и Рокфеллеров и была поддержана Конгрессом в его Дополнении 1950 года к Антимонопольному закону Клейтона, запретившем монополизм отдельных групп [Landes, 2007].
Дальнейшие события показали всю эфемерность дюпоновского влияния в коридорах власти. Несмотря на то что суд штата Иллинойс, в юрисдикции которого находилось дело, благоволил Дюпонам и несколько раз принимал решения в их пользу,
С формулировками вроде «нет никаких признаков контроля Дюпонов над General Motors» на фоне приобщенных к делу письменных распоряжений Раскоба (не занимавшего никаких постов в компании!) по различным вопросам
в процесс вмешался Верховный суд США и в октябре 1959 года
Да, больше чем через 10 лет после начала процесса; к этому времени Пьер Дюпон уже умер (в 1954 году), так что основные решения в семье принимал Иренэ Дюпон, а в корпоративных делах — большей частью топ-менеджеры компаний
принял окончательное решение: DuPont de Nemours and Company должна продать акции General Motors.
Через два месяца Дюпоны передали контроль над компанией в руки представителей правящей элиты:
7 декабря [1959] Дональдсон Браун, Уолтер Карпентер, Генри Б. Дюпон и Ламмот Дюпон Коуленд вышли из правления GM. Интересно отметить, чьи люди пришли им на смену в финансовом и бонусном комитетах: Ллойд Брейс, член правления Фонда Рокфеллера, директор AT amp;T, Gilette и John Hancock Mutual Life… и генерал Люциус Клэй
Люциус Клэй (1898–1978) — в годы Второй мировой служил под руководством Эйзенхауэра, в 1947 году возглавлял оккупационную администрацию США в Германии, а после войны входил в советы директоров такого количества компаний и фондов, что в Википедии их пришлось перечислять в алфавитном порядке
… Они оба, хотя и были связаны с Морганами, были также близки к Рокфеллерам.
DuPont de Nemours отказался от агентских услуг руководства General Motors по передаче своих акций и передал эту функцию Chemical Bank (совместно контролировавшемуся Рокфеллерами и Морганами), а также уступил право голоса компании отдельным акционерам, то есть членам семьи Дюпон [Landes, 2007].
Читатель. А разве это не перекладывание акций из правого кармана в левый? Что компания DuPont, что члены семьи Дюпон — голоса-то одни и те же?
Теоретик. Вы полагаете, что внутри семьи Дюпон действовала партийная дисциплина? Вот что представляла собой эта семья в 1950 году:
632 Дюпона со всех концов Соединенных Штатов и четырех европейских стран собрались в Новый год, чтобы впервые за полвека увидеть всю семью вместе. Более чем половине из них не нужно было далеко ехать, поскольку они жили неподалеку, в двух дюжинах поместий Дюпонов, разбросанных по холмам в окрестностях Уилмингтона… Многие из присутствующих даже не слышали друг о друге [Landes, 2007].
Управлять такой оравой родственников было, пожалуй, даже сложнее, чем выбирать собственного президента США. К тому же по решению суда в течение следующих 10 лет
Для 23 % акций крупнейшей в мире компании это был, пожалуй, довольно сжатый срок — нужно было решить массу вопросов по налогообложению, исключить перекладывание акций из правого кармана в левый и не допустить падения рыночных цен при столь массивной распродаже
Дюпоны должны были полностью избавиться от своих акций в General Motors. В обмен на это представителям менеджмента Дюпонов была открыта дорога в мир совместного управления:
По-английски — interlocking directorate, когда одни и те же люди входят в советы директоров разных компаний, обеспечивая тем самым единую политику, вырабатываемую на более высоком уровне
С началом серьезного выхода Дюпонов из General Motors в 1963 году президент DuPont de Nemours and Company Кроуфорд Гринуолт
Кроуфорд Гринуолт (1902–1993) — президент DuPont de Nemours and Company c 1948 no 1962 год, инженер-химик, руководивший разработкой нейлона и женатый на одной из представительниц обширного рода Дюпонов
вошел в совет директоров Morgan Guaranty; это был первый случай, когда кто-то от Дюпонов вошел в правление ведущего банка Морганов [Landes, 2007].
Таким образом, к 1963 году Дюпоны лишились монопольного контроля над корпорацией, вошедшей в мировую историю фразой «Что хорошо для General Motors — то хорошо для Америки». Начиная с этого момента история семьи Дюпон потихоньку расходится с историей принадлежавших ей компаний. Настойчиво проводимая реальной американской властью политика диверсификации владения крупными компаниями привела к тому, что большинство Дюпонов предпочли роль рантье, оставив управление бизнесом наемным менеджерам. Последний из «старых» Дюпонов, Иренэ, умер в том же 1963 году. К 1974 году лишь четверо Дюпонов занимали официальные должности в подконтрольных семье компаниях, а их участие в политической жизни Америки ограничивалось периодическими пожертвованиями в избирательные фонды Республиканской партии. Таким образом, к началу 1970-х семейство Дюпонов (невзирая на свое громадное богатство и чрезвычайную многочисленность) полностью утратило былое политическое влияние.
Не то что претворять в жизнь, но даже придумывать серьезные решения национального масштаба (такие, как отставка Никсона) у Дюпонов было попросту некому.
Читатель. Надо же, из шестисот родственников Дюпоны не сумели выбрать подходящего наследника! А как с этой проблемой справлялись другие сверхбогачи?
Теоретик. А вот сейчас и посмотрим. Начнем с самого простого случая — с империи Форда. К концу Второй мировой войны перспективы этой крупнейшей компании представлялись весьма мрачными. В мае 1943 года от рака желудка умер единственный сын основателя компании, Эдсел Форд, которому Форд-старший теоретически мог бы передать бразды правления. Теоретически — потому что на деле Генри Форд не доверял сыну и не считал его достойным управлять своей компанией. К 1944 году Генри перенес уже три удара,
В 1938, 1941 и 1943 годах; «ударами» тогда назывались и инсульты, и сердечные приступы, но в любом случае при этом серьезно страдало кровоснабжение мозга, так что на умственные способности эти «удары» влияли одинаково плохо
но все еще настаивал на непосредственном управлении компанией. Будучи человеком параноидального склада характера,
Помните, с какой горячностью он начал печатать и пропагандировать «Протоколы сионских мудрецов»? А все потому, что Генри Форд действительно верил в мировой еврейский заговор, одной из целей которого было отобрать у него любимый автомобильный бизнес. К слову, у Дюпонов же отобрали! Может быть и не евреи, но отобрали!
он ограничил круг доверенных лиц единственным любимчиком — Гарри Беннеттом, начальником службы безопасности
Которая, на минутку, в годы Великой депрессии выполняла роль частной армии, спокойно расстреливая протестующих безработных
компании. Беннетт управлял целой армией из тысячи безопасников, регулярно практиковался в стрельбе из револьвера (в том числе и поверх голов сотрудников), но совершенно не разбирался в организации бизнеса. В результате управление компанией велось далеко не лучшим образом:
«Можете себе представить, — рассказывал Генри II
Сын Эдсела Форда и внук старого Генри Форда, который в конечном счете стал президентом компании и как раз является первым примером успешной передачи дел по наследству
в одном интервью, — в одном отделе они оценивали свои затраты, взвешивая пачки счетов на весах!» Производство планировало выпуск одного объема продукции, маркетинг ориентировался на другой, а снабженцы закупали комплектующие под третий. Выпуская треть обычного объема, компания по-прежнему держала в штате две трети сотрудников [Nevins, Hill, 1963, р. 255].
Неудивительно, что Ford Motors несла убытки по 10 млн тогдашних долларов в месяц.
И это при условии огромных государственных заказов на бомбардировщики, джипы и другую технику!
Однако особое расположение Генри Форда позволяло Беннетту игнорировать все возникающие проблемы. В критических ситуациях ему было достаточно сослаться на мнение верховного босса:
«Когда решался какой-нибудь важный вопрос, — вспоминал Генри II, — Беннетт садился в машину и исчезал на пару часов. Потом он возвращался со словами: "Я встретился с мистером Фордом, и он желает, чтобы мы сделали вот так". Я спросил у деда и выяснил, что во многих случаях Беннетт у него так и не появлялся» [Nevins, Hill, 1963, р. 256].
После смерти Эдсела Беннетт еще сильнее упрочил свое положение, убедив Генри Форда изменить завещание. В отсутствие остальных членов семьи Генри подписал дополнение, по которому управление компанией после его смерти сроком на 10 лет переходило к некоему попечительскому совету, большинство в котором составляли выдвиженцы Беннетта. Таким образом, одна из крупнейших компаний Америки, да еще в условиях военного времени,
Ford Motor Company выпускала помимо автомобилей еще и тяжелые бомбардировщики В-24 Liberator, изготовив примерно 8 500 штук, и это при общем числе 18 000 выпущенных единиц
могла в любой момент оказаться в руках случайного человека.
Читатель. Но ведь этого не случилось? Наследники Форда по-прежнему упоминаются в новостях, да и компания до сих пор не обанкротилась…
Теоретик. Более того, контроль над Ford Motors был передан фактически по наследству уже упоминавшемуся Генри Форду II, руководившему компанией с 1945 по 1980 год. Но то, каким образом это было сделано, заслуживает самого подробного рассмотрения. Как мы уже знаем, дополнение к завещанию, делавшее Беннетта главой компании на следующие 10 лет, было секретным — а следовательно, уволившийся в запас в июле 1943 года лейтенант флота Генри Форд не мог знать, с какими трудностями ему придется столкнуться в следующие два года. Однако он был полон решимости
Судя по переписке с официальными лицами компании, которую Генри II вел с начала 1943 года
разобраться в делах компании, еще недавно возглавляемой его покойным отцом, и внести свой вклад в семейное дело Фордов.
Этими качествами
Ну и, конечно же, своей фамилией
молодой Генри привлек внимание действующего директора компании, Чарльза Соренсена, работавшего на предприятиях Форда уже 38 лет.
С 1905 года, когда он устроился на завод Форда простым инженером-лекальщиком
К описываемому периоду Соренсен (как и многие другие не связанные с Беннеттом работники) потерял всякое влияние на старого Форда и подыскивал нового человека, который мог бы составить конкуренцию Беннетту. На это у него были самые серьезные основания:
Друг Соренсена из Администрации цен позвонил ему и сообщил, что Рузвельт принял окончательное решение: Генри Форд должен быть убран с поста президента третьего по величине оборонного подрядчика. Рузвельт планировал назначить вместо него своего доверенного человека [Baime, 2014, р. 536].
Вернувшись в компанию, Генри Форд-младший был сразу же избран в совет директоров (все-таки он являлся одним из немногих Фордов) и приступил к ознакомлению с делами компании, ближе познакомившись с Соренсеном. В течение следующих месяцев действующий директор убедился в серьезности намерений Генри, а также в его критическом отношении к мистеру Беннетту. После этого пришла пора действовать:
В лице Генри Соренсен провел свой последний бой. Он запланировал взять его в Вашингтон, Нью-Йорк и куда потребуется, чтобы познакомить с правящей элитой правительства, финансов и промышленности. В Нью-Йорке Соренсен представил нового Генри Форда главам крупнейших банков. Затем пара вылетела в Нью-Йорк, где Генри II смог пожать руки генералу Арнольду
Командующему ВВС США в годы войны
и генералу Джорджу Маршаллу, самому высокопоставленному военному Америки… Генри II покинул Вашингтон воодушевленным и полным сил: он стал своим среди национальной элиты [Baime, 2014, р. 536–538].
Получив такую поддержку, Генри приступил к осуществлению плана, несомненно согласованного и с Соренсеном, и в вашингтонских коридорах власти. Прежде всего он установил нормальные отношения со своим дедом,
Который, по мнению многих, своим поведением в 1940-х буквально убил Эдсела — отказываясь верить в серьезность его болезней и постоянно конфликтуя по вопросам управления компанией; так вот, Генри II не стал высказывать деду в лицо все, что о нем думает
при некоторой помощи директора компании:
Однажды Соренсен ехал с Генри в машине, и тот спросил, как они уживаются с Генри II. «Он прекрасно справляется, — ответил Соренсен. — Я испытываю к нему почти отцовские чувства. Я буду помогать ему во всем, чем только смогу» [Baime, 2014, р. 538].
Но куда весомее были другие слова Соренсена, сказанные Форду без свидетелей:
По его собственным воспоминаниям, он [Соренсен] посоветовал своему боссу незамедлительно сделать Генри II вице-президентом и предупредил, что в Вашингтоне недовольны уходом ключевых работников компании
Уволенных с подачи Беннетта с целью окружить Соренсена своими людьми — типичных ход в любой корпоративной интриге
и возникшей в связи с этим неразберихой. Возможно, это произвело какое-то впечатление на Форда, поскольку 15 декабря [1943] Генри II был избран вице-президентом [Nevins, Hill, 1963].
Разумеется, положительная характеристика от Соренсена могла вызвать подозрение — а не стал ли Генри II его человеком? Поэтому Соренсен незамедлительно сделал завершающий ход: в декабре 1943-го он попросился в отставку, и 15 января 1944 года провел свой последний рабочий день в компании. Генри II воспринял эту новость спокойно, ничем не выдав своих симпатий к опальному директору. Беннетт торжествовал — ему казалось, что теперь его власти ничто не угрожает. Но на деле он уже проиграл: у старого Форда появился еще один авторитетный советник, имя которого было «Вашингтон».
