Люди Власти. ГЛАВА 9 РИЧАРД НИКСОН. ПАДЕНИЕ

 

Теоретик. В отличие от Сталина и Рузвельта, Никсон мечтал всего лишь стать президентом; и когда эта мечта исполнилась, ему, по большому счету, теперь хотелось только одного — оставаться президентом как можно дольше.

Не случайно в культовом комиксе Watchmen, вышедшем в 1986 году, президентом альтернативных США 1985 года является именно Никсон, только что выбранный на пятый срок

Читатель. Только и всего? А как же Вьетнам, разрядка, сближение с Китаем и мир во всем мире?

Теоретик. Тоже неплохо, но лучше все это делать прямо перед выборами, как заметил в уже приведенной нами цитате Генри Киссинджер. Победив на выборах 1968 года, Никсон принял вполне логичное решение: строить свою политику так, чтобы победить и в 1972-м. А для этого нужно было решать проблемы, заботившие, с точки зрения Никсона, большинство американцев: Вьетнам, расовые проблемы и социальное обеспечение.

Никсон редко интересовался внутренней политикой, за исключением радикальных реформ социального обеспечения и завершения десе грегации. Рутинные домашние дела он называл «постройкой нужников в Пеории», выбрав небольшой город в Иллинойсе в качестве символа провинциальной Америки [Black, 2007, р. 580].

Такой подход к исполнению президентских обязанностей вызвал у спонсоров сначала удивление, а затем и явное разочарование:

В начале правления (встреча состоялась 9 декабря 1969 года администрации Никсона) Макклой пригласил Дэвида Рокфеллера и ряд его клиентов из нефтяных компаний встретиться с новым президентом. Руководители нефтяных компаний… внесли большой вклад в [предвыборную] кампанию Никсона и ожидали, что его администрация будет защищать их интересы. Макклой проинформировал президента и Киссинджера о своих беседах с Насером, 

Чуть выше мы цитировали по этому поводу Рокфеллера, приписавшего переговоры с Насером исключительно собственным заслугам; на деле, конечно, вес Макклоя в те годы был куда больше, не случайно именно он позвал Рокфеллера к Никсону, а не наоборот

а нефтяники призвали Никсона выступить с крупной инициативой по достижению всеобъемлющего мирного урегулирования на Ближнем Востоке… Никсон, казалось, симпатизировал этой идее, похваставшись, что он как раз тот президент, который не обязан своим избранием евреям. Но никаких инициатив не появилось, и позже [директор Mobil] Уорнер жаловался: «…мы чувствовали, что с таким же успехом можем поговорить со стеной» [Isaacson, Thomas, 2013].

В изложении Дэвида Рокфеллера попытка склонить Никсона к урегулированию ситуации на Ближнем Востоке выглядела еще более неудачной:

Кто-то в Белом доме осуществил утечку информации о факте нашей встречи с Никсоном. Тед Шульц сообщил об этом на первой странице The New York Times… по его мнению, именно экономические эгоистические интересы заставили нас призвать президента… занять «проарабскую» позицию… на меня и Chase хлынула мощная волна критики. Возникшая полемика уничтожила все шансы на проведение более сбалансированной политики в отношении Ближнего Востока [Rockefeller, 2003].

Общую атмосферу, сложившуюся среди «спонсоров» в первый год президентства Никсона, хорошо выразил в своих мемуарах Барри Голдуотер:

Который, как мы уже видели, являлся публичным лицом группировки, но не ее вассалом и обладал определенной свободой в высказываниях

16 февраля 1969 года… я записал в своем дневнике: «Я три дня пытался попасть на прием к президенту Никсону. Я начинаю бояться, что вокруг него построена стена. Никсон неоднократно говорил мне, что если я чего-нибудь от него хочу, все, что мне нужно сделать — это попросить» [Goldwater, 1979, р. 634].

24 марта 1970… я записал там же: «С августа прошлого года я не то что не разговаривал — даже не виделся с президентом. Он становится все более и более недоступным. Осознает он это или нет, но вокруг него построена очень эффективная оболочка»…

18 декабря 1971 года я встретился с вице-президентом Агню в его офисе… Он сказал кое-что, что меня поразило: «Я знаю президента сегодня не лучше, чем когда он попросил меня вместе идти на выборы. Президент мне никогда не звонит. Я получаю сообщения от третьих лиц» [Goldwater, 1979, р. 635].

Если Никсон так обращался с лидером консервативного крыла республиканцев, от которого он, собственно, и был выдвинут в президенты — то можно себе представить, каковы были перспективы у просьб и пожеланий совсем уж посторонних лиц, вроде Макклоя и Рокфеллера. Еще один представитель «мудрецов», Гарриман, ничего другого от Никсона и не ожидал, заявив перед выборами 1968 года:

«Вы знаете, как сильно я желаю почетного мира [во Вьетнаме], — сказал он Нику Катценбаху (речь шла о прекращении войны во Вьетнаме на любых условиях)

 — Но позвольте мне сказать одну вещь: Вьетнам — ничто по сравнению с избранием Ричарда Никсона президентом Соединенных Штатов» [Isaacson, Thomas, 2013].

Как видите, Вьетнам вовсе не был «священной коровой» «мудрецов», и к 1968 году они осознали бесперспективность продолжения войны.

А точнее, осознали куда более выгодные перспективы от заключения мира

 Еще один «мудрец», Ачесон, приглашенный Джонсоном в качестве советника по вьетнамской проблеме, потратил две недели на анализ запрошенной секретной информации и выдал шокировавший всех «ястребов» результат:

«Настоящий вопрос, — сообщил Ачесон, — заключается в том, смогут ли южновьетнамцы стать достаточно сильными, чтобы вести войну самостоятельно. Если нет, придется искать способ вывести войска… Переговоры бесполезны: Ханой не интересует ничего меньше, чем полный контроль над Южным Вьетнамом» [Isaacson, Thomas, 2013].

Как показал дальнейший ход событий («вьетнамизация» войны, вывод войск на условиях почетного бегства и быстрая победа Севера над Югом после ухода американцев), анализ Ачесона был безупречен и представлял собой оптимальный план действий для любого будущего правительства. Поэтому говорить о личных заслугах Никсона, «принесшего Америке мир», было бы не совсем корректно: план этого мира был составлен истеблишментом довольно давно.

Итак, уже к концу 1969 года Никсон стал практически недоступен для самой могущественной властной группировки Америки и больше не воспринимался ею как надежный партнер. В странах, где регулярно происходит смена первых лиц государства, такая ситуация не является критической — следующие выборы всего через три года, а до тех пор решать проблемы можно и с нелояльным президентом, средствами «глубинного государства». Однако в случае с Никсоном ситуация со следующими выборами выглядела довольно проблематично, ведь он твердо решил победить в 1972-м. Более того, Никсон располагал для этого более чем достаточными средствами — президентской властью, поддержкой влиятельных друзей по «даллесовской» группировке, отличным пониманием психологии рядовых избирателей и двадцатилетним опытом политических интриг.

Начав 1969 год с рейтингом на уровне 50 %, Никсон прежде всего занялся проблемой Вьетнама. 18 марта 1969 года он пригласил к себе Ачесона и выслушал уже известные нам рекомендации — «вьетнамизация» и сведение войны к почетному миру. 