Дальнейшее развитие событий показало всю прозорливость Соренсена, выбравшего Генри II на роль будущего руководителя компании. В течение полутора лет молодой Форд терпеливо ждал подходящего момента. Каким-то образом
Никто из действующих лиц, описывавших эти события в своих мемуарах, не взял на себя роль информатора Генри; но можно предположить, что этим человеком также был Соренсен
узнав о существовании дополнения к завещанию, Генри II потребовал от Беннетта разъяснений, только когда положение компании стало критическим — после окончания Второй мировой и потери военных заказов. В сентябре 1945-го он отправил к Беннетту своего
Вообще-то не только своего: до работы в службе безопасности Форда Джон Бугае был одним из лучших офицеров ФБР, лично знал Эдгара Гувера и согласовал с ним переход на новую работу: как мы увидим далее, фраза «бывших разведчиков не бывает» относится не только к разведчикам
доверенного человека — Джона Бугаса, который потребовал передать Генри якобы имеющуюся у Беннетта копию дополнения. Беннетт ответил театральным жестом — вытащил какую-то бумагу, сжег ее на полу и сказал: «Пусть забирает пепел»; но этот жест лишь подтвердил существование той самой бумаги.
На последовавшем за этим семейном совете, в котором помимо Генри II приняли участие жена старого Форда Клара и вдова Эдсела Форда Элеонора, было решено,
Существует семейная легенда, что решающим оказался голос Элеоноры Форд, пригрозившей продать принадлежавшую ей долю в фонде Фордов — однако, на наш взгляд, ситуация вовсе не требовала столь драматических жестов, со старым Фордом и так все было ясно
что основателю компании пора уйти на покой. Одно дело — просто управлять компанией, постепенно впадая в маразм, но совсем другое — фактически лишать всю семью наследства. 21 сентября на собрании совета директоров компании Генри II был избран новым президентом вместо ушедшего на покой старого Форда.
Практик. Наша книга посвящена теории. Отдельные конкретные истории служат лишь для иллюстрации. Но если мы начинаем разбирать кейсы, то отдельные моменты начинают играть важную роль. Мы, разумеется, не можем знать, что было на том самом совете директоров, и семейная история тому подтверждение, но нельзя не отметить — он должен был быть очень хорошо подготовлен.
Теоретик. И вот тут мы подходим к самому интересному моменту всей этой истории. Что сделал молодой Форд, оказавшись у руля терпящей бедствие компании? Немедленно назначил на руководящие посты свою команду, подобранную за несколько лет работы вицепрезидентом? А вот и нет: в том же сентябре 1945 года Генри II обратился за помощью к серьезному человеку:
Когда Генри Форд, чья мать владела домом рядом с домом Ловетта,
Роберт Ловетт (1895–1986) — американский государственный деятель, один из архитекторов американской политики холодной войны, входивший в группу так называемых «мудрецов»; в 1945 году занимал должность военного секретаря по авиации — то есть и был тем самым «Вашингтоном», который вмешивался в дела компании Ford
обратился к нему в поисках подходящего человека для своей компании, Ловетт предложил ему Макнамару
Того самого Роберта Макнамару (1916–2009), ставшего позднее президентом Ford Motor Company и военным министром при Кеннеди и Джонсоне, непосредственно организовавшим войну во Вьетнаме; в 1945-м он входил в состав статистической группы при ВВС, прозванной Whiz Kids — «чудо-парнями»
[Isaacson, Thomas, 2013].
Генри II не просто принял это предложение, но взял на работу в Ford Motors всех остальных «чудо-парней» из статистической группы ВВС, обеспечивавшей учет и оптимизацию всего авиационного снабжения с 1941 по 1945 год. Группа эта была создана по прямой инициативе Ловетта и являлась его самым большим достижением в годы войны. Теперь его самые верные кадры оказались брошены на новый фронт — спасать идущую ко дну компанию молодого Форда.
Читатель. Больше похоже не на передачу компании по наследству, а на назначение того самого «доверенного лица», о котором говорил Соренсен.
Теоретик. Совершенно верно; но это еще не конец истории. Решив проблему с оперативным управлением компанией, Генри II перешел к выполнению следующей, куда более сложной задачи: превращению Ford Motors в публичную компанию. Официальной причиной для этого стали финансовые проблемы:
Генри Форд II понимал, что, оставаясь частной, его компания проиграет конкуренцию с General Motors. Огромные средства, необходимые для модернизации сборочных линий, можно было получить только путем публичного размещения акций. Единственный вопрос заключался в том, как выйти на биржу, не потеряв контроль над компанией [Isaacson, Thomas, 2013].
Но как мы уже знаем по истории Дюпонов и General Motors, диверсификация владения крупными компаниями была политической линией тогдашних правителей Америки, и Генри II, получивший компанию из их рук, должен был действовать именно в этом направлении. На подготовку почвы среди вкладчиков Ford Foundation потребовалось целых 10 лет, и к 1955 году ситуация наконец созрела. Для акционирования компании были привлечены лучшие специалисты того времени, такие как Джон Макклой
Джон Макклой (1895–1989) — американский юрист, дипломат, банкир и государственный деятель, советник пяти президентов, руководитель Chase Manhattan Bank и Ford Foundation… в общем, об этом персонаже мы еще расскажем
и Сидни Вайнберг.
Сидни Вайнберг (1891–1969) — американский юрист и банкир, глава Goldman Sachs в 1930–1969 годах, работавший в War Industries Board, где и познакомился со многими руководителями американской промышленности
Подготовленное ими IPO
Да, IPO — то есть первоначальные размещения публичных акций — бывают не только у стартапов!
1956 года стало крупнейшим за всю предыдущую историю США, сделав Goldman Sachs серьезным игроком на рынке слияний и поглощений, a Ford Motors — в полном соответствии с «политикой партии» — публичной компанией. На этом миссию наследника старого Форда в его компании можно было считать завершенной.
Читатель. Получил компанию из рук правительства, и ему же ее и отдал.
Теоретик. Грубо, но в целом правильно. Как видите, даже успешная передача семейного бизнеса по наследству не всегда является успешной передачей семейного бизнеса по наследству. Посмотрим теперь, как уживались с политикой партии оставшиеся крупные игроки — Морганы и Рокфеллеры.
Читатель. Судя по их совместному участию в делах Дюпонов, они и были той самой партией?
Теоретик. На первый взгляд именно так все и было — не случайно конспирологи всех мастей постоянно говорят о «Ротшильдах и Рокфеллерах», борющихся за мировое господство. Морганы благодаря тесному сотрудничеству с английскими банками заслужили репутацию «американской ветви Ротшильдов» — а следовательно, конспирологическая история США должна представлять собой «борьбу Морганов с Рокфеллерами». Тем интереснее посмотреть, что же происходило с Морганами на самом деле.
Начнем наш короткий рассказ с неожиданного вопроса: а кто, собственно, такие Морганы? Как мы уже знаем из кейса Рузвельта, приведенного ранее, и из «Лестницы в небо», созданная Джоном Пирпонтом Морганом финансовая империя строилась по партнерскому принципу: подчиняя своему влиянию все новые компании, «Морганы» предлагали их бывшим владельцам влиться в число акционеров. В результате влияние наследников Моргана-старшего постепенно размывалось, и к концу 1930-х фактическое руководство группой
В которую входили операционный банк JPMorgan Chase and Company, трастовая компания Morgan Guaranty Trust и инвестиционный банк Morgan Stanley
перешло к крупнейшему на тот момент партнеру Томасу Ламонту. Именно он в начале 1940-х восстанавливал разрушенные Лигой свободы контакты Морганов с правительством США.
Многолетний президент JPMorgan Chase and Company Джон «Джек» Морган-младший умер в 1943 году, передав свое кресло Томасу Ламонту, и с этого момента ни один человек с фамилией «Морган» больше не возглавлял основную компанию «Морганов». Сыновья Джека получили в наследство другие компании группы: Генри Морган
Генри Стерджис Морган (1900–1982) известен главным образом как яхтсмен и член Совета по международным отношениям
вместе с Гарольдом Стенли стал основателем инвестиционного банка Morgan Stanley, а Джуниус Морган III
Джуниус Спенсер Морган (1892–1960) известен исключительно как яхтсмен
долгое время являлся директором Morgan Guaranty Trust. Однако наиболее интересные события, происходившие с компаниями «Морганов» в 1940–1960 годах, были связаны совсем с другими людьми.
Несмотря на легенды о баснословных богатствах Морганов, послевоенное положение JPMorgan Chase and Company уместно было бы назвать балансированием на грани выживания. Потери, понесенные в годы Великой депрессии, и особенно в результате разделения кредитной деятельности и инвестиционной (после закона Гласса-Стиголла), привели к громадному сокращению активов компании. В 1940 году они составляли всего 39 млн долларов — всего вдвое больше личного состояния одного только Бернарда Баруха. В 1950-е JPMorgan Chase and Company проигрывал кампанию по привлечению вкладчиков практически всем конкурентам, заняв место в третьей десятке национальных банков. В 1953 году Джон Макклой (как президент Chase National Bank) предложил Джорджу Уитни (тогдашнему президенту JPMorgan Chase and Company) объединить оба банка, сохранив Уитни в качестве топ-менеджера. Любопытна реакция «Морганов» на это весьма великодушное предложение:
Когда Уитни обсудил это необычайно щедрое предложение со своими коллегами, то не заметил ликования. Напротив, он столкнулся с непримиримой оппозицией со стороны двух сыновей известных партнеров — Генри П. Дэвисона и Томми С. Ламонта, — которые не желали объединяться с кем бы то ни было, не говоря уже о Chase. Очевидно, они не хотели очернить культуру Морганов [Chernow, 2010].
Не лучше обстояло дело с «Морганами» и в Morgan Stanley:
После вражды с Чарли Морганом сохранилось так много остаточного гнева, что, когда младшему сыну Гарри, Джону, предложили стать партнером, было применено правило антинепотизма. (Оно было принято после того, как один партнер, зять другого известного партнера, оказался алкоголиком.) Теперь Morgan Stanley восстал против Морганов. Таким образом, Джон Адамс Морган, у которого даже был нос-луковица, как у его прадеда, оказался в черном списке. «Гарри Моргану сказали: "У тебя есть Чарли, этого достаточно"», — рассказывал бывший партнер [Chernow, 2010].
Читатель. Я вижу, куда вы клоните! Получается, что «Морганы» — это никакие не Морганы, а целая толпа самых разных партнеров, ничем не лучше акционеров любой другой компании?
Теоретик. Если бы это было так, разве стали бы мы уделять «Морганам» столько внимания? В том-то и дело, что их партнеры не были простыми акционерами (например, простые акционеры не отказываются от слияния с третьим по величине банком США). Дальнейшие события вокруг моргановских компаний говорят сами за себя.
В конце 1950-х казалось, что парад прошел мимо JPMorgan and Company и что название компании приобретет почтенный, но слегка устаревший оттенок, как это было у Ротшильда и Бэринга. Казалось, что банковская династия находится в предельном упадке… Но Генри Клей Александер, сменивший Джорджа Уитни на посту председателя в 1955 году, спас Морганов от благородного забвения [Chernow, 2010].
Как же Александеру удалось воскресить умирающий бизнес Морганов? Старым как мир способом — слиянием с другим, куда более процветающим бизнесом. Для этого Александер выбрал другую «моргановскую» компанию, Guaranty Trust. В 1950-е эта компания (созданная еще в XIX веке крупнейшими американскими магнатами) представляла собой столь же партнерскую организацию, как и JPMorgan Chase and Company (в 1950 году в совет директоров входили 24 человека, включая — сюрприз! — Томаса Ватсона, президента стремительно растущей IBM, и президента компании Coca-Cola), и, обслуживая капиталы крупнейших американских компаний, испытывала обычные внутренние трудности, связанные с диктаторскими замашками первого лица:
В конце концов чудовищное эго Кливленда спровоцировало бунт правления. Когда председатель спросил, кто мог бы заменить его, Кливленд прогремел: «Никто!» Поэтому правление начало переговоры о слиянии с Генри Александером, чтобы избавиться от Кливленда. Последней каплей стал тот факт, что Ford Motor, обеспокоенный тем, как Guaranty распоряжается своим пенсионным фондом, перевел фонд на Morgans [Chernow, 2010].
Как мы уже знаем, компания Ford к этому времени управлялась не столько Фордом, сколько вышедшими из-под крылышка генерала Ловетта «чудо-парнями» во главе с Макнамарой, и недавно была акционирована при непосредственном участии Макклоя. Передача пенсионного фонда в управление JPMorgan Chase and Company означала, что именно эта компания была выбрана реальными хозяевами Америки для осуществления своих долгосрочных планов.
Помните, что свою операцию по компании Ford они начали в 1943 году, а по Дюпонам — в 1948-м? Десять лет для этих ребят — совершенно не срок!
Поэтому всем хоть сколько-нибудь осведомленным в политических раскладах директорам Guaranty Trust было понятно, куда дует ветер. В 1957 году, получив от Александера первое предложение о слиянии, партнеры Guaranty Trust настаивали, чтобы объединенная компания называлась Guaranty Morgan. Через год, в 1958 году, они согласились на Morgan Guaranty — несмотря на то, что Guaranty Trust была вчетверо крупнее JPMorgan Chase and Company.
Пресса назвала это слияние «Ионой, проглотившим кита»
Как говорили в те годы знающие люди, Guaranty объединилась не с Морганами, Guaranty объединились с Александером.
Читатель. Да кто же он такой, этот Александер?!
Теоретик. Не правда ли, интересно? Генри Александер начал свою карьеру юристом в известной до сих пор фирме Davis and Polk,
Которая, кроме всего, осуществляла юридическую поддержку разделения JPMorgan and Company на операционный и инвестиционный банки после принятия закона Гласса-Стиголла
где познакомился с одним из ведущих ее партнеров Джоном Дэвисом.
Помимо всего прочего, основателя Совета по международным отношениям (1921), который еще не раз будет упомянут на страницах нашей книги
В ходе работы на Морганов Александер зарекомендовал себя настолько талантливым и преданным работником, что Джек Морган заявил в 1938-м: «Мне нравится этот молодой человек!»; в том же году Александер получил предложение стать партнером JPMorgan. В компании его считали протеже Томаса Ламонта и Джорджа Уитни. Уитни был хорошо знаком с президентом Эйзенхауэром, который даже приглашал его (в марте 1956 года) посоветоваться по важному политическому вопросу: оставлять ли Никсона вице-президентом;
Уитни тогда порекомендовал уволить Никсона, но это не означает, что именно Уитни и организовал Уотергейт: он умер в 1963 году
однако куда более важную роль в судьбе Александера сыграл другой человек, Рассел Леффингуэлл. Помимо руководства JPMorgan and Company в 1948 - 1950 годах, он был первым председателем Совета по международным отношениям,
С 1946 по 1953 год; до 1948-го советом руководили президенты, последним из которых с 1944 по 1946-й также был Леффингуэлл, а первым — с 1921 по 1933-й — уже знакомый нам Джон Дэвис, первый работодатель Александера
передавшим это кресло Макклою, а кроме того — соседом и личным другом небезызвестного Ловетта:
Леффингуэлл опасался скупого, карательного подхода к восстановлению Европы, напоминающего Версаль. Он, в свою очередь, предупредил Ловетта, своего друга и соседа по Локуст-Валли: «Западная Европа движется к катастрофе. Скупые на гроши и глупые на фунты, мы выдаем небольшие займы и гранты, но слишком мало и слишком поздно, сталкиваясь с кризисом то здесь, то там… в то время как мы пренебрегаем конструктивным решением проблемы восстановления Западной Европы в больших масштабах» [Chernow, 2010].
О реальной роли Ловетта в тогдашней политической и экономической жизни США можно догадаться по одному ставшему известным эпизоду. После победы на выборах 1960 года Кеннеди искал подходящего человека на пост министра финансов:
Третий по значимости после самого президента и госсекретаря
За советом по выбору кабинета он обратился к Роберту Ловетту, тогда работавшему в Brown Brothers Harriman. Ловетт предложил Джона Дж. Макклоя, Дугласа Диллона или Генри Александера на пост министра финансов [Chernow, 2010].
Министром финансов в итоге стал Диллон, так что рекомендация Ловетта не была для Кеннеди пустым звуком; и тот факт, что наравне с Макклоем Ловетт назвал Александера, многое говорит о статусе этого человека в соответствующих кругах — тех самых, что стояли за акционированием Ford.
А можно сказать, и захватили: с 1958 по 1965 год Макклой занимал должность председателя совета директоров Ford Foundation
А впрочем, только ли Ford?!
Когда в 1949 году департамент Morgan Trust совершил свою первую покупку обыкновенных акций, это расценили как нечто настолько дерзкое, что Хинтону пришлось позвонить Расселу Леффингуэллу — ну, в отпуск в Лейк-Джордж, штат Нью-Йорк, — чтобы согласовать покупку. После 1950 года изменения в налоговом законодательстве и коллективных переговорах привели к резкому росту пенсионных фондов, и большая часть этих денег потекла в коммерческие банки. После того как General Motors назначила Morgans одним из управляющих своим пенсионным фондом и разрешила инвестировать до 50 % в акции, бизнес начал процветать. «Нас создал фонд General Motors, — сказал Хинтон, — когда мы возглавляли парад, все остальные хотели нас видеть» [Chernow, 2010].
Прямо как в известном анекдоте — «тут-то мне карта и поперла». Заполучив в управление пенсионные фонды таких гигантов, как Ford и General Motors, Morgan Guaranty стремительно наращивала активы и уже к середине 1960-х вернулась в число крупнейших банков США и мира. Вот так чудесно, словно по мановению волшебной палочки, завершилась борьба за выживание некогда знаменитого банкирского дома. Имя Морганов вернуло себе былой вес, но теперь оно принадлежало не потомкам Джона Пирпонта Моргана, а всего лишь партнерской компании, получившей свое богатство из чужих рук.
Читатель. Ну вы просто камня на камне не оставляете! С ужасом думаю, что же вы сделаете с Рокфеллерами…
Теоретик. Самое время напомнить, что мы вовсе не занимаемся «разрушением мифов». Мы ищем реальную правящую элиту США, и когда какое-то семейство оказывается за ее пределами, это означает, что мы напрасно потратили время. Поэтому в наших интересах не «сделать что-нибудь» с Рокфеллерами, а определить их действительное положение в системе американской Власти 1950–1970 годов. Делать это следует с особенной аккуратностью, поскольку роль Рокфеллеров в мировой политике раздута многочисленными конспирологами до положения «властелинов мира». И нужно признать, что для этого были существенные основания:
К середине 1950-х годов… семья Рокфеллеров стала важнейшим ресурсом нации… Через Фонд Рокфеллера, Совет по международным отношениям и Республиканскую партию она была связана с высшими должностными лицами, определявшими национальную политику. Всякий раз, когда члены правящей элиты собирались для принятия судьбоносных решений… один или два ключевых лица неизбежно выбирались из исполнительных уровней институтов, в которые семья была глубоко вовлечена.
Такие люди, как Джон Макклой, Дуглас Диллон, Джеймс Форрестол, Роберт Паттерсон, Роберт Ловетт, братья Даллес и Уинтроп Олдрич, не занимали выборных должностей, но обладали властью, во многих отношениях большей и долговременной, нежели власть избранных лиц, которым они служили… сменившие их политические эксперты, такие как Уолт Ростоу, Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер… вышли из международных институтов и аналитических центров, в создании которых ключевую роль также играл Фонд Рокфеллера [Collier, 1976, р. 671].
Читатель. Ага, знакомые фамилии! Макклой, Ловетт и братья Даллесы — вот на кого они на самом деле работали!
Теоретик. Несколькими страницами ранее вы могли прочитать в аналогичной цитате, что Аллен Даллес «работал» на Дюпонов. К тому же, как мы уже убедились на примере «дюпоновского» генерального прокурора Тома Кларка, «работать на кого-то» и «быть чьим-то вассалом» — совсем не одно и то же. Действительно, через рокфеллеровские организации — прежде всего Фонд Рокфеллера, через который реализовывались основные благотворительные проекты, и Совет по международным отношениям, главным спонсором которого с конца 1930-х стал Фонд Рокфеллера, — прошли многие высокопоставленные сотрудники Белого дома. Но вопрос заключается в том, кто в этой связке — высокопоставленные политики и представители семьи Рокфеллеров — был ведущим, а кто — ведомым. Мы помним, что две не менее богатые семьи — Форды и Дюпоны — были успешно лишены единоличного контроля над принадлежавшими им корпорациями; быть может, что-то похожее произошло и с империей Рокфеллеров?
Чтобы разобраться с этим вопросом, углубимся в историю семьи Рокфеллеров и их основных организаций. Начнем с уже традиционного вопроса: а кто, собственно, такие «Рокфеллеры»? Из кого состояла эта семья и кто был ее главой в интересующие нас годы?
В начале XX века на вопрос «Кто у Рокфеллеров главный?» можно было ответить без запинки: конечно же, «титан», Джон Дэвисон Рокфеллер I (1839 года рождения), основной акционер нефтяного монополиста Standard Oil, чье состояние оценивалось в миллиард тогдашних долларов (для сравнения — федеральный бюджет США превысил 1 млрд только в военном 1917 году). Единственным мальчиком среди пятерых детей Рокфеллера I был Джон Рокфеллер II (1874 года рождения), что автоматически делало его наследником отцовской империи. Однако у старшего Рокфеллера была довольно популярная уже в те годы альтернатива: передать управление своим капиталом в руки «юристов», то есть совету специально выбранных попечителей.
И поначалу казалось, что это был бы лучший вариант. Получив доступ к отцовским деньгам, младший Рокфеллер начал свой жизненный путь с серьезной осечки. Желая быстро заработать собственные деньги, он связался с известным биржевым аферистом Давидом Ламаром, который подсказал ему «выгодное дельце» — покупку акций U.S. Leather, которые сам же ему и продал через подставных лиц. Убыток составил более миллиона
Умножаем примерно на 500, чтобы перевести в сегодняшние цены
долларов и серьезно подпортил репутацию Младшего в глазах Старшего:
F&I, Рокфеллеры оказались для общества идеальным козлом отпущения. Глава Федеральной комиссии по отношениям в промышленности Фрэнк Уолш инициировал слушания, грозившие Рокфеллерам серьезными неприятностями.
В этих условиях Младший (которому уже стукнуло 40) проявил недюжинные организаторские способности. Он сумел разыскать выдающихся людей — например, журналиста Айви Ли, будущего создателя самого понятия PR (public relation), и эксперта по трудовым спорам, будущего премьер-министра Канады Маккензи Кинга, — и привлечь их к долгосрочной кампании, акцентирующей внимание публики на благотворительной деятельности Рокфеллеров. В результате многолетних усилий слушания Уолша завершились рекомендациями по улучшениям условий труда в промышленности, а вовсе не санкциями в отношении виновных компаний, а Рокфеллеры из «баронов-разбойников» превратились в уважаемых членов общества.
Таким образом, к 1921 году фактическим главой семьи Рокфеллеров стал Джон Рокфеллер II, еще два десятилетия (пока был жив его отец) носивший короткое имя «Младший». Убедившись на критически важном примере, что правильный подбор кадров и крупные вложения в благотворительность хорошо окупаются, Младший и далее занимался главным образом расходованием поступающих в его распоряжение средств, оставив бизнес наемным управляющим. За два десятилетия он потратил на благотворительность 500 млн долларов — практически все доходы своей громадной империи.
Состояние, которое Рокфеллер-старший передал в 1921 году через систему фондов Рокфеллеру-младшему, оценивалось в 500 млн долларов; примерно такую же сумму составили совокупные доли шестерых детей Младшего при разделе имущества в 1934 году — так что никакого роста основного капитала при Рокфеллере II не было
Однако и в коммерческих делах Младший, получивший в свое время очень дорого оплаченный урок, действовал столь же тщательно и надежно. Он сумел организовать работу с акционерами, позволившую сохранить контроль над основными нефтяными компаниями при формальном владении менее 10 % акций каждой, а кроме того, провел в 1929–1933 годах блестящую операцию по захвату крупнейшего банка страны.
Таким образом, и в 1930-е Рокфеллеры оставались могущественной и сплоченной семьей под руководством реально выдающегося человека.
Фонд Рокфеллера, Chase Bank, Совет по международным отношениям — все это создал мало кому известный в наши дни набожный трезвенник Джон Рокфеллер II
В 1931 году, когда ему исполнилось всего лишь 57 лет, этот человек начал решать проблему, о которой мы уже говорили выше: проблему наследования. В отличие от Рокфеллера I, у Рокфеллера II было пятеро сыновей (и одна дочь), старшему из них к тому времени уже исполнилось 25 (тот самый возраст, когда Младший потерял на бирже свой первый миллион), и не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какие страсти по поводу папашиного наследства могут разгореться в ближайшие десятилетия.
Рокфеллер II принял решение, казавшееся на тот момент оптимальным: реальную власть, то есть наработанные контакты во всех подконтрольных организациях, передать старшему сыну, а денежное наследство — поделить между наследниками поровну.
Тем самым всякая конкуренция между сыновьями устранялась в зародыше, и они получали возможность когда-нибудь объединить свои капиталы в общесемейных проектах.
Вторая часть плана Рокфеллера сработала идеально: в течение 38 лет, с 1940 по 1977 год, его сыновья регулярно встречались на семейном совете, а затем придерживались выработанной на нем единой стратегии действий. Проблема возникла с первой частью.
Прирожденный лидер, для которого было только два мнения, его и неправильное, Нельсон Рокфеллер не собирался просиживать штаны в советах директоров. Ему нужно было лично принимать решения и лично справляться с их последствиями. Буквально на следующий год после получения свой доли наследства Нельсон ринулся в бой, переложив часть капитала своего фонда в акции венесуэльской нефтедобывающей компании. Как станет ясно из дальнейших событий, сделано это было с дальним прицелом: имперские убеждения Рузвельта не были секретом для американской элиты, и успешная деятельность на внешних рынках была простейшим способом «прийтись ко двору» в Вашингтоне.
Налаживая контакты с венесуэльскими, а заодно и со всеми латиноамериканскими кругами, Нельсон не забывал и родную страну. Он создал небольшую посредническую фирму, продававшую площади в громадном здании Рокфеллер-центра. Накопив опыт, в 1938 году он убедил Рокфеллера II, что лучше других справится с должностью директора всего центра, и стал им, оттеснив старшего брата, Джона, на второй план. В 1940 году Нельсон стал признанным лидером среди братьев. В этом же году, на фоне вступления США во Вторую мировую войну, сработал и дальний политический расчет 1935 года — как некогда Франклин Рузвельт, Нельсон Рокфеллер в 32 года вошел в узкий круг сотрудников Белого дома. Сложно сказать, подействовала ли на него какая-то свойственная этому месту магия или же пример Рузвельта, проделавшего путь от богача-аристократа к президенту-популисту, но с этого момента все помыслы Нельсона были сосредоточены на единственной цели: стать президентом США.
Тут самое время заметить, что по личным качествам Нельсон существенно отличался от Франклина. Дипломатичности и коварства, свойственных Рузвельту, у него не было и в помине, зато имелись бесстрашный напор и стремление стоять на своем до конца. Полученный за годы войны опыт и связи в Вашингтоне позволили Нельсону претендовать на лидерство уже не только среди братьев, но и в семье в целом. Джону Рокфеллеру II в 1945 году было уже за 70, как и его ближайшему соратнику, личному адвокату Томасу Дебевуа (1874–1958),
Сын которого основал в 1931 году адвокатскую фирму Debevoise and Plimpton, оборот которой сегодня приближается к 1 млрд долларов
и идея передать дела напористому и успешному Нельсону выглядела вполне логичной.