В тот же день президент отдал приказ о начале секретных бомбардировок территории Камбоджи 

Фактически давно уже ставшей территорией Северного Вьетнама, поскольку вооруженных вьетконговцев вдоль «тропы Хо Ши Мина» было куда больше, чем камбоджийских солдат

 — с целью усилить позицию на будущих мирных переговорах. Для понимания дальнейших событий важно знать способ, которым Никсон управлял своими подчиненными:

Метод Никсона был в чистом виде «разделяй и властвуй»… Айку[579] нужна была команда хорошо информированных людей, которые понимали проблемы друг друга и вместе работали над их решением. Никсон разделил знания и власть, противопоставив сотрудников друг другу… Никсону нужно было доказывать свое право на власть; это вызывало у него сильное беспокойство. Внутри Овального кабинета Никсон создал конфликт между Холдеманом и Вудсом… Во внешней политике это был Киссинджер против Роджерса. Во внутренней — Бернс против Мойнихана, Эрлихмана и Финча. Единственным объединяющим элементом был сам Никсон [Ambrose, 2014, р. 587].

В отличие от Эйзенхауэра, у Никсона не было достаточных ресурсов,

То есть Эйзенхауэру; напомним, что сам Эйзенхауэр при Фостере Даллесе практически не вмешивался в текущие вопросы, а вместо этого предпочитал играть в гольф, чаще всего с Прескоттом Бушем

 чтобы превратить свою администрацию в сплоченную команду; он вынужден был использовать потенциально нелояльных сотрудников, для чего (в полном соответствии с правилами Власти, но в столь же полном противоречии с правилами Управления)

Правилам Управления блестяще следовал Рузвельт, мягко отодвигавший от себя людей с неправильными взглядами; в результате в команде оставались только искренние «рузвельтовцы», поддерживавшие не только президента, но и друг друга

 стравливал их между собой. Так последнее слово всегда оставалось за Никсоном, но лояльность администрации в целом была на низком уровне. В результате бомбардировки Камбоджи не удалось продержать «в секрете» и двух месяцев: уже 9 мая The New York Times опубликовала сообщение об этом решении Никсона.

Киссинджер

Который по своей психологии был, пожалуй, самым близким к Никсону человеком в администрации — что, разумеется, не означало лояльности; тем не менее из дальнейших событий можно понять, что Киссинджер входил в число самых приближенных лиц Никсона — нельзя сказать «доверенных», поскольку Никсон не доверял вообще никому

 отреагировал на утечку истерикой, решив, что таким образом его подставляет министр обороны Лэйрд;

И даже немедленно позвонил Лэйрду, начав разговор с обычного американского «you son of a bitch»; можно догадаться, что отношения между другими сотрудниками Никсона были не лучше

 успокоившись, он решил организовать слежку за своими же сотрудниками, для чего неоднократно отправлял Александра Хейга

Александр Хейг (1924–2010) — американский военный и государственный деятель, начинавший свою карьеру в аппарате советника по национальной безопасности Киссинджера в 1969 году. Первоначально Хейг работал на Киссинджера советником по военным вопросам, но летом 1970 года Киссинджер сделал его своим заместителем и главным доверенным лицом в Белом доме

 к Эдгару Гуверу с очередными списками на прослушку.

Убедившись, что любые «секретные» операции очень быстро станут достоянием общественности, Никсон зашел с другой стороны. 14 мая 1969 года он выступил по телевидению с речью, в которой предложил вывод американских войск в обмен на прекращение Севером военных действий и последующие свободные выборы на Юге. Разумеется, шансов на достижение такого соглашения не было, но Никсон обозначил условия, на которых Америка готова была прекратить войну. Теперь судьба Вьетнама решалась не только военными, но и дипломатическими средствами, включая работу с СССР и Китаем.

Как и ожидалось, Северный Вьетнам не пошел на переговоры, и в сентябре 1969-го Никсон анонсировал на 3 ноября еще одно выступление по вьетнамской проблеме. И его, в отличие от многих предыдущих, президент готовил лично, не обращаясь к Бьюкенену или Сафиру, сосредоточившись на точном описании избирателя, к которому собирался обратиться. Взяв за основу рузвельтовского «забытого человека», Никсон сформулировал образ «молчаливого большинства» — работающих людей, у которых нет времени выходить на митинги за свои интересы. В результате политики ориентируются на шумное меньшинство активистов — а кто же защитит основную массу американцев?

3 ноября 1969 года Никсон успешно противопоставил требовавших немедленного прекращения войны «активистов» молчаливому большинству избирателей:

Я обращаюсь к вам, великое молчаливое большинство моих соотечественников-американцев. Я прошу вашей поддержки… Чем сильнее мы разделены здесь, дома, тем меньше вероятность, что враг приедет на переговоры в Париж. Давайте объединимся ради мира. Давайте также объединимся против поражения. Давайте поймем: Северный Вьетнам не может победить или унизить Соединенные Штаты. Только американцы могут сделать это [Black, 2007, р. 638].

Карта «объединителя», которую Никсон однажды разыграл в Республиканской партии, сработала и на этот раз. В Белый дом хлынул поток писем в поддержку Никсона — от тех самых «соотечественников-американцев»,

Разумеется, массовая поддержка была организована — буквально накануне принятым на работу в качестве советника Никсона Чарльзом Колсоном и его сотрудником Джебом Магрудером; работа Колсона так понравилась Никсону, что начиная с 1970-го он добавил к своим обычным пометкам на бумагах — «Н» (поручить Холдеману), «Е» (поручить Эрлихману) и «К» (поручить Киссинджеру) — еще и букву «С» (поручить Колсону) [Ambrose, 2014]

 рейтинг поддержки Никсона вырос с 52 до 68 %, и 2 декабря Конгресс поддержал мирный план Никсона по Вьетнаму 333 голосами против 55.

Из президента, ведущего непопулярную войну, Никсон в одночасье стал президентом всех американцев, спасающим страну от позорного поражения. 

Вьетнамский вопрос, похоронивший (в буквальном смысле) Кеннеди и (в переносном) Джонсона, был решен меньше чем за год; и для всех имевших глаза наблюдателей стало понятно, что точно так же Никсон справится и с любой другой беспокоящей избирателей проблемой.

Это означало, что Никсон останется в Белом доме еще на семь лет, до января 1977-го — если, конечно, не предпринять специальных усилий…

Читатель. То есть убить, как и Кеннеди?

Теоретик. Давайте раз и навсегда закроем этот вопрос. Вспомните, пожалуйста, кто убил Кеннеди.

Читатель. Ну этот ресурс, как вы его назвали… военно-разведывательная машина. Вы хотите сказать, что теперь этот ресурс был за Никсона?

Теоретик. Необязательно за, но, по крайней мере, не против. Никсон был личным другом Даллеса и Гувера, не собирался резать военный бюджет или немедленно прекращать войну, не конфликтовал с ЦРУ или Пентагоном — а значит, был для военно-разведывательной машины вполне приемлемым президентом.

Проблему Никсон представлял для других ресурсов — социальных программ, созданных и контролируемых демократами, и международного банкинга, развивавшегося группировкой «мудрецов».

Практик. Мы скоро продолжим, а пока нужно разъяснить одно противоречие: мы говорили о том, международный банкинг стал самостоятельным ресурсом, а теперь говорим, что им стала руководить группировка «мудрецов». На самом деле противоречия нет: для того чтобы вырасти в реальную властную группировку, банкирам нужно было получить ресурс государственного управления, и через этих самых «мудрецов» они его получили. Но по мере становления и роста следующего поколения они достаточно «оперились» и в условиях кризиса начали почти демонстративно сливать американское государство.