Внезапная смерть Эбби Рокфеллер, жены Рокфеллера II, в апреле 1948 года подвела окончательную черту под решением передать власть в семье. Убитый горем Младший постепенно отошел от дел, а в 1951 году передал значительную часть оставшегося состояния в Фонд братьев Рокфеллеров, повторно женился и дожил свои дни в кругу новой семьи, почти не встречаясь со своими сыновьями. Тогда, в 1947 году, он имел все основания считать, что передал дело Рокфеллеров в надежные руки: во главе семьи стоял человек, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди остальных братьев, успешно руководивший несколькими компаниями и лично знавший самого Рузвельта.
Ну а теперь, уважаемый Читатель, скажите, в чем подвох?
Читатель. В личных качествах Нельсона? Он был недостаточно дипломатичным, чтобы создать собственную властную группировку?
Теоретик. И это тоже; но, на наш взгляд, куда важнее другая проблема. Нельсон Рокфеллер получил в наследство отцовский капитал, но не отцовские связи и уж тем более не отцовское дело. Выстраивание долгоиграющих схем влияния путем привлечения талантливых людей на свою сторону под видом «благотворительности», которым долгие годы занимался Рокфеллер II, было слишком скучным для решительного и напористого Нельсона; ему требовались быстрые и зримые результаты, такие как официальные должности в правительстве, выборные должности и, в качестве высшей цели, — президентское кресло))).
Влиятельные вассалы Младшего, такие как Раймонд Фосдик и Уинтроп Олдрич, не имели никаких причин переприсягать новому сюзерену — Нельсон не понимал, как с ними работать, и не доверял им, предпочитая собственных выдвиженцев.
Формирование длительных отношений
Например, Бердсли Рамл, который де-факто привел Нельсона в Белый дом, был привлечен к работе с Рокфеллерами в 1921 году (лично Раймондом Фосдиком), а помог Нельсону — в 1939–1940 годах; вот что такое долгосрочное планирование
— пожалуй, самая сложная сфера человеческой деятельности, которой даже столь талантливый человек, как Рокфеллер II, учился несколько десятков лет.
Поэтому «старая гвардия» семьи не могла воспринимать молодого Нельсона в качестве лидера — он не понимал очевидных для любого из них вещей и не понимал, чем эти старпёры могут быть ему полезны, если не желают слушать его указаний. В итоге с 1948 года «Рокфеллеры» перестали быть единой группировкой: братья и выдвиженцы Нельсона составили одну ее часть, а «старая гвардия», самым заметным представителем которой был Уинтроп Олдрич, — другую.
Читатель. Вы так уверенно об этом пишете, будто сами там были!
Теоретик. Гораздо увереннее! Вы ведь слышали выражение «врет, как очевидец»? К делам Власти оно относится в полной мере — очевидцы, то есть непосредственные участники, как правило, хуже других понимают, что происходит. Во-первых, от них что-то зависит — а значит, все их информаторы берут поправку на «а что мне за это будет?». Во-вторых, они заинтересованы в каком-либо исходе дела — следовательно, сами хотят обманываться насчет реального положения дел. Поэтому разобраться, что происходит на самом деле (даже с «Лестницей в небо» в руках), бывает очень непросто. Лучше всего делать это через 50-100 лет после событий, когда страсти улеглись и стало понятно, кто в итоге выиграл, а кто проиграл.
Наш вывод относительно Рокфеллеров основывается на двух исторических фактах. Во-первых, Нельсону Рокфеллеру не удалось стать президентом США, несмотря на то что он потратил на решение этой задачи все свое состояние. А во-вторых, стать человеком, многие годы определявшим не только американскую, но и мировую политику, удалось его брату, Дэвиду Рокфеллеру.
Однако перед тем, как перейти к следующей странице истории семьи Рокфеллеров, зафиксируем ее состояние на начало 1950-х. Во главе семьи стоит еще молодой, крайне амбициозный Нельсон, пользующийся поддержкой братьев, но ограниченный в своих действиях «юристами», контролирующими условия расходования средств из многочисленных (более 40) фондов, которым и принадлежат де-факто все богатства семьи.
Не правда ли, похоже на ситуацию с Фордами после превращения Ford Motor Company в публичную компанию? А здесь это не «после», это исходное состояние!
Сам Нельсон пытается сделать политическую карьеру, имея целью Белый дом, — а это значит, что ни о каком контроле с его стороны за политическими решениями не может быть и речи; человека, имеющего возможность назначать президентов, вряд ли самого заинтересует эта должность.
В то же время вассалы отца Нельсона по-прежнему занимают ключевые должности в благотворительных фондах и общественных организациях, обеспечивавших работу неформальной сети влияния, созданной Джоном Рокфеллером-младшим.
Ну а теперь скажите, кто в этом раскладе кому хозяин: Рокфеллеры истеблишменту или истеблишмент — Рокфеллерам?
Читатель. Ну если все так, как вы написали, вопроса нет — пообещай Нельсону президентство, он мать родную продаст…
Теоретик. Это если считать «Рокфеллерами» Нельсона. А если считать «Рокфеллерами» вассалов Младшего?!
Читатель. Так, дайте подумать. Вассалы Джона Рокфеллера II — это ведь выходцы из его благотворительных фондов? Макклой с Ловеттом, которые Дюпонов и Фордов обрабатывали? Тогда получается, что они сами себе хозяева, потому что они и есть истеблишмент!
Теоретик. Вот именно. Начиная с 1948 года, «Рокфеллеры» по фамилии и «Рокфеллеры» по принадлежности к громадной сети влияния Младшего стали совершенно разными словами. Власть в США (да и в значительной части остального мира) осталась в руках «Рокфеллеров». Но это были уже совсем другие «Рокфеллеры».
Вот теперь мы можем рассказать историю Дэвида Рокфеллера, долгое время остававшегося в тени своего знаменитого брата.
На положении самого младшего он долгое время был любимцем семьи, от которого не ожидали никаких особенных свершений. Его даже отправили учиться в Англию, в Лондонскую школу экономики, к видному в те годы социалисту Гарольду Ласки; во время войны Дэвид окончил офицерские курсы и служил в тыловых подразделениях в Алжире и Франции, занимаясь (по собственному признанию) главным образом дегустацией местных вин.
А вот после войны жизнь Дэвида резко изменилась. В 1945 году в Париже его разыскал Уинтроп Олдрич и предложил работу в Chase, для начала — помощником менеджера в отделе международных связей. С этого дня и на протяжении следующих 36 лет жизнь Дэвида Рокфеллера была неразрывно связана с Chase Bank,
Так что даже его «Memoirs» перевели на русский как «Банкир в XX веке»
в котором он — как настоящий Рокфеллер, медленно и упорно, — прошел все ступени карьеры от рядового сотрудника до исполнительного директора. Не правда ли, это куда больше похоже на медленное выстраивание сети отношений, чем кавалерийские наскоки Нельсона?
В 1953 году, приняв назначение послом в Великобританию,
Знаковая должность в американском истеблишменте, на которую простого банкира никогда бы не позвали
Олдрич пролоббировал назначение на свое место уже знакомого нам Джона Макклоя, работавшего до того попеременно то в известных юридических фирмах, то в правительстве США и не имевшего никакого опыта руководства коммерческими банками. Однако Макклой обладал другими достоинствами, хорошо понятными Джону Рокфеллеру II и людям его круга. Таким образом, Дэвид Рокфеллер оказался в подчинении уже у второго представителя неформального круга «Рокфеллеров». А когда в связи с достижением предельного возраста (65 лет), установленного для руководителей Chase, Макклой собрался в отставку, оказалось, что самая подходящая кандидатура ему на замену — это Дэвид Рокфеллер.
Не правда ли, вся эта история выглядит как многолетняя (15 лет) подготовка «старой гвардией» своего человека, понимающего стратегию и тактику группировки и способного действовать в ее интересах без постоянных подсказок со стороны старших товарищей? А теперь угадайте, кому Джон Макклой передал в 1970 году свой пост председателя Совета по международным отношениям.
Читатель. Как, тоже Дэвиду Рокфеллеру?
Теоретик. Ну а кому же еще?! Тут требуется человек, проверенный не одним десятилетием совместной работы!
Преемник Дэвида Рокфеллера в Совете по международным отношениям, Питер Питерсон (не правда ли, сразу приходит на ум «Принцип Питера»?), готовился к этой должности те же 15 лет — с 1969 года, когда был приглашен Джоном Рокфеллером III и Джоном Макклоем в руководство Комиссии по фондам и частной благотворительности, через работу в администрации Никсона и руководство банком Lehman Brothers к должности председателя в 1985 году. По чистой случайности в том же году Питерсон основал частный инвестиционный фонд Blackstone, который сегодня является крупнейшим в мире
Читатель. Выходит, я был прав — все-таки вы и от Рокфеллеров камня на камне не оставили. Я-то думал, что это семья, правящая миром, а оказалось, что это всего лишь родственники одного из представителей американской элиты!
Теоретик. Жаль, конечно, что пришлось вас разочаровывать, но факты — упрямая вещь. Они говорят о том, что в начале 1960-х Дэвид Рокфеллер был всего лишь перспективным вассалом могущественной группировки, а глава семьи, Нельсон, и вовсе не являлся хоть сколько-нибудь значимой фигурой в американском истеблишменте. Но кто же тогда принимал ключевые решения в области внешней и внутренней политики, вылившиеся в такие события, как начало вьетнамской войны, убийство Кеннеди и импичмент Никсона?
Читатель. Замечательно. Вы 30 страниц о чем только не писали, а к ответу так и не приблизились…
Теоретик. Как раз наоборот, мы знаем уже большую часть ответа. На этих 30 страницах мы шаг за шагом выяснили, что в американской послевоенной политике обладатели личных состояний — пресловутые «миллиардеры» — уже не играли никакой роли. Правящая элита теперь состояла из других игроков, контролировавших более важные ресурсы, чем личные капиталы. Вот теперь самое время посмотреть, что это были за ресурсы и кто ими реально распоряжался. Начнем с уже привычной таблицы размеров некоторых американских организаций:
№ Î Организация Î Оборот (бюджет), 1970 год, млрд долл. Î
_ Î Федеральный бюджет США Î 195 Î
1 Î General Motors Î 24,3 Î
2 Î Exxon Mobil Î 14,9 Î
3 Î Ford Motors Î 14,8 Î
4 Î General Electric Î 8,5 Î
5 Î International Business Machines Î 7,3 Î
6 Î Chrysler Î 7,1 Î
7 Î Mobil Î 6,6 Î
8 Î Texaco Î 5,9 Î
9 Î ITT Industries Î 5,5 Î
10 Î Gulf Oil Î 5,0 Î
– Î Отношение федеральный бюджет / оборот топ-10 компаний Î 1.95 Î
Дополним ее таблицей активов крупнейших американских банков:
№ Î Банк: Активы, 1970 год, млрд долл. Î
1 Î Bank of America Î 25,6 Î
2 Î Citibank (First National Citi Bank) Î 23,1 Î
3 Î Chase Manhattan Î 22,2 Î
4 Î Manufactures Hanover Î 12,0 Î
5 Î JPMorgan Î 11,4 Î
– Î Отношение федеральный бюджет / активы топ-5 банков Î 2,06 Î
Как видите, сотни миллиардов долларов, потраченных Рузвельтом на протяжении военных лет, создали в США настоящего монстра, на много превосходящего совокупную мощь крупнейших корпораций и банков. Ситуация, когда годовой бюджет империй Рокфеллеров и Морганов был сопоставим с бюджетом всей Америки, осталась далеко в прошлом; к 1970 году крупнейшим субъектом американской экономики стало государство. Не приходится удивляться, что в этих условиях «богатейшие семьи» лишились политического влияния: в сравнении с финансовыми ресурсами государства их богатства уже почти ничего не значили.
Годы «Нового курса» превратили воротил бизнеса из «делателей президентов» в получателей государственных заказов:
Две трети из более чем 175 млрд долларов, израсходованных правительством США с июня 1940 по сентябрь 1944 года, достались всего сотне компаний. И более 50 млрд из них — всего десяти компаниям. Историк Джордж Липсиц отмечал: «Крупнейшие предприятия страны оказались главными выгодоприобретателями от крупнейшего в истории государственного проекта — перевода экономики на военные рельсы» [Selfa, 2012, р. 52].
В этих условиях ключевым ресурсом Власти стали должности в государственном аппарате,
Знакомая формулировка? Все верно — точно таким же был и ключевой ресурс в СССР 1920-х! Но вот распределялся этот ресурс в США и в СССР очень по-разному
позволяющие распоряжаться бюджетными средствами.
Практик. Вот тут нужно сделать одно важное дополнение! Самым главным источником богатств с 1944 года является вовсе не бюджет, а ФРС! Именно она способна дать в руки своих сторонников-банкиров практически любой необходимый им ресурс. Но фокус в том, что до 1944 года этот ресурс был принципиально ограничен «золотым стандартом», жесткой привязкой доллара к золоту.
Читатель. Но вы же сами объясняли, что в реальности золотой стандарт был отменен только в конце 1960-х, а формально — 15 августа 1971 года, уже при Никсоне!
Практик. Говорили. Но вы забыли, что до 1944 года доллар был внутриамериканской валютой, а после Бреттон-Вудской конференции стал международной! То есть печатать доллары внутри США было невозможно и после 1944 года, а вот давать кредиты «Западной» (а после 1988–1991 годов и мировой) экономике на восстановление (а потом под активы) стало возможно! И масштаб этих кредитов с точки зрения тех задач, которые стояли перед их получателями, был фактически неограничен!
Читатель. Простите, но тогда получается, что Рузвельт под конец жизни потерял всю свою власть?
Практик. С чего вы это взяли? Он получил серьезных конкурентов и потерял монополию на Власть, и только. К слову, именно по этой причине он перестал быть для истеблишмента незаменимым и его смерть оказалась очень кстати. Из-за чего она произошла — вопрос, к весне 1945 года победа была уже очень близка, и многие лидеры начали немножко расслабляться, тут-то их и «накрыло». У Сталина, кстати, тоже вскоре после Победы случился первый инсульт. Но есть и конспирологические версии, что Рузвельта убили. А может быть, набор новых задач, которые поставила перед ним Бреттон-Вудская конференция, серьезно ударил по здоровью пожилого президента.
Читатель. Что же получается, победа Рузвельта закончилась его поражением?
Практик.
Мы ведь уже много раз объясняли,
что борьба за Власть никогда не прекращается: даже для того, чтобы оставаться на месте, нужно быстро бежать.
И потом, не забывайте, хотя ФРС — частная структура, но ее руководство назначается с подачи президента США. Так что и тут у Рузвельта были серьезные рычаги влияния.
Хотя, конечно, потеря монополии всегда создает проблемы.
Теоретик. Вернемся к основной линии. Насколько велики были возможности, падающие в руки представителя государственного аппарата, можно понять из следующего пример:
Пожалуй, еще самого скромного из всех партнеров многочисленных финансовых операций Линдона Джонсона, сумевшего в короткие сроки обеспечить средствам всю Демократическую партию; но об этом чуть позже
В 1941 году братья Браун внесли наибольший вклад [в избирательную компанию Джонсона]… В 1946 году, когда Джонсон стал членом субкомитета Палаты представителей по бывшим японским островам, фирма Браунов получила контракт Министерства обороны на 21 млн долларов на строительство военно-морской базы на острове Гуам [Dallek, 1992, р. 64].
Так что в 1940–1970 годах правящую элиту США нужно искать уже не среди «богачей и сверхбогачей», а среди людей, обладавших возможностями распределять должности в госаппарате.
Читатель. Что-то знакомое… Должности в госаппарате? Так это же главный ресурс Власти в СССР времен Сталина!
Теоретик. Совершенно верно!
Читатель. Вы хотите сказать, что устройство Власти в США после войны ничем не отличалось от эпохи «Великого перелома»?!
Теоретик. А вот это неверно — отличалось, и еще как! Должности в Советском Союзе, которому от роду было всего несколько лет, распределял единственный орган — Секретариат ЦК. Однако ожидать, что и в Соединенных Штатах, имевших за плечами более полутора веков, с должностями все будет так же просто, было бы непростительной ошибкой. Сердце американской Власти, кадровый центр элиты, в конечном счете определявший, кем станет тот или иной перспективный политик, нужно еще поискать!
Мы знаем, что до Великой депрессии доступ к выборным должностям (сенаторов и конгрессменов) обеспечивался через деньги спонсоров и личные связи с избирателями,
Вспоминаем Рузвельта, в свои первые выборы лично объездившего весь штат и выступившего перед каждым скоплением людей больше трех человек
а назначения на номенклатурные
Мы намеренно пользуемся этим термином Восленского, чтобы подчеркнуть общность устройства механизмов Власти в столь разных странах, как СССР и США
должности, например, в президентских администрациях — принадлежностью к группировкам, «делавшим» президентов.
Это касалось и Рузвельта: все участники его кампании получили хлебные места в администрации; сколько они там продержались — это уже другой вопрос
Однако 13 лет единоличного правления Франклина Рузвельта существенно изменили правила игры: с этого момента назначения на номенклатурные должности оказались в руках самой администрации (Рузвельта и его приближенных), что открыло возможность создания властных группировок
Разумеется, разных и противостоящих друг другу, что мы вскоре увидим на реальных примерах
внутри самой исполнительной власти.
Но одной только возможности назначать на номенклатурные должности кого угодно недостаточно для образования устойчивых властных группировок.
Мы помним, что во Власть требуются не умные, а верные, причем верность вассалов нужно формировать и проверять долгие годы. Для долгосрочного контроля над госаппаратом властным группировкам требовался надежный источник кадрового резерва — какие-то организации, где можно было готовить вассалов, которым не страшно было бы доверить места сюзеренов.
Ну а теперь, вооружившись этими положениями теории Власти, мы проанализируем политическую историю США с целью разыскать не просто людей, принимавших те или иные ключевые решения, а группировки, благодаря которым эти люди получили свои должности, то есть саму возможность такие решения принимать. И начнем, как обычно, издалека, с 12 апреля 1945 года, когда президент Рузвельт, позируя личному художнику для очередного парадного портрета, вдруг пожаловался на резкую боль в затылке и потерял сознание. Через два часа с небольшим, в 15:35 по вашингтонскому времени, личный врач Рузвельта доктор Бруэн констатировал смерть.
Франклину Рузвельту к этому моменту было всего 63 года — возраст, когда мало кто из политиков задумывается не то что о смерти, но даже о выходе на пенсию. Смерть американского президента стала шоком для всего мира:
В Москве Аверелл Гарриман поехал в Кремль, чтобы сообщить эту новость Сталину. Советский лидер был ошеломлен и держал Гарримана за руку целых тридцать секунд, перед тем как предложить ему сесть [Morgan, 1985].
Но еще большим шоком она стала для рузвельтовских вассалов — ведь президент не готовил преемника и не успел отдать никаких указаний относительно будущего своей единоличной власти. В соответствии с законами США новым президентом стал Гарри Трумэн, прозванный в Вашингтоне «галантерейщиком»
Это не шутка, перед началом политической карьеры Трумэн действительно владел магазином мужской галантереи; так что в течение 81 дня, когда он был в статусе вице-президента, об американской администрации с полным основанием можно было сказать, что «галантерейщик и президент — вместе сила»
и не имевший даже высшего образования. Вице-президентом Трумэн был избран на съезде Демократической партии в 1944 году в качестве устраивавшего всех слабого кандидата. Предыдущий вице-президент, Генри Уоллес, набрал слишком большой аппаратный вес и стал угрозой для остальных рузвельтовских вассалов;
Закон Власти: преемник сюзерена продвигает своих вассалов, а не вассалов предыдущего сюзерена
поэтому на его место был выдвинут сенатор от Миссури, не имевший никакой собственной группировки.
В результате Трумэну пришлось набирать в свою администрацию знакомых из родного штата Миссури, прозванных прессой «Бандой из Миссури» и «дураками из Миссури»
Практик. И не забудем, что к апрелю 1945 года уже много месяцев действовала альтернативная Рузвельту группа банкиров, которая могла генерировать сравнимые по масштабу финансовые потоки. Пока был жив Рузвельт и работали его властные группировки, опасности для действующей власти эти банкиры не представляли. Но после его смерти…
И тем не менее властные группировки банкиров были ориентированы на чисто финансовые операции и, как мы увидим, до того момента, когда они сумели сформироваться в административно-политические и прорваться в государственную Власть, прошла еще четверть века.
Учиться работать во Власти нужно всю жизнь, и попытки взять что-то нахрапом обычно заканчиваются плохо. Типичный пример — Наполеон, который освоил один инструмент Власти, военную силу, но в других регулярно проигрывал, что и привело его к тотальному поражению.
Теоретик. Теперь рузвельтовская группировка пожинала плоды своего компромиссного решения: главную должность США с почти диктаторскими полномочиями занял человек, не имевший никаких обязательств перед старой командой. Для сохранения своего влияния и статуса во Власти теперь требовалось наладить отношения с новым сюзереном и влиться в число его вассалов; старые заслуги превратились в ничто:
Постепенно артиллерийский капитан Первой мировой начал утверждать свою власть. Когда он уведомил Джесси Джонса о кандидатуре нового председателя федерального агентства, бывший министр торговли спросил: «Президент распорядился об этом назначении перед смертью?» Трумэн ответил: «Нет, президент распорядился об этом прямо сейчас» [Isaacson, Thomas, 2013].
Наладить отношения с Трумэном было особенно сложно, потому что он оказался буквально полной противоположностью Рузвельту. Бывший президент испытывал симпатии к Сталину и к СССР, Трумэну же принадлежала знаменитая фраза: «И пусть они убивают друг друга как можно больше». Рузвельт был безукоризненно вежлив и тщательно скрывал свои мысли, Трумэн резал правду-матку и принимал решения безо всякой закулисной подготовки. Рузвельт принадлежал к старому аристократическому роду и лично знал практически каждого известного американца, Трумэн был простым парнем из Миссури и не имел другого способа составить мнение о людях, кроме как посмотреть, что они реально делают. С учетом всего этого у бывших вассалов Рузвельта было мало шансов сохранить былое влияние; ситуация благоприятствовала любой новой группировке, сумевшей показать свою полезность лично Трумэну.
Читатель. И такая группировка появилась?
Теоретик. Появилась она, разумеется, значительно раньше — ведь мы помним, что властные группировки — это прежде всего отношения взаимного доверия, вырабатывающиеся долгие годы. Речь идет о хорошо известной группе людей, прозванных «мудрецами» («wise men») и считающихся американскими историками создателями всей политики холодной войны. В нее входили уже знакомые нам юрист Джон Макклой и финансист Роберт Ловетт, старший партнер Ловетта по бизнесу миллиардер Аверелл Гарриман, юрист Дин Ачесон, а также дипломаты Джордж Кеннан
Тот самый, автор «длинной телеграммы Кеннана»
и Чарльз Болен.
Помимо прочего работавший личным переводчиком Рузвельта при его переговорах со Сталиным в Тегеране (1943) и Ялте (1945), а также написавший Маршаллу речь о «плане Маршалла»
Формироваться эта группировка начала еще в 1910-е, когда Джон Макклой и Дин Ачесон учились на юристов в одной и той же Гарвардской школе права у известного уже тогда профессора Феликса Франкфуртера.
Феликс Франкфуртер (1882–1965) — профессор права в Гарварде, личный советник Рузвельта по юридическим вопросам, с 1939 по 1962 год — член Верховного суда США
Дин Ачесон показал себя способным учеником и вошел в число молодых юристов, которым Франкфуртер оказывал покровительство.
Когда в 1933 году Рузвельт обратился к Франкфуртеру за помощью в формировании юридической команды по сопровождению «Нового курса», тот моментально предоставил десяток проверенных кандидатур, включавших, помимо Ачесона, таких на тот момент еще неизвестных лиц, как будущий декан Гарвардской школы права Джеймс Лэндис, личный советник Рузвельта Томас Коркоран и будущий «советский шпион» Элджер Хисс, о котором мы еще напишем
Макклой в ходе учебы ничем не отметился, но в 1921 году сумел устроиться на работу в одну из крупнейших юридических фирм Уолл-стрит — Cravath.
Аверелл Гарриман был в эти годы всего лишь наследником одного из богатейших людей Америки, железнодорожного магната Эдварда Гарримана, а Роберт Ловетт — сыном директора одной из его железных дорог. В 1919 году Ловетт выгодно женился на дочери банкира Джеймса Брауна, что позволило ему в 1926 году стать партнером Brown Brothers. Гарриман к этому времени успел унаследовать дело своего отца
Разумеется, не в одиночку, а вместе с братом Роландом и другими партнерами Гарримана-старшего, в числе которых следует упомянуть Прескотта Буша (1895–1972), отца небезызвестного президента США Джорджа Буша-старшего
и даже поучаствовал в концессионном бизнесе в нэповском СССР. Юридической фирмой, сопровождавшей бизнес Гарримана, была та самая Cravath, в которой работал Макклой, — и именно он принимал участие в оформлении нескольких сделок, в 1926 году оказавшись даже в совете директоров Union Pacific вместе с Гарриманом и Ловеттом. В 1929 году Макклой стал партнером Cravath, а в 1931-м Ловетт и Гарриман договорились объединить свои инвестиционные компании в Brown Brothers Harriman, который и сегодня остается одним из крупнейших частных банков в мире.
Тем временем Дин Ачесон, которого Франкфуртер продвинул в помощники члена Верховного суда США Луиса Брандейса, сделал блестящую карьеру среди вашингтонских юристов. К 1926 году он стал партнером в юридической фирме Covignton and Burling, многократно представлял дела в Верховном суде и завел многочисленные знакомства среди политиков. Одно из этих знакомств и привело Ачесона в стан «мудрецов»: он подружился с Льюисом Дугласом, конгрессменом от Аризоны в 1927–1933 годах (и попечителем Фонда Рокфеллера с 1935 года), знакомым с Макклоем еще с колледжа, а в 1930 году и вовсе с ним породнившимся (Макклой женился на сестре жены Дугласа).
На начало 1930-х будущие «мудрецы» были всего лишь одной из сотен дружеских компаний, связанных ни к чему не обязывающими отношениями личной симпатии. Для превращения в реальную силу, то есть властную группировку, друзьям требовались практические дела по захвату каких-либо чужих ресурсов. На этом поприще лучше всего показал себя Джон Макклой, провернувший мало кому известную, но совершенно фантастическую по масштабам операцию.
В сентябре 1930 года Cravath, обслуживавшая в числе прочих клиентов Bethlehem Steel, поручила Макклою тянувшееся уже больше 10 лет дело «Black Тот». Речь шла о взрыве 1916 года в порту Нью-Йорка, уничтожившем боеприпасы на многие миллионы долларов и даже повредившем статую Свободы. Bethlthem Steel утверждала, что взрыв был диверсией германских агентов (время-то военное), и требовала от Германии компенсации; Германия, естественно, отказывалась и предоставляла многочисленные свидетельства своей невиновности. Дело слушалось в совместной американо-германской комиссии по взаимным претензиям, и к 1930 году находилось на грани провала: аргументы германской стороны выглядели куда более убедительными.
Разыскать новые свидетельства о секретных операциях 14-летней давности, способные повернуть дело в пользу истца, казалось совершенно невозможным; однако, ознакомившись с материалами дела, Макклой принял твердое решение сделать это. Проиграв очередное слушание в ноябре 1930-го, он посвятил все свое время делу «Black Тот» и на протяжении следующих лет мотался по всему миру, поочередно изображая из себя то Шерлока Холмса, то Джеймса Бонда.