Эти противоречия впервые отчетливо проявились, когда банкиры провели в президенты Билла Клинтона против Дж. Буша-старшего на выборах 1992 года («рейганомика» была разработана еще под руководством «мудрецов») и расчленили СССР, а апогеем этих противоречий стало «дело Стросс-Кана», где речь уже шла фактически о ликвидации США как сверхдержавы. Частично мы эти моменты отметили, частично они ждут своих исследователей, но нужно понимать, что любые рассуждения на эту тему без привлечения теории Власти будут бессмысленными.

Теоретик. Возвращаемся. Оружием первого ресурса были массовые молодежные активистские движения:

[Антивоенные] активисты, в основном бывшие студенты и сторонники Бобби Кеннеди или Юджина Маккарти в 1968-м, к осени 1969 года стали ветеранами-организаторами, имевшими опыт вывода людей на улицы и привлечения внимания СМИ [Ambrose, 2014, р. 742].

Второй ресурс (в силу господствующего положения своей группировки) вообще не задумывался о замене президентов, предпочитая закулисные переговоры. И уж конечно ни тот, ни другой не располагал целой армией профессиональных киллеров и чистильщиков, позволявшей безнаказанно совершать громкие убийства; так что физически Никсон был в полной безопасности.

А вот над «политическим телом» президента постепенно сгущались тучи. Еще в июле 1969 года неформальный лидер Демократической партии, сенатор Эдвард Кеннеди, в полной мере унаследовавший семейную любовь к выпивке и женщинам, не справился с управлением автомобилем после вечеринки, свалился с моста на острове Чаппаквиддик и утопил свою спутницу, 29-летнюю Мэри Копечне. После этого Кеннеди пешком отправился спать, а в полицию обратился только утром, когда тело Мэри уже было найдено. На процессе 1969-го Кеннеди был признан виновным в оставлении места происшествия,

Два месяца тюрьмы условно

 а в 1970-м состоялся еще один процесс (с обвинением в небрежном вождении); и хотя здесь виновным Эдварда Кеннеди не признали, этот случай серьезно подпортил ему политическую репутацию.

Казалось бы, Никсону следовало бы радоваться такому стечению обстоятельств — судьба сама устранила его главного конкурента на выборах 1972 года. Однако судьба оказалась хитрее, чем можно было предположить. Едва получив новости о Чаппаквиддике, Никсон немедленно поручил Эрлихману разузнать, не был ли Кеннеди пьян и нельзя ли раскрутить этот эпизод в масштабный скандал. Эрлихман поручил это дело одному из своих агентов, частному детективу Джеку Колфилду, который основательно подошел к расследованию и весной 1970-го рапортовал Эрлихману, что имеет в своем распоряжении «весьма дискредитирующий» документ против Кеннеди. Информация о таком интересе со стороны людей Никсона дошла до Кеннеди, и тот сделал логичный, но явно не предполагавшийся Никсоном вывод:

Тед нацелился на 1976 год. И Тед не питал иллюзий; он понимал, что Никсон ни перед чем не остановится, чтобы его дискредитировать. Это не оставляло Теду выбора: если он хотел сохранить свои надежды на 1976-й, ему предстояло сразиться с Никсоном [Klein, 2010, р. 208].

И Кеннеди принял бой. 12 ноября 1969 года уже знакомый нам журналист Сеймур Херш сообщил

Как организуются такие сообщения, мы подробно рассмотрим чуть позже, когда дойдем собственно до Уотергейта

 о судебном процессе над лейтенантом Келли по обвинению в убийстве 109 мирных вьетнамцев;

Пожизненное заключение по приговору 1971 года; помилован и освобожден в 1974-м

 в следующую неделю эту новость подхватили все ведущие СМИ.

Читатель. Ну вот, вы опять дискредитируете защитников прав человека, объясняя, что они это делают только за деньги…

Практик. А куда деваться, против правды не попрешь… Хотя есть, конечно, отдельные персонажи, которые не за деньги, но они как раз особой роли в публичном пространстве не играют.

Теоретик. «Молчаливое большинство» поддерживало Никсона молча, а вот «крикливое меньшинство» в виде массового антивоенного движения снова заявило о себе в полную силу. Студенческие беспорядки продолжались всю зиму, а к маю 1970-го развернулись в целую «студенческую забастовку», поводом для которой послужили операции армии США в Камбодже (разумеется, воспринятые как разжигание еще одной войны).

4 мая тридцать семь президентов колледжей подписали письмо, призывающее Никсона… положить конец войне. «Мы умоляем вас принять во внимание неисчислимые опасности беспрецедентного отчуждения американской молодежи»… под письмом стояли подписи президентов крупнейших университетов — Нью-Йоркского, Принстонского, Колумбийского и Пенсильванского [Ambrose, 2014].

В тот же день в ходе подавления «беспорядков» в Кентском университете были убиты

Да-да, прямо вот так и застрелены Национальной гвардией; 50 лет спустя такого не позволяют себе даже весьма авторитарные режимы второго мира (Иран, Турция, Россия, Китай)

 четверо студентов, просто переходивших из одного корпуса в другой (на фоне активистов, собравшихся тем временем на несанкционированный митинг). 

Из объединителя нации Никсон на глазах превращался в кровавого маньяка, убивающего вьетнамцев за океаном и американцев — у себя дома. 

По всей стране студенты прекратили учебу и занялись сжиганием американских флагов и Конституции. The New York Times разместила очередную утечку — дескать, Лэйрд и Роджерс были против вторжения в Камбоджу, и решение принималось лично Никсоном.

Судя по последующим событиям, так оно и было, уж слишком рьяно после этого Никсон озаботился проблемой утечек

 И хотя действия президента все еще одобряли 57 % американцев (но уже не 68 %, как в декабре), он предпочел не обострять ситуацию и объявил о прекращении операции в Камбодже с 30 июня.

Как видите, ресурс демократов сработал первым, и сработал успешно: Никсон вынужден был отступить. Однако выигранное сражение — еще не выигранная война; в то время как демократы почили на лаврах, Никсон задумался об ответных мерах. Самым очевидным решением казались точечные репрессии против лидеров протеста,

Мы пользуемся языком XXI века, но сама эта идея известна еще с древнегреческих времен (см. «Лестницу в небо»)

 и оно было принято незамедлительно:

5 июня [1970] Никсон встретился с Гувером, Хелмсом и руководителями Министерства обороны и Агентства по национальной безопасности и предъявил претензии, что они недостаточно защищают страну от революционных элементов… Однако речь Никсона сводилась не только к претензиям; он объявил о создании Объединенного комитета по разведке, в основу работы которого будет положен драконовский документ, написанный Томом Чарльзом Хьюстоном

На момент презентации плана его автор именовался как «Агент Х-5» — у секретного плана должен быть секретный автор; тем не менее в дальнейшем Хьюстон дал несколько интервью, и биографические сведения о нем просочились в печать

[Black, 2007, р. 678].

Фактически Никсон претендовал на создание полностью подконтрольной ему спецслужбы, наделенной традиционными полномочиями ФБР и ЦРУ — правом на перлюстрацию, незаконную прослушку и тайные обыски со взломом. На самом совещании возражений не последовало, однако затем Эдгар Гувер (возможно, получив в перерыве некую дополнительную информацию) аккуратно заблокировал эту идею:

Руководители разведок согласились с планом Хьюстона при условии, что президент специально разрешит все предпринимаемые в соответствии с ним незаконные действия. 14 июля Никсон дал такое разрешение. Однако Гувер подумал еще и… [27 июля] предупредил Митчелла, что выполнение плана Хьюстона приведет к катастрофе: незаконные операции будут быстро обнаружены и привлекут «шакалов прессы», а также станут поводом для множества судебных разбирательств [Black, 2007, р. 679].