Сцене, когда Макклой выхватывает из кармана русского князя Нелидова ручку, стреляющую ядовитым газом, позавидовал бы и сам Ян Флеминг
К декабрю 1932 года Макклою удалось раздобыть первое документальное доказательство диверсии — шифровку, написанную лимонным соком на полях газеты, — но этого оказалось недостаточно, и очередное слушание снова закончилось решением в пользу Германии. В ответ Макклой удвоил усилия, обратившись к самому главному своему таланту, который наконец раскрылся в полной мере:
В 1935 году Макклой перебрался в Вашингтон в качестве фактического предводителя большой группы юристов и должностных лиц, объединенных делом [Black Тот]. Он продемонстрировал фантастическую способность побуждать людей к совместной работе, точно распределяя задачи и собирая в единое целое горы накопленных свидетельств. Ключевой прорыв в деле произошел, когда один из юристов обнаружил рукописную пометку на письме представителя немецкой судоходной компании, связывающую германских агентов
Агенты были известны пофамильно и давно осуждены, доказать нужно было только их причастность к конкретному взрыву
со взрывом [Isaacson, Thomas, 2013].
Успех совершенно безнадежного дела пришел к Макклою только в 1939 году, когда на очередном слушании представитель Германии попросту покинул зал заседаний, а остальные участники комиссии наконец приняли решение в пользу истцов.
Чтобы получить от Германии живые деньги, понадобилось победить во Второй мировой войне, пройти еще несколько раундов в германских судах, и — вуаля! — в 1979-м деньги и проценты были наконец заплачены. Так что жернова Истории и в самом деле мелют медленно
Но девять лет, потраченных на «Black Tom», превратили Макклоя из обычного (хотя и с хорошими знакомствами) юриста в специалиста по разведке и контрразведке, а также в человека, способного организовать неформальную сеть для решения задачи любой сложности.
Оставалось лишь поставить ему такую задачу.
Вскоре после выигрыша дела Black Тот в 1939 году, Макклой получил приглашение присоединиться еще к одному клубу. Со времен своего основания в 1921 году Совет по международным отношениям постепенно превратился в площадку для регулярных встреч внутреннего круга истеблишмента. Причина этого была совершенно ясна: по мере расширения американских интересов за рубежом влиятельные люди в финансовом секторе осознавали необходимость хорошо разбираться в международных отношениях [Isaacson, Thomas, 2013].
К тому времени совет
Организованный в 1921 году «группой юристов» (то есть Полем Краватом, непосредственным начальником Макклоя, и братьями Даллес) на основе аналитического центра Inquiry, созданного полковником Хаусом в годы Первой мировой войны для работы на правительство Вильсона
был всерьез озабочен не столько приближавшейся мировой войной, сколько официальной позицией администрации Рузвельта, все еще успешно притворявшегося «изоляционистом». Военным министром (Secretaty of War) в это время был ярый изоляционист Гарри Вудринг, поэтому ближайшей задачей совета стала его замена на своего человека. Весной-летом 1940 года совет провел сложную интригу, фактически предложив Рузвельту номинацию слабого республиканского кандидата Уэнделла Уилки в обмен на назначение военным министром республиканца Гарри Стимсона, работавшего в этой должности еще до Первой мировой. Рузвельт оценил перспективу «кабинета национального единства» и отправил Вудринга в отставку. Заняв кабинет в июле 1940 года, Стимсон пригласил в свою команду Макклоя — для начала в качество консультанта по немецкому шпионажу. Уже через полгода Макклой занял должность помощника секретаря (де-факто — первого заместителя) и взял под контроль всю военную политику США.
Роберт Ловетт пришел к работе в военном министерстве более сложным путем. Вернувшись в США осенью 1940-го, он решил
Скорее всего, не самостоятельно, а по договоренности с друзьями, обеспокоенными перспективами будущей войны
оценить способность американской промышленности к производству нужного для мировой войны количества самолетов
В 1940 году Великобритания просила у США 20 тяжелых бомбардировщиков В-17 («летающая крепость»), и эти 20 штук стали проблемой; к концу войны было произведено 12000 таких самолетов; вот Ловетт и оценивал, получится ли нарастить производство почти в тысячу раз
и проехался (за свой счет) по крупнейшим заводам. Результат поездки (как нетрудно догадаться, неутешительный) Ловетт отразил в меморандуме, который показал своему другу Форрестолу,
Тому самому, будущему министру обороны США, якобы выпрыгнувшему из окна с криками «советские танки»
тот, в свою очередь, незамедлительно переправил его Стимсону, а Стимсон столь же незамедлительно позвал Ловетта в министерство. Ловетт был настолько обеспокоен сложившейся ситуацией (с 20 самолетами в год вместо 2000 мировую войну не выиграть), что, несмотря на скептицизм в отношении госслужбы, согласился. Так Макклой и Ловетт оказались в одной команде, занимавшейся крупным проектом — созданием «арсенала демократии» (те самые 170 млрд долларов военных заказов).
Термин наряду с «Новым курсом» ставший одним из крылатых выражений Рузвельта… и придуманный в ходе одного из совещаний все тем же Макклоем
Команда другого крупного проекта — ленд-лиза (50 млрд долларов помощи союзникам США) — сложилась как бы и вовсе случайно. На фоне предвыборных дискуссий 1940 года — помогать Англии в войне с Германией или держать нейтралитет? — Дин Ачесон
Разумеется, не сам по себе, а в ходе кампании, проводившейся группой друзей Льюиса Дугласа, объединенных членством в Century Club
выступил с юридической статьей, обосновывающей право Рузвельта передавать Англии вооружения без одобрения конгресса. Статья сработала — помощь Англии была оказана, а Дин Ачесон в феврале 1941-го стал помощником госсекретаря по экономическим делам. Тогда же Аверелл Гарриман, воспользовавшись старым (еще с 1933 года) знакомством с Гарри Гопкинсом, сумел предложить Рузвельту свои услуги в качестве переговорщика с Великобританией. Когда и марта 1941 года Рузвельт подписал принятый Конгрессом Закон о ленд-лизе, Ачесон уже готов был распределять средства, заседая в Госдепе, а Гарриман — контактируя с главным на тот момент их получателем, Черчиллем.
Четверо старых знакомых оказались у руля крупнейших в истории человечества денежных потоков.
Но куда более важными факторами, обеспечившими дальнейшую сплоченность, были количество и масштаб проблем, с которыми «мудрецы» столкнулись в течение следующих четырех лет. Макклой лично принял такие решения, как интернирование всех японцев на территории США и создание стратегической военной разведки (будущего ЦРУ). Ловетт обеспечил создание «арсенала демократии» и организовал логистику ВВС США с помощью своих «чудо-парней» во главе с Макнамарой. Ачесон воплотил в жизнь программы ленд-лиза сначала для Англии, а затем и для СССР, а в 1944 году принял участие в Бреттон-Вудской конференции, заложив основы всей послевоенной мировой экономики. Наконец, Гарриман организовал реальный военный союз США и Великобритании, после чего с 1942 года обеспечивал взаимодействие с СССР, терпеливо объясняя Сталину, почему союзники так тянут со вторым фронтом. На Ялтинской конференции в феврале 1945-го вопросы послевоенного устройства мира обсуждали Рузвельт, Гарриман и Болен (с американской стороны) и Сталин, Молотов и переводчик Павлов (с советской).
Вот какая группировка предложила свои услуги только что приступившему к исполнению обязанностей президента Гарри Трумэну.
Читатель. Обалдеть! Это ж какие-то властелины мира получаются!
Теоретик. Пока еще нет; всеми своими достижения «мудрецы» были обязаны ресурсам американского государства, которые они взяли под контроль в 1940–1941 годах. Теперь же, в апреле 1945-го, для «мудрецов» наступил момент истины: способны ли они сохранить и преумножить свой контроль над ресурсами и при новом президенте?
Ответ на этот вопрос появился довольно скоро. На 23 апреля 1945 года были запланированы переговоры с Молотовым, являвшиеся прямым продолжением Ялтинской конференции. Всего за девять дней Трумэну, который не присутствовал в Ялте и даже не знал о разработке в США атомной бомбы, требовалось выработать собственное понимание американской стратегии и отстоять его в переговорах с «мистером Нет». В этом ему мог помочь только один человек, незамедлительно вылетевший из Москвы в Вашингтон на личном самолете. 19 апреля Аверелл Гарриман (не поставив в известность даже тогдашнего госсекретаря Стеттинуса) встретился с Трумэном и изложил свое представление о ситуации: СССР (нынешний союзник) после окончания войны превратится в серьезного конкурента, угрожающего захватить всю Европу. Трумэн придерживался точно такого же мнения, и Гарриман на долгие годы стал одним из его ближайших советников.
Следующей проблемой нового президента была война с Японией, которая, в отличие от Германии, еще не выглядела побежденной. Здесь на помощь Трумэну пришел уже Макклой, со свойственной ему жесткостью предложивший политику «кнута и пряника». На совещании у президента 18 июня 1945 года обсуждались планы сухопутной операции в Японии (неизбежно связанной с серьезными потерями):
Когда все уже собирали бумаги, Трумэн заметил, что Макклой держит что-то на уме. «Макклой, вы не высказались, — заметил президент. — Никто не выходит из этой комнаты, не попробовав отстоять свое мнение!» Макклой взглянул на Стимсона. «Скажите, что думаете», — потребовал госсекретарь.
«Я думаю, у нас есть альтернатива», — начал Макклой. Он обрисовал условия политического решения, в котором главным было «то, что мы позволим им выбрать собственную форму правления, включая сохранение Микадо… Я думаю, что наша моральная позиция была бы лучше, если бы мы предупредили их о бомбе» [Isaacson, Thomas, 2013]
Надо отметить, что обсуждение проходило за месяц до первого испытания атомной бомбы, поэтому Макклой, бывший по долгу службы в курсе всего «Манхэттенского проекта», понимал возможности нового оружия несколько лучше остальных
Как свидетельствуют очевидцы, это было первое упоминание об атомной бомбе в контексте ее возможного применения. И хотя все понимали, что, располагая таким оружием, отправлять на смерть американских солдат (вместо того чтобы использовать его) было как-то не очень хорошо, вслух произнести это до Макклоя никто не решался; тут требовался человек, без колебаний отправивший всех американских японцев в концентрационные лагеря.
Быстрая капитуляция Японии сделала актуальным следующий вопрос: что с послевоенной Европой? Правящая Демократическая партия и изрядная часть окружения Трумэна руководствовались в этом вопросе планом Моргентау, предусматривавшим фактическое уничтожение Германии как государства.
Демилитаризация, раздел на несколько независимых территорий, деиндустриализация, репарации и реституции — полный набор гвоздей в крышку гроба любой нации
«Мудрецы» понимали в геополитике несколько больше, чем Моргентау: уничтоженная Германия и грабящие ее соседи не смогут противостоять военной машине СССР. Требовался другой, более стратегически выгодный план.
США должны предложить масштабную экономическую помощь своим борющимся союзникам на континенте… ее цель должна заключаться в восстановлении экономики и общества в Европе, а не в «борьбе с коммунизмом». Вашингтон вложит деньги, но сам план должен исходить из Европы… Само собой разумеется, что обновленная Европа станет для США активным торговым партнером и оплотом против советских посягательств.
Идея была проста, и она подтолкнула США к тому, что Ачесон позднее назвал «одним из величайших приключений в истории» — плану Маршалла. Создателем плана был не только Кеннан; Форрестол, Ачесон, Болен, Макклой, Стимсон, Гарриман и некоторые другие, включая самого генерала Маршалла, разделяли с ним авторство. Участники этого дружеского круга говорили и думали о стратегическом плане помощи Европе с последних дней войны [Isaacson, Thomas, 2013].
Огромное влияние «мудрецов» на Трумэна было основано на реально качественных предложениях, а не только на личных связях. Все основные решения времен президентства Трумэна, особенно его второго срока,
На выборы 1948 года Трумэн шел как заведомый аутсайдер, все прогнозы прочили победу его конкуренту-республиканцу, но благодаря правильно организованной избирательной кампании (сочетавшей популизм «гражданских прав» и эскалацию панических настроений, связанных с возможной войной с СССР) сумел вырвать победу. Руководителем кампании был еще один юрист, ставший впоследствии другом Ачесона, а через 20 лет и министром обороны, — Кларк Клиффорд
принимались именно «мудрецами» — холодная война, создание НАТО, война в Корее, подготовка стратегии национальной безопасности, известной как NSC-68 (единственное, что Трумэн сделал сам, — это признание Государства Израиль, привлекшее в 1948 году на его сторону еврейских избирателей). Статус некоторых «мудрецов» был подтвержден высшими должностями в администрации: Ачесон в 1949-м стал государственным секретарем, Ловетт в 1951-м — министром обороны, Гарриман в 1946-м — министром финансов, а в 1951-м под него было создано специальное Агентство взаимной безопасности, управлявшее всеми делами в оккупированной Европе.
Однако подлинный масштаб Власти той или иной группировки определяется не местом при дворе отдельного президента, а способностью сохранить свое влияние в дальнейшем. «Мудрецы» и здесь проявили свойственную им предусмотрительность, заранее подготовив запасные аэродромы. Сразу же после войны Джон Макклой уволился с государственной службы и вернулся к работе юристом. Странное решение? Ничуть, если учесть, на кого он теперь стал работать: вместо возвращения в родную Cravath Макклой неожиданно стал старшим партнером в другой юридической фирме — Millbank-Tweed, несколько меньшей по размеру, но зато обслуживающей Chase National Bank, которым управлял небезызвестный Уинтроп Олдрич. Можно предположить, что основную помощь в этой передислокации оказал общий друг Макклоя и Ачесона — Льюис Дуглас, с 1935 года входивший (вместе с Олдричем) в число попечителей Фонда Рокфеллера и обладавший высоким статусом в Совете по международным отношениям. Обратим внимание на формулировку, с которой Джон Рокфеллер II одобрил кооптацию Макклоя:
Как Рокфеллер-младший объяснил своему личному адвокату Дебевуа: «Макклой знает очень много людей в правительственных кругах… и может получить информацию о чем угодно, не привлекая к себе внимания» [Isaacson, Thomas, 2013].