Читатель. Незаконные операции, привлекшие внимание прессы и ставшие поводом для судебных разбирательств? Гувер что, заранее знал про Уотергейт?!

Теоретик. А, вы тоже заметили? Как-то уж слишком в яблочко, не правда ли? Не интересно узнать, а кто, собственно, придумал для Никсона такой перспективный план?

Читатель. Уж не хотите ли вы сказать, что Хьюстон специально предлагал Никсону незаконные операции, чтобы его подставить?!

Теоретик. Это было бы вопиющей конспирологией; мы лишь хотим сказать, что Хьюстон предлагал Никсону начать массово нарушать закон и что в 1965 году он был председателем движения Молодые американцы за свободу (Young Americans for Freedom) — того самого, чей активист Уильям Рашер в 1963-м фактически начал кампанию Голдуотера. После этого Хьюстон успел организовать «Всемирный крестовый поход молодежи за свободу», поработать в армейской разведке,

По странному совпадению, в такой же разведке, только на флоте, служил более известный герой Уотергейта Боб Вудворд

 а уже затем получил приглашение в аппарат Белого дома.

Поскольку принципы подбора кадров Никсоном нам уже хорошо известны, не факт, что сам президент вообще помнил имя и фамилию своего Агента Х-5. Вполне возможно, что Хьюстон писал свой план, руководствуясь личными убеждениями пламенного борца за свободу (с помощью взломов и прослушек); но если он действительно собирался подставить Никсона — в его руках оказалась прекрасная возможность.

Никсон воспринял предупреждение Гувера

Как и полагалось политику, не доверявшему даже своим ближайшим помощникам

 не как заботу о своей репутации, а как скрытую угрозу (дескать, у меня будет на тебя компромат), и уже 30 июля отозвал свое разрешение плевать на законы, чем и закрыл тему «плана Хьюстона».

С этого момента о «дружбе» между Никсоном и Гувером можно было говорить только в смысле «давно знакомы», но никак не в смысле «доверяют друг другу»

 Возможно, на его решение повлияло и то обстоятельство, что массовые антивоенные протесты, еще недавно грозившие перейти чуть ли не в гражданскую войну, в течение лета заметно поутихли, а к августу прекратились полностью. Самое время было перейти ко второй части ответных мер: корректировке публичной политики. Тем более что уже в ноябре должны были состояться промежуточные выборы, обещавшие в случае успеха вернуть республиканцам большинство в Сенате.

Убежденный в поддержке «молчаливого большинства», Никсон решил усилить тему «закона и порядка». В сентябре 1970-го он отдал распоряжение своим помощникам Холдеману, Эрлихману и Финчу:

«Подчеркните — мы против преступности — против демонстраций — против наркотиков — против непристойности. Будьте в контакте с настроением страны, которая устала отлибералов…» [Black, 2007].

16 сентября в первом своем предвыборном выступлении Никсон взял ту же ноту, заявив, что «насилию и террору нет места в свободном обществе». 7 октября он разыграл следующую предвыборную карту — выступил с очередными мирными инициативами по Вьетнаму (прекращение огня и международная конференция), а 12 октября анонсировал вывод еще 40 тысяч американских военных. Антивоенная повестка была успешно перехвачена, и казалось, что успех на выборах предопределен.

Однако результаты опросов показали совсем иное: республиканцы ничуть не улучшали свои результаты по сравнению с предыдущими выборами (где они получили лишь 43 кресла вместо требуемых 50). Причина заключалась в очередной рецессии, на фоне которой одновременно выросли и безработица, и инфляция

Впервые такой экономический феномен наблюдался в Англии в 1965 году и уже тогда получил название «стагфляция»; однако популярным это слово стало только в 1970-е, когда кризис добрался до США

 — до целых 6 %. Никсону пришлось лично включиться в кампанию и заняться агитационными поездками по стране — как некогда Рузвельту в неудачный для него 1938 год.

Но что Никсон мог сказать избирателям, озабоченным потерей работы и ростом цен? Что скоро выведет войска из Вьетнама, загонит студентов обратно на учебу и запретит порнографию?

В выступлении 24 октября, буквально за неделю до выборов, Никсон несколько минут клеймил порнографию последними словами, как будто бы она была причиной экономического кризиса

 Он слишком долго боролся с «крикливым меньшинством», чтобы теперь услышать голос своего «молчаливого большинства». Выборы закончились в полном соответствии с опросами, республиканцы получили всего 24,4 млн голосов против 28,9 млн у демократов,

Напомним, президентские выборы 1968 года закончились со счетом 31,7 против 31,2 в пользу республиканцев; промежуточный финиш в 24,4 против 28,9 ставил под вопрос и президентские выборы 1972 года

 благодаря чему те увеличили свое большинство в Палате представителей и сохранили большинство в Сенате.

Среди республиканских кандидатов, потерпевших неожиданное поражение, был и будущий президент США, Джордж Буш-старший. Никсон лично уговорил его

Разумеется, не за красивые глаза, а с целью вернуть себе расположение отца Джорджа Буша — Прескотта Буша (того самого, с которым играл в гольф Эйзенхауэр), бывшего сенатора от Коннектикута, партнера Гарримана по Brown Brothers Harriman and Company, одного из крупнейших спонсоров и закулисных деятелей Республиканской партии

 выдвинуть свою кандидатуру в Сенат (от штата Техас), пообещав в случае неудачи подыскать теплое местечко в своей администрации. Любопытно, какое именно местечко попросил себе Буш:

Буш подождал [обещанного], а потом подождал еще. Когда друг сообщил ему, что министр финансов Дэвид Кеннеди уходит, Буш позвонил Никсону и попросился на работу — нет-нет, не министром, а всего лишь его заместителем… именно заместитель министра занимался вопросами, больше всего затрагивавшими интересы нефтяников [Baker, 2009, р. 416].

В итоге Буш получил всего лишь утешительную должность посла в ООН. После выборов 1970 года Никсону стало не до влиятельных партнеров в партии и за ее пределами: его судьба как президента зависела прежде всего от избирателей, которые со всей очевидностью дрейфовали в сторону демократов.

Опрос начала 1971-го впервые за все время президентства Никсона вывел вперед его конкурента, сенатора Маски

 Следовало немедленно что-то предпринять, и Никсон прекрасно знал, что именно.

Поражение на вторых выборах для Никсона было смерти подобно. Он начал разрабатывать планы, которые позволят ему остаться в Белом доме еще на шесть лет. Он решил быть «абсолютно безжалостным» в своем стремлении к переизбранию в 1972 году.

Никсон диктовал политические указания, которые занимали сотни страниц, и проводил встречи по стратегии с Холдеманом, Митчеллом и Колсоном, которые длились по шесть часов… К концу ноября Никсон принял несколько судьбоносных решений. Джон Митчелл должен покинуть Министерство юстиции и возглавить кампанию 1972 года. Скрытое наблюдение и «грязные уловки» следовало пустить вход против главных потенциальных соперников Никсона, сенаторов Теда Кеннеди и Эда Маски. Частный детектив Колсона

Уже упоминавшийся Колфилд, перешедший к этому времени в штат Колсона

 следил за Кеннеди двадцать четыре часа в сутки. Холдеман организовал множество фальшивых писем от имени Маски, оскорбительных для консервативных демократов. Никсон активизировал Townhouse Operation, в рамках которой собирались и распределялись средства секретного избирательного фонда [Weiner, 2016, р. 240].

Однако все эти махинации не смогли бы вернуть Никсону доверие «молчаливого большинства». 

Требовалась вторая составляющая плана: позитивная программа, способная убедить американцев в успешном преодолении экономического кризиса. 

Никсону все же пришлось заняться «строительством сортиров в Пеории», и он атаковал экономику, как если бы она была его политическим противником. В первую очередь следовало поменять руководителя всей экономической политики:

Министр финансов Дэвид Кеннеди стал очевидным козлом отпущения за поражение на выборах 1970 года. Он настаивал на жесткой денежной политике несмотря на надвигавшуюся рецессию; в середине декабря Никсон объявил, что принимает отставку Кеннеди и назначает на его место Джона Конналли [Ambrose, 2014].

Практик. В реальности в США начинался третий ПЭК-кризис, который отличается крайне длинными депрессиями (в отличие от циклических рецессий), но в тот момент о теории капиталистических кризисов и речи не было, она появилась только в 2000-е. К слову, не исключено, что именно благодаря Никсону (см. ниже) эта «рецессия» не обернулась новой Великой депрессией.

Теоретик. Бывший губернатор Техаса, ехавший в одной машине с Кеннеди и раненный вместе с ним, Джон Конналли попал в команду Никсона практически случайно. Завершив в январе 1969-го свой губернаторский срок, он вернулся к частной юридической практике; в марте того же года руководитель никсоновского Совета по исполнительным организациям Рой Эш пригласил Джона в этот совет и лишь через несколько месяцев представил Никсону.

Как ни странно, два столь заметных политика — губернатор Техаса и бывший вице-президент — до этого момента ни разу не встречались

 На одном из заседаний совета Конналли произвел на президента впечатление, сумев кратко изложить суть весьма запутанного вопроса, — и, когда пришла пора подбирать нового министра финансов, Никсон решил, что Джон будет идеальным вариантом. Опытный политик, умеющий ясно выражать свои мысли и нравиться избирателям и при этом не имеющий собственных идей в области экономики, а значит, способный при необходимости быстро поменять курс!

Читатель. Никсона что, вообще не интересовал вопрос лояльности?! В который раз он назначает на важную должность человека, с которым только что познакомился!

Теоретик. В самую точку! Никсон не доверял никому — а это парадоксальным образом означало, что он доверял кому попало. Используя в своем ближайшем окружении тактику «разделяй и властвуй», президент полагал, что может приближать к себе любого человека — ведь тот все равно будет вынужден конкурировать с кем-то другим и не сможет сделать ничего против воли самого Никсона. Вскоре мы увидим в подробностях, к чему привела эта тактика, а пока что отметим, что назначение Конналли стало сильным политическим шагом; The Washington Post прокомментировало его как «первый ход в кампании 1972 года».

Практик. Ну и не забудем, что Никсон был гением управления, как и, например, Наполеон. Главным для него было — «ввязаться в драку», а там он всех переиграет. 

А вот в политике президент преуспевал слабо, так и не поднявшись из младших членов властной группировки «даллесовцев» на верхнюю позицию. Впрочем, после смерти Джона Фостера Даллеса это не удалось никому.

Теоретик. В отличие от Никсона, Конналли уделял лояльности подчиненных куда большее внимание. Когда работавший на Дэвида Кеннеди Волкер подал прошение об отставке,

Предполагая, что Конналли приведет в Минфин своих людей

 Конналли выбросил бумагу в корзину, заявив: «От вас мне нужно совсем другое — ваша лояльность». После этого он попросил Волкера представить предложения по решению текущих проблем — отличный способ расположить к себе амбициозного интеллектуала. Волкер с головой окунулся в работу и вскоре представил Конналли исчерпывающее описание проблемы «утечки золота»:

Прямая и реальная опасность заключалась в «огромном росте иностранных долларовых активов примерно до 24 млрд… при одновременном снижении наших резервов до 14 млрд». Золотой запас Америки составлял 11 млрд из этих 14 и был под угрозой [Treaster, 2005, р. 166]

Так ко внутренней инфляции, для борьбы с которой Конналли и пришел в Белый дом, добавилась угроза внешней — резкого обесценивания доллара в случае полного истощения золотого запаса.

За 1960-е золотой запас США уменьшился более чем вдвое, и с конца 1960-х таял все быстрее за счет вынужденных продаж для поддержания фиксированной цены на золото

Практик. Что мы там говорили про появление альтернативной властной группировки с альтернативным ресурсом?

Теоретик. Конналли, как истинный боец,

Другой бы, получив пулю рядом с Кеннеди, успокоился, а Конналли успел после этого побывать министром финансов, создать движение «Демократы за Никсона», попасть под суд, поддержать на выборах 1980 года Рейгана и обанкротиться в 1986-м

 принял вызов и, не будучи профессиональным экономистом, занялся экономикой всерьез:

Самыми важными людьми в экономической политике Никсона, кроме него самого, конечно, были не Бернс, не Мойнихан, и не члены Совета экономических советников. Ими были Джордж Шульц и Джон Конналли [Stein, 1994, р. 145].

Проблема, которую предстояло решить Конналли, заключалась в очередном структурном кризисе: десятилетие кредитной экспансии создало слишком много долларов, которые теперь грозили выплеснуться на потребительские рынки. Инфляция на уровне 6 % уже обернулась поражением республиканцев на выборах; расчеты Волкера показывали, что для ликвидации дисбаланса в международных обязательствах и собственных резервах США требовалась девальвация доллара к золоту не меньше чем на 15 %. Это неизбежно повлекло бы за собой аналогичное удорожание импорта — а следовательно, еще один виток инфляции как раз перед выборами 1972 года. Однако сохранять свободную продажу золота по цене явно ниже, чем оно реально стоило в условиях увеличившейся денежной массы, означало рисковать куда большим валютным кризисом — опять же в разгар предвыборной кампании.

Пусть не вся Америка, но по меньшей мере лично Никсон и часть его администрации оказались перед серьезным выбором. 

Ничего не делать значило с высокой вероятностью проиграть; сделать очевидный шаг

Которого так или иначе ожидали все правящие группировки; собственно, выборные президенты для того и нужны, чтобы брать на себя ответственность за непопулярные решения и уступать место следующим выборным президентам

 — закрыть «золотое окно» — значило проиграть наверняка…

Читатель. А вы ничего не путаете? Никсон ведь отменил золотой стандарт — и все равно выиграл выборы!

Теоретик. Выиграл, потому что кроме отмены золотого стандарта сделал кое-что еще. И в этом ему помог не кто иной, как Конналли:

Прекращение конвертируемости золота выглядело бы совсем иначе, будь оно представлено как часть позитивной экономической политики, направленной на борьбу с инфляцией… Весной [1971] Никсон и Конналли согласились, что если иностранный спрос на золото заставляет их закрыть золотое окно, следует в тот же момент ввести контроль над ценами и заработной платой. Подобные меры уже обсуждались в виде комиссии по мониторингу зарплаты и цен; однако Никсон понимал, что любой промежуточный шаг сразу же вызовет критику как недостаточно радикальный. Поэтому он решил «перепрыгнуть через всех» и зайти так далеко, чтобы никто не мог жаловаться, что он не пошел дальше. Это означало полную заморозку цен и заработной платы [Stein, 1994, р. 166].