Как видите, в 1945 году Макклой был для «Рокфеллеров» просто полезным человеком; однако он очень быстро перерос статус обычного вассала. Уже в 1946 году Макклой вошел в число попечителей Фонда Рокфеллера,
Всего попечителей на тот момент было 20, включая Джона Рокфеллера III, но не лидера младшего поколения Рокфеллеров Нельсона; примечательно, что Макклой вошел сразу в исполнительный комитет фонда
в 1949-м подтянул туда своего друга Ловетта, а в 1953-м возглавил Chase Bank.
И заодно Совет по международным отношениям; вот что значит настоящий человек Власти — должности ищут его, а не он должности
Не забывали Макклоя и его друзья в администрации Трумэна — он успел поработать директором Всемирного банка (разумеется, не имея к моменту назначения никакого банковского опыта), и верховным комиссаром оккупированной Германии; однако можно предположить, что главной целью Макклоя был контроль именно над активами «Рокфеллеров»:
«Каждый республиканский кандидат в президенты с 1936 года, — с горечью заявил Тафт после своего поражения на съезде 1952 года, — был выдвинут Chase Bank!» [Collier, 1976].
К президентским выборам 1952 года «мудрецы» подошли во всеоружии. В Демократической партии Трумэн, отказавшийся идти на очередной срок, продвигал в кандидаты своего лучшего друга Гарримана. В Республиканской «рокфеллеровец» и теперь уже союзник Макклоя Олдрич активно участвовал в компании Эйзенхауэра:
Весной 1952 года Олдрич вместе с другими влиятельными бизнесменами отправился в Европу, чтобы убедить Эйзенхауэра баллотироваться в президенты от Республиканской партии. Олдрич был не единственным банкиром, поддержавшим Эйзенхауэра… глава Goldman Sachs Сидни Вайнберг… помог сформировать комитет «Граждане за Эйзенхауэра», который собрал 1,7 млн долларов… [Prins, 2014, р. 539].
Харизматический герой войны Эйзенхауэр без особых хлопот победил на выборах и планировал назначить госсекретарем своего старого знакомого Макклоя. В этот момент и выяснилось, что группировка «мудрецов», подобно поддержавшему Эйзенхауэра Олдричу, была не единственной организованной силой в американском истеблишменте.
Читатель. А вторая-то откуда взялась?! Президентская администрация, Совет по международным отношениям, правящая Демократическая партия, Chase Bank и оппозиционная Республиканская партия — всё-всё было под «мудрецами»! Разве в Америке оставались еще какие-то серьезные ресурсы для Власти?!
Теоретик. Ну разумеется оставались! Рассказывая о группировке «мудрецов», мы прошли по самому краю пропасти — вы ведь уже почти поверили, что «мудрецы» контролировали все? Именно так и рассуждают конспирологи — Рузвельт был ставленником Дюпонов, значит Америкой правят Дюпоны; Макклой работал на Рокфеллеров, значит вся власть у Рокфеллеров; Ловетт был партнером Гарримана, значит именно Гарриман настоящий хозяин земли американской. Любая связь выбранных лиц с каким-то ресурсом трактуется конспирологами как полный контроль, благодаря чему переплетение интересов сотен людей сводится к примитивным схемам «Ротшильды против Рокфеллеров».
На деле полный контроль над каким-то ресурсом — скорее исключение, чем правило. «Мудрецы» всем составом были против признания Израиля — Трумэн обошелся без их советов. Гарриман постепенно стал лучшим другом Трумэна и пользовался его полной поддержкой в Демократической партии, однако на выборы 1952-го от демократов пошел губернатор штата Иллинойс Эдлай Стивенсон. Эйзенхауэр принимал средства от Олдрича и хорошо знал Макклоя еще со времен войны,
Если быть точным, Макклой принимал Эйзенхауэра на работу, в начале 1942 года он по заданию Маршалла проверял Эйзенхауэра перед назначением в отдел военного планирования
но, когда он победил на президентских выборах, государственным секретарем в администрации стал Джон Фостер Даллес.
Чтобы понять причины подобных неожиданных событий,
Вот еще одно: Кеннеди сформировал свою администрацию практически под диктовку «мудрецов», а его все равно убили. За что?!
необходимо видеть всю картину, а не только ту ее часть, которую мы до сих пор освещали.
Практик. Это, кстати, отличный способ лжи — недоговаривать правду. Конспирологи в этом смысле и сами врут, и недопонимают реальность (поскольку часто сами верят в свои рассуждения). Но есть еще одно обстоятельство. Если у группировки большая власть в ситуации олигархической системы управления (то есть имеет место взаимодействие нескольких властных группировок, согласованное через контакты сюзеренов), то каждый из участников «олигархической консорции» должен балансировать между собственными интересами (которые, по сути, также являются интересами других участников его властной группировки) и достигнутыми договоренностями.
Если хоть раз ошибиться — собственные вассалы могут не понять замысла верховного сюзерена и начнут саботаж его указаний (а у высокопоставленного вассала для этого есть все возможности, и разоблачить его практически невозможно). Ну а если пойти на поводу у своих вассалов, то не поймут партнеры по «консорции». И чем больше ресурсов у такой группы, тем труднее удержать этот баланс! Особенно если учесть, что нужно вводить новых участников — и для контроля за новыми ресурсами, и для замены выбывающих по разным причинам членов.
Теоретик. Поэтому продолжим наш исторический обзор, воспользовавшись некоторыми ключевыми событиями для поиска альтернативных центров американской Власти. И начнем его, как обычно, издалека: с ситуации, сложившейся в рузвельтовские годы в правящей Демократической партии:
Большинство кандидатов [в Палату представителей] в 1940 году могли провести успешную кампанию менее чем за 5000 долларов. В крупных городах, таких как Нью-Йорк, стоимость была выше, но во многих местах по стране хватило бы и 2000 долларов. Тем не менее найти 2000 долларов для большинства демократов из Палаты представителей было непросто. Традиционно партия получала средства от крупных компаний, поддерживавших выборы президента и Конгресса. Но введение прогрессивного налога, налогов на дарение и наследство в 1930-е годы сократило число спонсоров, а закон Хетча 1940 года ограничил объем средств от одного лица 5000 долларов. Республиканцы решили эту проблему, наняв профессиональных сборщиков пожертвований, и создали подушку безопасности к выборам 1940 года. У демократов сбор средств проходил практически стихийно, деньги собирали разные лица, действовавшие независимо от Национального комитета партии [Dallek, 1992, р. 41].
Как мы уже знаем из главы про Рузвельта, даже на пике его «диктаторского» правления Демократическая партия оставалась партией отдельных демократов, то есть сенаторов, конгрессменов и губернаторов, имевших собственное мнение насчет предлагаемых Рузвельтом законов. Даже в годы войны демократы не отличались единством (Трумэн был выбран вице-президентом вопреки желанию Рузвельта), а уж после победы и вовсе пошли вразнос. В 1946 году демократы
Со своими 2000-долларовыми кандидатами
проиграли выборы в Конгресс, впервые с 1932 года лишившись большинства в обеих палатах. На президентских выборах 1948 года Демпартия раскололась сразу на три части — из нее ушли как левые либералы, восстановившие Прогрессивную партию под предводительством Уоллеса, так и южные консерваторы, создавшие Демократическую партию прав штатов («диксикраты»). На съезде 1952 года за номинацию в президенты боролись три равнозначных кандидата — сенаторы Кефауэр и Рассел и губернатор Стивенсон; авторитет Трумэна к этому времени упал настолько, что его протеже Гарриман не вошел даже в первую тройку.
Практик. Это как раз к вопросу об интересах вассалов: сюзерен не может идти на «верхние» договоренности, если они сильно зажимают интересы его главных вассалов (напомню, Стив Джобс в истории, описанной нами в начале «Лестницы в небо», уже не был сюзереном для части своих бывших вассалов, даже если сам это понимал не до конца). Собственно, главной проблемой «мудрецов» после смерти Рузвельта стало то, что они не сумели удержать своих же вассалов от борьбы за права. И пришлось на время (президентства Эйзенхауэра) отойти в тень и консолидировать свои властные группировки.
Теоретик. Подобная раздробленность в значительной степени поддерживалась правящим статусом Демократической партии. Идеология «Нового курса», четырежды приведшая к победе Рузвельта, долгие годы сохраняла популярность среди избирателей, выгодно отличаясь от твердолобой позиции республиканцев (сокращение налогов, бюджета, а значит, и социальных программ, с которых кормилась критическая масса избирателей). В результате для победы на местных выборах достаточно было просто быть демократом и суметь самостоятельно собрать средства; роль Национального комитета сводилась к организации президентских кампаний.
Читатель. Получается, что этот громадный ресурс так никто и не прибрал к рукам?
Теоретик. На начало 1950-х — никто, но ситуация вскоре изменилась. Уже знакомый нам по первой книге Линдон Джонсон, начавший свою политическую карьеру с помощника конгрессмена в 1919 году, в 1937-м сам стал конгрессменом от Техаса, а в 1949-м — выиграл выборы в Сенат. Имея за плечами 30 лет опыта политических интриг, он начал объединять сенаторов-демократов под своим неформальным руководством, действуя в точности, как написано в «Лестнице в небо»:
На самом деле, конечно, это «Лестница в небо» написана на основе опыта таких людей, как Линдон Джонсон, а не наоборот, но ради красного словца…
Джонсон «формировал развернутый мысленный портрет каждого сенатора: его сильные и слабые стороны; его место в политическом раскладе; его устремления в Сенате и за его пределами; насколько далеко его можно продвинуть и какими средствами; насколько он любит выпить; как он относится к своей жене и семье и, самое важное, как он относится к самому себе [Dallek, 1992, р. 88].
В 1953 году (пока еще — в республиканском Сенате) Джонсон стал уже и формальным лидером — сначала сенатского меньшинства, а затем, когда демократы в очередной раз вернули себе Сенат, и большинства. Заняв пост лидера сенатского большинства, Джонсон взял на работу толкового секретаря, Роберта Бейкера, обучив его всем навыкам Власти:
Если ты хочешь знать, что происходит, ты звонишь Бобби. У него весь расклад голосов. Он знает, кто пьян, кого нет в городе, кто с кем спит. Он знает, кто против законопроекта, почему и как его можно переубедить. Вот что такое Бобби!.. Бобби нравился [сенаторам], потому что он был полезен, очень полезен. Он давал информацию… он мог раздобыть деньги для избирательных кампаний… Он считал голоса — он реально считал голоса!.. Самая важная часть работы Джонсона заключалась в разведке, о масштабе и эффективности которой ЦРУ не могло и мечтать [Dallek, 1992, р. 89–90].
С этого момента и на ближайшие восемь лет судьба всех законопроектов в США решалась в кабинете Линдона Джонсона. Однако даже будучи «хозяином Сената», он не контролировал всю Демократическую партию, и на внутрипартийных выборах 1960 года уступил Джону Кеннеди.
Полный контроль над Демократической партией удалось установить только следующему поколению людей Власти, выдвинувшему президента Клинтона и консолидировавшему партию вокруг «клинтонитов»
Читатель. А что происходило с республиканцами? Неужели у них тоже не все решалось в Chase Bank?!
Теоретик. Вопрос риторический, не правда ли? Катастрофический провал республиканцев на выборах 1936 года оттолкнул от них большую часть спонсоров, но ничуть не изменил образ мышления республиканских политиков. Они по-прежнему следовали консервативной политике (меньше налогов, меньше социальных и военных расходов), воплощенной в фигуре «мистера республиканца» — сенатора Роберта Тафта. Сын президента США Уильяма Тафта
Как видите, политические династии в США начались задолго до Бушей!
Роберт прошел по всем ступенькам карьеры американского политика — от депутата законодательного собрания штата Огайо (1921 год) до сенатора того же штата (1939 год). Начиная с 1940-го Тафт постоянно входил в первую тройку республиканских кандидатов в президенты, а к 1947-му стал признанным лидером партии, возглавив ее Политсовет (Senate Republican Policy Committee).
Читатель. Но почему этот Тафт так ни разу и не вышел в финал президентской гонки? Четыре цикла подряд — и каждый раз вместо него выдвигался кто-то другой?
Теоретик. Ровно потому же, почему и Джонсон смог стать президентом только через труп Кеннеди: против первого человека в олигархической партии объединяются все остальные. В 1940 году, как мы уже отмечали, в президенты был выдвинут малоизвестный (и сразу же исчезнувший с политической арены) Уэнделл Уилки. А в следующем цикле республиканцы предпочли в качестве кандидата новоиспеченного губернатора Нью-Йорка Томаса Дьюи, легендарного прокурора, разгромившего нью-йоркскую мафию и посадившего директора Нью-Йоркской фондовой биржи Ричарда Уитни. Новое лицо партии (борец с преступностью вместо ставленников большого бизнеса) улучшило имидж республиканцев настолько, что на промежуточных выборах в 1946 году им удалось завоевать большинство в обеих палатах Конгресса.
Однако выборы 1948 года, на которых победа Дьюи считалась практически гарантированной, обернулись для республиканцев полным провалом. Президентом остался Трумэн, демократы вернули себе большинство в обеих палатах, и виной тому была невнятная политическая программа Дьюи, стремившегося не растерять электорального преимущества (13 % на начало 1948 года). Для реального успеха на выборах республиканцам требовался либо харизматический кандидат, либо новая политическая идея, способная заинтересовать избирателей.