Практик. Любопытно, что «утечки» разнообразных секретов преследовали Никсона все время его пребывания у власти; но его самый главный секрет — об отмене золотого стандарта — был успешно сохранен в тайне. Почему? Возможно потому, что знали о нем кроме Никсона только три человека: Конналли, Шульц и Мак-Кракен,

Президент Совета экономических советников при Никсоне

 непосредственно участвовавшие в выработке решения и понимавшие последствия утечки.

В субботу, 14 августа 1971 года, когда решение об отмене золотого стандарта было уже принято, Волкер сказал Шульцу: «Какой там у вас сейчас дефицит бюджета? — Двадцать три миллиарда долларов, а что? — Дайте мне один миллиард и свободу действий на понедельник, и я закрою его за счет спекуляций» [Safire, 2008, р. 518]

 Но можно предположить и другой вариант: даже если утечка об этом и была, ее получатели не собирались обнародовать такой секрет.

Теоретик. Как бы там ни было, принятое еще весной решение ждало своего исполнения несколько месяцев. Только когда 9 августа Великобритания попросила у Минфина предоставить очередную партию золота на сумму 3 млрд долларов,

Основные торги по золоту проводились (и проводятся) в Лондоне, так что именно туда и утекал золотой запас США; напомним, что к этому моменту он составлял всего и млрд, и три из них — более четверти! — надо было отдать англичанам в ближайшее время

 Конналли осознал, что тянуть дальше некуда. По его настоянию Никсон собрал секретное

Вплоть до запрета телефонных звонков на все три дня (13–15 августа)

 совещание — не столько для выработки решения, сколько для информирования сотрудников, еще не знавших о «новой экономической политике». 13 августа вертолеты с участниками

В совещании участвовали советники Никсона — Холдеман и Эрлихман, его спичрайтеры — Сафир и Штейн, экономисты — Конналли, Шульц, Бернс, Мак-Кракен, Волкер, Петерсон, но не было ни Киссинджера, ни Колсона

 совещания приземлились в Кэмп-Дэвиде, и в 15:00 началось заседание, завершившее эпоху золотого стандарта в истории человечества.

Никсон вынес на обсуждение три пункта: о заморозке зарплат и цен сроком на 90 дней,

После чего дальнейшим регулированием цен должен был заняться специально созданный 

Совет по стоимости жизни

 о мерах по выравниванию платежного баланса (закрытие «золотого окна» и повышение пошлин) и о сокращении налогов для стимулирования экономики. 

Ранее не посвященный в планы Никсона Бернс (директор ФРС, с довольно консервативными взглядами) пришел в ужас от перспектив отмены золотого стандарта, заявив, что «газета "Правда" напишет об этом как о конце капитализма» и что «если мы сделаем это, цена на золото удвоится»

Бернс оценивал ситуацию весьма оптимистично; на деле в ходе инфляции начала 1970-х цена на золото выросла в четыре раза, а к началу 1980-х достигла 700 долларов за унцию — вместо 35 в начале десятилетия

Практик. Напомним, что золото к 1980 году выросло с 35 до 850 долларов за тройскую унцию. Так что Бернс сильно недоучел эффект отказа от золотого стандарта.

Теоретик. Волкер, которого Конналли как раз для этого с собой и взял, объяснил, что у правительств других стран будут и другие заботы, кроме как скупать золото, — именно для этого и предусмотрено повышение пошлин.

Больше возражающих не было, и участники, разбившись на группы, занялись подготовкой как, собственно, новой экономической политики, так и выступления Никсона по ее поводу. Секретность по-прежнему оставалась на высоте, и когда в воскресенье, 15 августа, в телевизионном выступлении в прайм-тайм Никсон объявил об отмене золотого стандарта и заморозке цен, это стало шоком для абсолютного большинства политиков и бизнесменов.

Поскольку Никсон не только отменил золотой стандарт, но еще и объявил заморозку цен, событие 15 августа вошло в историю как «Nixon shock», а не как «Nixon gold window closing»

 Новая экономическая политика, фактически сводившаяся к возобновлению государственного регулирования, стала фактом — и мгновенно вернула Никсону поддержку большинства американцев. Первыми отреагировали спекулянты — в понедельник, 16 августа, индекс Доу-Джонса вырос на 3 %; затем подключились и остальные:

Почти все редакционные статьи были благоприятными, включая постоянных критиков Никсона вроде The New York Times… призыв Никсона к национальной гордости, отпор спекулянтам и иностранным поставщикам, налоговые льготы — все это нашло отклик в массах. Акции компаний на фондовой бирже и акции Никсона пошли вверх; все опросы показывали подавляющую поддержку его программы, его выступлений и его самого [Stein, 1994, р. 744].

Но Никсон не был бы Никсоном, если бы ограничился только одним, пусть даже и крайним средством:

Затем Никсон агрессивно стимулировал экономику… Он не стал рисковать и сделал все возможное. В оставшиеся месяцы 1971 года Никсон увеличил пособия по социальному обеспечению, увеличил налоговые льготы для бизнеса на инвестиции и снизил ставки налога для физических лиц. Он поручил своему кабинету потратить как можно больше из годового бюджета к середине 1972 года и еще раз повысил размер пособий незадолго до выборов.

Отказывавшийся делать это в 1970-м, Бернс, в свою очередь, резко снизил процентные ставки. Летом 1971 года ставка ФРС составляла 5,5 %, к февралю 1972 года Бернс снизил ее до 3,25 %, и вскоре экономика снова начала расти. Нет никаких сомнений, что именно Никсон попросил Бернса сделать это; указание имеется на магнитофонных записях Никсона, обнародованных после Уотергейта [Madrick, 2012, р. 173].

Стимулирование экономики обошлось бюджету в 46 млрд долларов (суммарный дефицит 1971 и 1972 годов), однако игра стоила свеч; выборы 1972 года стали триумфом Никсона и его Новой экономической политики:

В 1972 году Джордж Макговерн выиграл номинацию от Демократической партии… и это была полная катастрофа. Макговерн, оторванный от рабочего класса, просто не интересовался экономикой, пытаясь победить за счет педалирования морального вопроса войны во Вьетнаме. Выведя часть войск, Никсон снизил остроту этого вопроса; а вот в экономике он ввел контроль над ценами и успешно сдержал инфляцию. Американцы поверили, что Никсон сможет лучше справиться с экономикой, и массового проголосовали за него [Stoller, 2019].

Итак, Никсон блестяще повторил «сто дней» Рузвельта: отменил золотой стандарт, увеличил государственные расходы, запретил ценам расти, продемонстрировал всему миру, что именно он, президент, является настоящим хозяином американской экономики и получил за это подавляющую

Рузвельт на триумфальных выборах 1936 года получил 60,8 % голосов, Никсон на выборах 1972 года — 60,7 %

 поддержку избирателей. А вот дальше случилось нечто странное: не прошло и полутора лет, как блестящий популист, опытный интриган и выдающийся президент, обуздавший инфляцию и закончивший войну во Вьетнаме, стал обвиняемым в уголовном процессе о злоупотреблении властью.

Разумеется, мы помним, что для Рузвельта его «Новый курс» закончился второй депрессией 1938 года, потерей контроля над Сенатом, отчаянием начала 1939-го и чудесным спасением за счет мировой войны. Но все это случилось лишь через несколько лет после «Нового курса», а неприятности Никсона начались еще до его триумфальных выборов, 17 июня 1972 года, когда группа «взломщиков» была арестована в отеле «Уотергейт». Кем бы ни были предполагаемые враги Никсона, они начали действовать, не дожидаясь результатов Новой экономической политики, — для них было достаточно самого факта ее объявления.

Если бы вслед за этим произошло что-то вроде создания антирузвельтовской Лиги свободы, разгадать очередную загадку истории было бы просто; однако судьба этой незадачливой Лиги и ее участников многому научила американский истеблишмент. Мы помним, как даже незначительная утечка в прессу подробностей о встрече Дэвида Рокфеллера с Никсоном повлекла за собой серьезные репутационные потери для Chase; можно себе представить, что случилось бы с очередной Лигой, посмевшей открыто критиковать сверхпопулярного президента. 

Не стоит забывать и о том, что в распоряжении Никсона имелись не только возможности доставить своим врагам серьезные неприятности, но и горячее желание сделать это при каждом удобном случае:

За неполный год, который прошел между публикацией «пентагоновских бумаг» в июне 1971 года и ограблениями «сантехников» в «Уотергейте» в мае и июне 1972-го, Никсон действительно «вселил страх»

Слова самого Никсона: «Все, у кого есть доступ к секретам, пусть подпишут согласие на полиграф — вселите страх в этих людей!» — с записи совещания в Белом доме от 24 июля 1971 года по поводу «пентагоновских бумаг». Реальный список «врагов Никсона» был составлен Колсоном 9 сентября 1971 года и, разумеется, не включал в себя столь известных людей, как Грэм, Гувер и Хелмс

 в своих врагов, как и планировал летом 1971-го. Враги включали не только Кэтрин Грэм, но и разведывательное сообщество (Хелмс и Гувер), и сотрудников Агентства по национальной безопасности… Ко времени взломов большая часть Вашингтона кипела ненавистью к Никсону [Davis, Graham, 2017, р. 542].

Страх вынуждал к осторожности и скрытности, поэтому, чтобы раскрыть реальную интригу, стоявшую за Уотергейтом, нам придется сложить картину из разрозненных фактов — подобно той, которую мы уже сложили в «деле Стросс-Кана». Итак, как же отреагировал крупный бизнес (находившийся, как мы помним, в перекрестном владении многочисленных «старых семей», доверивших управление своими активами наиболее успешной властной группировке «мудрецов») на Новую экономическую политику Никсона?

Прежде всего бизнес осознал, что отныне экономикой заправляет сам Никсон, а не его сотрудники:

Рокфеллер был чрезвычайно заинтересован в согласовании своих намерений с намерениями президента. Но получить прямую аудиенцию у Никсона было непросто… через три недели его [Рокфеллера, после совещания 13 сентября в Белом доме с его участием] попросили представить свои предложения в письменном виде. Мысль о том, что ему отказано в личных встречах, не устраивала Рокфеллера; 18 октября он снова потребовал личной встречи с Никсоном. Ему снова отказали [Prins, 2014].

Напомним, что к этому времени Рокфеллер был не столько главой Chase, сколько публичным лицом всей группировки «мудрецов»;

В которой весомую роль играло уже второе поколение этих «мудрецов» — Диллон, Раск, Макнамара, Макджордж и Уильям Банди, Вэнс и, собственно, сам Дэвид Рокфеллер

 явное нежелание Никсона идти на контакт могло быть воспринято только одним способом: как неконтролируемость этого человека. Да, он делает правильные и полезные вещи, такие как мир во Вьетнаме, разрядка и отмена золотого стандарта. Но что если ему взбредет в голову сделать и что-то вредное, а то и смертельно опасное для международного банкинга? Взять ту же заморозку зарплат и цен — в краткосрочной перспективе она оказалась очень кстати, но вот смириться с тем фактом, что (как и при Рузвельте) цены и зарплаты отныне будет определять не «рынок»,

То есть согласованное правящей группировкой мнение крупнейших корпораций, принадлежащих одним и тем же семействам

 а созданный и контролируемый Никсоном Совет по стоимости жизни, 

Который в октябре 1971-го возглавил не кто иной, как Дональд Рамсфельд, с 1974 года продолживший карьеру по военной части и ставший министром обороны в правительствах Форда и Буша

было значительно сложнее.

Ристон… был одержим идеей «свободного рынка» во всех ее формах. Он ненавидел контроль цен и зарплат так же неистово, как и фиксированные валютные курсы. Находясь в Маниле, Филиппины, 28 октября 1971 года Ристон начал публичную критику никсоновского контроля над заработной платой и ценами, которая продолжалась до тех пор, пока контроль не был отменен в 1974 году[Prins, 2014].

Фиксированные валютные курсы были отменены несколько раньше, 14 февраля 1973 года, когда Япония и страны OECD вышли из Смитсоновского соглашения, зафиксировавшего курсы после «никсоновского шока», и начали «парад девальваций», подхлестнувший мировую инфляцию

Банкиры, а значит, и крупный бизнес были заинтересованы в собственном управлении экономикой (через экономических советников, министров финансов, сенатские комиссии и прочие атрибуты «глубинного государства»), но никак не в единоличном командовании экономикой со стороны совершенно неконтролируемого президента. 

Возможно, именно проявленная Никсоном самостоятельность заставила крупный бизнес создать крупнейшую в истории США лоббистскую структуру — Business Roundtable.

Сразу же вспоминается английский Круглый стол, не правда ли?

Круглый стол бизнесменов был учрежден в октябре 1972 года, объявлен в середине ноября и начал формировать административную структуру в начале 1973 года, как раз ко второму сроку Никсона. Несколькими месяцами позже в Круглый стол вошла Мартовская группа, объединявшая 40 руководителей высшего звена и их представителей в Вашингтоне, специализировавшихся на лоббировании в Конгрессе и влиянии на электорат [Domhoff, 2015, р. 605].

Читатель. То есть бизнесмены все-таки создали антиниксоновскую Лигу?

Теоретик. Ничего подобного! Круглый стол занял скорее прониксоновскую позицию, на все лады расхваливая успехи Новой экономической политики и бомбардируя Белый дом разнообразными отчетами и меморандумами по ее дальнейшему улучшению. К 1972 году сопоставить результаты работы аполитичного (казалось бы) Совета по международным отношениям и политизированной Лиги свободы мог бы и любой школьник; как и на войне, в политике прямая атака является худшим способом ведения боевых действий. Рекомендации Круглого стола стали приниматься во внимание только начиная с 1975 года, и лишь со времен рейгановской администрации его позиция стала играть значимую роль при подготовке экономических законов.

Речь шла о другом: создание столь представительной организации означало курс на подготовку «банкирами» своей собственной экономической политики, не зависящей от настроений человека, сидящего в Белом доме. 

При наличии рабочего контакта с текущей администрацией, уже показавшей свою способность резко менять экономический курс, создание подобной организации было бы излишним. Таким образом, Никсон еще до своей победы 1972 года воспринимался уже не как договороспособный партнер, выполняющий свою — президентскую — часть работы, а как досадная помеха, устранение которой откроет путь настоящим экономическим реформам.

Которые и осуществил готовившийся для этого с 1964 года Рональд Рейган

Читатель. У вас Никсон прямо, как Кеннеди — всех-всех объединил против себя!

Теоретик. Почему у нас? 

И в случае с Кеннеди, и в случае с Никсоном основной загадкой Истории является именно реакция истеблишмента — практически единодушная поддержка версии убийцы-одиночки и столь же единодушная поддержка надвигающегося импичмента. 

Мы можем ошибаться в списке причин, по которым истеблишмент пришел к такому консенсусу, но сам консенсус, безусловно, является историческим фактом. 