Читатель. И что же они придумали?
Теоретик. А вот тут мы сделаем паузу, чтобы напомнить: мы анализируем не сами «политические формулы» властных группировок, создаваемые для привлечения на свою сторону широких масс, а ищем людей, стоящих за их созданием и применением. Как показывает опыт, такой поиск лучше вести в обратном порядке, «разматывая» предысторию ключевого исторического события. В нашем случае таким событием является назначение госсекретарем США Фостера Даллеса — вместо напрашивавшегося (в прямом и переносном смыслах) на эту должность Джона Макклоя. Почему Эйзенхауэр выбрал человека, не занимавшего значимых позиций ни в Республиканской партии, ни в могущественной группировке «мудрецов», и с которым сам был знаком меньше года?
Фостер стремился установить [с Эйзенхауэром] личный контакт. Он организовал себе выступление с речью в Париже, где Эйзенхауэр был Верховным главнокомандующим союзных войск.
Это событие произошло никак не раньше 2 апреля 1951 года, когда Эйзенхауэр и был назначен Верховным главнокомандующим в Европе; статья в Life вышла в мае 1952-го, так что скорее всего визит состоялся в марте- апреле того же года — то есть к моменту назначения Эйзенхауэр лично знал Фостера меньше года
Между ними состоялось два обстоятельных разговора, и Фостер оставил генералу рукопись своей статьи для журнала Life под названием «Политика смелости». Он обвинял демократов в недостаточности «политики сдерживания» коммунизма и обещал, что республиканцы перейдут в наступление — освободят «порабощенные нации» и сокрушат «коммунистических марионеток» по всему миру [Kinzer, 2013, р. 249].
Программа, конечно, впечатляющая, но достаточно ли обещаний сокрушить коммунизм для того, чтобы сразу же стать госсекретарем США? Разумеется, нет; подлинные причины назначения Даллеса нужно искать в его предшествующей биографии. Как и многие герои нашей истории, он начал свою карьеру простым клерком в Sullivan and Cromwell, крупнейшей на тот момент (1911 год) юридической фирме США. Фирма занималась главным образом международными контрактами, так что Фостеру пришлось поездить по разным странам; наработанные почти за 10 лет связи воплотились в должность советника при американской делегации на Версальской мирной конференции 1918 года.
По возвращении в Нью-Йорк Фостер получил повышение до партнера Sullivan and Cromwell (работавший в той же фирме брат Фостера, Аллен Даллес, стал партнером только в 1930-м). Контакты в окружении президента Вильсона позволили Фостеру войти в число его советников, а в 1921 году — и в число основателей Совета по международным отношениям наряду с его тогдашним лидером (бывшим госсекретарем Теодора Рузвельта) Элиу Рутом и первым президентом совета Норманом Дэвисом. Фостер сразу же включился в работу: в первом же номере журнала Foreign Affairs (печатного органа совета) были опубликованы статьи Элиу Рута и Фостера Даллеса.
Читатель. Вот это номер! Я думал, что совет был рокфеллеровским с самого начала, а оказывается, его организовали совсем другие люди?
Теоретик. Похоже на то. Совет организовывали те же люди, что работали с полковником Хаусом в его Inquiry, а устойчивые отношения между Хаусом и Олдричем сложились только в 1932 году. Любопытно, что в состав попечителей Фонда Рокфеллера Олдрич и наш герой Фостер Даллес вошли в одном и том же 1935 году — так что еще неизвестно, совет в те годы стал «рокфеллеровским» или же рокфеллеровский фонд — «советским». Но не будем ударяться в конспирологию — мы помним, что властные группировки характеризуются прежде всего совместной деятельностью, а не просиживанием штанов в одних и тех же совещательных органах.
В любом случае, к началу 1940-х Фостер Даллес был уважаемым человеком, совладельцем крупнейшей юридической фирмы, признанным экспертом по международным отношениям, обладавшим, пожалуй, наиболее обширными связями из всех упоминавшихся в этой главе персонажей. Тот факт, что его фамилия до сих пор ни разу не всплывала в нашем рассказе, связан со спецификой довоенной деятельности Фостера — он главным образом занимался международными делами. Ситуация резко изменилась, когда с началом Второй мировой войны Фостеру пришлось вернуться в США
Фостер до последнего работал с многочисленными германскими клиентами, игнорируя приход Гитлера к власти, и отказался от этих контрактов только под согласованным давлением остальных партнеров
и обратить внимание на внутреннюю политику:
Фостер поставил на поток подготовку статей… Деловые круги разыскивали его для выступлений. Он проявил себя как внешнеполитический эксперт и уверенно двигался к политической известности. Его интерес к Республиканской партии усугубился благодаря знакомству с Томасом Дьюи, многообещающим юристом, которого он пытался нанять в качестве адвоката для Sullivan and Cromwell. Вместо этого Дьюи решил баллотироваться на пост окружного прокурора и был избран… В 1938 году Дьюи стал республиканским кандидатом в губернаторы штата Нью-Йорк, и, несмотря на поражение, кампания сделала его восходящей звездой в партии. Фостер стал ментором Дьюи в вопросах внешней политики и тем самым нашел для себя мощный канал политического влияния [Kinzer, 2013, р. 139].
Вот это уже больше похоже на группировку — богатый и влиятельный человек берет «под крыло» восходящую звезду Республиканской партии. Перед кампанией 1952 года у республиканцев было два явных лидера — Тафт и Дьюи; почему же последний не стал выдвигать свою кандидатуру? Обратимся к периоду, предшествовавшему выдвижению Эйзенхауэра:
Он [Эйзенхауэр] находился под растущим давлением либералов-республиканцев… Генри Кэбот Лодж-младший, сенатор от Массачусетса, возглавил группу республиканцев-интернационалистов, которые организовали кампанию в поддержку Айка в Новой Англии. Начали появляться первые значки «I like Ike». В то же время губернатор Нью-Йорка Томас Дьюи, который был побит Трумэном в 1948 году, умолял Айка спасти Америку «от попадания в ад в сумке с патерналистско-социалистической диктатурой» [Kinzer, 2013, р. 139].
«Умолял» от лица второго, а то и первого человека в партии (губернатора крупнейшего штата и протеже Фостера Даллеса) — звучит достаточно иронично. Можно предположить, что Дьюи предложил Эйзенхауэру идти в президенты вместо себя — с использованием всего накопленного за две предыдущие попытки политического капитала. А впрочем, только ли политического?
По рекомендации Сидни Вайнберга, крупнейшего спонсора движения «Граждане за Эйзенхауэра», Клей предложил Айку назначить кливлендского промышленника Джорджа Хамфри министром финансов. Клей, который знал Хамфри, подтвердил, что тот был безупречным республиканцем-консерватором и имел репутацию исключительно умного человека. Эйзенхауэр назначил Хамфри, даже не встречаясь с ним [Perret, 2000].
Получается, что вовсе не Олдрич, а Вайнберг являлся самым влиятельным спонсором Эйзенхауэра (раз его рекомендации тот выполнял, даже не встречаясь с рекомендуемыми)?! Что же это был за человек и какую роль он играл в политических раскладах 1950-х? Как вы, наверное, уже привыкли, персонажи нашей истории бывают либо юристами, либо банкирами; Сидни Вайнберг — как раз второй случай. В 1907 году 16-летний Сидни устроился на работу в один из старейших американских банков, Goldman Sachs, простым клерком за 3 доллара в неделю. Через 20 лет, в 1927 году, он стал партнером банка и занялся формированием инвестиционного подразделения — Goldman Sachs Trading Corp., занимавшегося не только скупкой акций, но и созданием трастовых фондов, собирающих для этого денежки с граждан. В 1930 году эту инвестиционную деятельность ждал полный крах (вместе со всей фондовой биржей), в результате чего Вайнберг получил повышение — стал старшим партнером банка.
Читатель. Очень интересно; этот Вайнберг что, был родственником Голдмана или Сакса?
Теоретик. Вовсе нет, повышение он получил вполне заслуженно. Помните Давида Ламара, продавшего Рокфеллеру-младшему ничего не стоившие акции за миллион долларов? Для инвестиционного бизнеса Goldman Sachs миллион был разменной монетой:
Золотым веком Goldman Sachs стали 11 месяцев, начавшиеся 4 декабря 1928 года. В этот день была образована Goldman Sachs Trading Corporation. Это был инвестиционный траст с единственной функцией — покупкой акций других компаний; было выпущено акций на 100 млн долларов, из которых 90 % — проданы населению… В феврале Торговая корпорация была объединена с Корпорацией финансовых и промышленных акций, еще одним фондом; суммарные активы составили 235 млн долларов. В июле объединенная корпорация создала дочернюю Shenandoah Corporation, выпустившую привилегированные и обычные акции на сумму 102,3 млн долларов, также пошедшие на покупку сторонних акций… В августе Shenandoah основала Blue Ridge Corporation — для сбора 142 млн долларов. Несколькими днями позже Торговая корпорация провела дополнительную эмиссию акций на 71,4 млн долларов [Galbraith, 1977, р. 208].
Меньше чем за год дочерние фирмы Goldman Sachs позаимствовали у американских граждан 550 млн тогдашних долларов (для сравнения — это больше, чем Рокфеллер-младший потратил на благотворительность за всю свою жизнь), — и оставили их с обесценившимися после краха 1929 года акциями обанкротившихся компаний. Вырученные миллионы растворились в финансовой системе Уолл-стрит, и часть их, судя по выросшему статусу Вайнберга, успешно прилипла к рукам владельцев самого Goldman Sachs.
Руководителем этой масштабной экспроприации — директором Shenandoah и Blue Ridge — был Джон Фостер Даллес. Более чувствительный человек на его месте мог бы усомниться, но Даллес сохранил непоколебимую веру в капиталистическую систему [Galbraith, 1977, р. 208].
Один из обманутых вкладчиков, Уильям Марко, судился с руководством Blue Ridge
Процесс «Марко против Даллеса», сохранившийся в опубликованных документах Минюста США
до 1959 года; поскольку против него работала крупнейшая юридическая фирма США, результат процесса был вполне предсказуем. Но нас интересует не «грабительская сущность капитализма», ради разоблачения которой Гэлбрейт вспомнил эту историю, а несомненный факт тесного партнерства Вайнберга и Фостера Даллеса еще в 1930-е.
Коль скоро Фостер Даллес не просто знал Вайнберга, а прокрутил совместно с ним сотни миллионов долларов (и даже отвечал за это в суде), представляется весьма сомнительным, что они, не сговариваясь, решили поддержать Эйзенхауэра. Куда более вероятным выглядит другой сценарий: Дьюи совместно с Даллесом решили выдвинуть более проходного, но полностью своего кандидата в президенты и сформировали под эту операцию мощную группу поддержки. Фостер привлек друзей-банкиров (Олдрича и Вайнберга), Дьюи обеспечил поддержку либерального крыла Республиканской партии (включая сенатора Лоджа). Косвенное подтверждение этому мы находим в биографии еще одного приближенного Эйзенхауэра, Габриэля Хауге:
Хауге был ведущим спичрайтером Айка в 1952-м и его главным экономическим советником с 1953 по 1958 год. Влияние Хауге проявлялось не только в экономической политике, но и в чеканных формулировках, принадлежавших его авторству [Prins, 2014].
Перед тем как попасть в администрацию Эйзенхауэра, Хауге работал советником Дьюи в кампании 1948 года, а после отставки — перешел с академической работы (он был профессором экономики в Принстоне) в финансовую сферу, устроившись в Manufactures Trust Company, где сделал предсказуемую карьеру, дослужившись к 1970-му до председателя совета директоров. Но куда более весомым свидетельством реального влияния Дьюи на решения Эйзенхауэра является история выбора кандидата в вице-президенты, которым стал — вы, наверное, уже и забыли такого? — наш главный герой, Ричард Никсон:
Браунелл принес список сторонникам Эйзенхауэра, собравшимся в прокуренной комнате в Conrad Hilton Hotel. Он не стал оглашать список, предоставив группе под председательством губернатора Дьюи отобрать собственных кандидатов. Первым упомянули Тафта и сразу же забраковали; следующим стал сенатор Эверетт Дирксен из Иллинойса, но его выступление на съезде с нападками на Дьюи исключило и его. Разговор постепенно перешел на Никсона; он был молод, харизматичен, родом с Запада, и заслужил восхищение тем, как выставил Элджера Хисса коммунистическим шпионом. Менее чем через два часа группа согласилась, что именно он должен стать кандидатом в вице-президенты. Браунелл позвонил Айку, который принял рекомендацию [Gellman, 2015, р. 69].
Как видите, мнение Эйзенхауэра по кадровым вопросам сводилось всего лишь к праву вето — он мог отвергать кандидатов, но их самих подбирала команда. Таким образом, вместе с Эйзенхауэром к Власти в США пришла существовавшая более 10 лет группировка, лидером которой (а может быть, уже и сюзереном) был Джон Фостер Даллес. Вот теперь мы наконец понимаем, почему именно он стал государственным секретарем и почему во всех биографических книгах этот выбор выглядит крайне слабо мотивированным. Фостер Даллес был совершенно не заинтересован раскрывать истинный масштаб своего влияния.
Впрочем, отчасти этот масштаб можно понять из названий американских аэропортов: аэропорт имени Даллеса находится в столице США, Вашингтоне, а аэропорт имени Кеннеди — в столице штата Нью-Йорк
Читатель. Вот это номер! Выходит, что кроме «мудрецов» в США и в самом деле была еще одна правящая группировка?!
Теоретик. Пока что нет. Чтобы стать правящей, группировке недостаточно привести к Власти своего президента; реальную Власть дает только контроль над несколькими ключевыми ресурсами. Но прежде чем идти дальше, давайте рассмотрим, как вообще живут и умирают властные группировки.