На наш взгляд, расхождение «по земельному вопросу»

Анекдот времен Гражданской войны: кто должен лежать в земле — мы или они

 между крупнейшей властной группировкой Америки и гениальным интриганом, практически захватившим Власть в этой стране, — достаточное основание для возникновения масштабной спецоперации по отстранению президента от Власти.

Читатель. Так подскажите же ответ! Кто в этот раз был Даллесом?

Теоретик. А вот на этот раз не подскажем! С убийства Кеннеди прошло больше 50 лет, чего обычно бывает достаточно для «развязывания языков»; поэтому вся необходимая информация нам уже известна, и «кейс Кеннеди» представляет собой простой и очевидный учебный пример. А вот с импичмента Никсона условных 50 лет еще не прошло, многие участники тех событий не только живы, но и весьма влиятельны, 

Если вы сразу не вспомнили, то назовем одну фамилию: Киссинджер

и полной информацией сегодня не располагает никто.

Практик. И все же несколько слов сказать нужно. Дело в том, что именно на 1960-1970-е приходилось время становления новой властной группировки, «международных банкиров» («транснациональных финансистов», как их назвал Трамп) или элиты «Западного» глобального проекта (тех самых, которые проиграли в «деле Стросс-Кана»). Добиться своего у них вышло только после Никсона, в то время как в 1960-е «прибиться» к власти у них не получалось.

Связано это с тем, что, во-первых, у «финансистов» не было опыта, а во-вторых, их ресурс (эмиссия доллара) был ограничен с одной стороны золотым стандартом, а с другой — внешней политикой США, без которой доллары были не очень эффективны. В результате Кеннеди был введен в заблуждение, он решил, что поддержка новой властной группировки даст ему шансы против вашингтонского истеблишмента. 

Но — не вышло и выйти не могло, на тот момент эмиссионный ресурс уступал совокупному бюджетному ресурсу США.

При Никсоне финансисты воспользовались поддержкой нового поколения «мудрецов», но это было уже в самом конце 1960-х. А после 15 августа 1971 года роль эмиссии резко выросла. И тем не менее реально они стали доминирующей властной группировкой только после «рейганомики», которая перестроила всю экономику под распределение через банки эмиссионного ресурса. Впрочем, эта история уже выходит за пределы нашей книги, а ее экономическую часть можно прочитать в «Воспоминаниях о будущем» Михаила Хазина.

Теоретик. Так что простого ответа (даже в виде «художественной правды») на этот раз не будет — вместо него нам придется рассмотреть всю картину этой захватывающей политической интриги. Итак, в ночь на субботу, 17 июня 1972 года, между 00:05 и 00:15 охранник отельного комплекса «Уотергейт» Фрэнк Уиллс обнаружил, 

Помимо номеров для постояльцев, комплекс включал в себя офисное здание с постоянно арендуемыми помещениями; на 6-м этаже этого здания и находился офис Демократической партии США

что замки-защелки трех лестничных дверей на подземных уровнях В2 и В3 забиты бумагой и заклеены скотчем.

В этом не было ничего необычного — ключи от дверей имелись далеко не у каждого сотрудника отеля, и, выходя на минутку на какой-то этаж, они частенько просто затыкали защелки бумагой. Но три двери сразу? Уиллс позвонил своему начальнику, и тот посоветовал проверить двери на других уровнях.

Уиллс, как и всякий нормальный работник, ответил «будет сделано», однако вместо выполнения указаний начальства занялся более привычным делом — пересек улицу и заказал в соседнем ресторане ужин на вынос. Дождавшись заказа, Уиллс вернулся на свое рабочее место, не спеша покушал, и только после этого отправился проверять двери повторно. Проявленная неторопливость сыграла ему на руку: осмотренные ранее замки на уровне В2 снова оказались забиты бумагой и заклеены скотчем. Лезть на другие этажи уже не требовалось — в здании явно орудовал кто-то посторонний.

В 01:30 Уиллс позвонил своему боссу, который подтвердил его опасения, а в 01:47 сделал исторический звонок в Департамент полиции. Ближе всего к отелю оказался отряд офицера Шоффлера, специализировавшийся на негласном наблюдении за радикальными студентами и работавший в гражданской одежде.

«В вашей команде есть люди, одетые как хиппи? — спросил по рации наблюдавший за отелем участник взлома Болдуин. — Нет, — ответил руководитель взлома Лидди. — Тогда у нас проблемы, — констатировал Болдуин, — они на шестом этаже, и у них пистолеты» [Hougan, 1984, р. 202]

 Полицейские подъехали к «Уотергейту», встретились с Уиллсом, осмотрели заблокированные замки и принялись методично проверять этажи, начав с восьмого, где две недели назад уже произошло похожее ограбление. Примерно в 02:20 они обнаружили взломщиков на шестом этаже, в штаб-квартире Национального комитета Демократической партии США. Пятеро человек «мафиозной наружности» не оказали сопротивления и были арестованы вместе с целым чемоданом шпионского оборудования.

У двоих арестованных были найдены ключи от номеров в том же «Уотергейте», 214 и 314. Потратив первую половину дня на получение ордера на обыск, сотрудники полиции вернулись в отель около 14:30 и обнаружили в этих номерах дополнительные улики — подслушивающие устройства, 2300 долларов новенькими стодолларовыми купюрами с идущими подряд номерами и две разные записные книжки с одним и тем же телефоном — в одной он был помечен как «Н. Н. — W. Н.», в другой — «Howard Hunt (W-House)». Среди вещей одного из взломщиков обнаружился и чек, выписанный неким Е. Howard Hunt — что и позволило сразу же установить личность этого «Н. Н.». Им оказался знакомый нам еще по отказу участвовать в убийстве Кеннеди Говард Хант, агент ЦРУ в 1949–1970 годах, друг и литературный негр Аллена Даллеса, автор более 8о шпионских романов.

Читатель. А как так получилось, что на всю Америку другого шпиона не нашлось?

Теоретик. Об этом чуть позже, а пока продолжим следить за первыми днями Уотергейта. Параллельно полицейскому расследованию к делу подключились журналисты:

В 5:00 в день арестов Калифано

Джозеф Калифано (1931) — американский юрист и ученый, замминистра обороны в администрации Джонсона и будущий министр здравоохранения, образования и социального обеспечения в администрации Картера

 позвонили и сообщили о взломе офиса его клиента, Национального комитета Демпартии. По словам редактора Newsweek Эвана Томаса, Калифано сказали, что «грабители были пойманы за копированием документов и установкой жучков в телефоны»… Калифано повесил трубку и позвонил другому клиенту своей фирмы, The Washington Post. Калифано объяснил управляющему редактору, что «взлом в "Уотергейте" будет хорошей историей», запустив кампанию, которая сделала Вудворда и Бернштейна знаменитостями [Waldron, 2009].

В 09:00 один из редакторов The Washington Post Барри Сассман позвонил своему молодому сотруднику Роберту Вудворду и сообщил, что в «Уотергейте» арестованы пять очень странных взломщиков. Вудворд помчался в суд, где взломщикам должны были назначить меру пресечения, и услышал, как один из арестованных сообщает судье, что он — «консультант по безопасности» и работает на правительство, а также является сотрудником ЦРУ в отставке.

В книге Вудворда и Бернштейна «Аll the President’s Men» этот эпизод подан так, как если бы этот арестант (а им был Маккорд) заявил, что все еще работает на ЦРУ

Сведения Вудворда были добавлены к собранной другими журналистами Post информации и вошли в воскресную (18 июня) публикацию за авторством Альфреда Льюиса

В качестве «звезд» Уотергейта для последующей раскрутки были выбраны Вудворд и Бернштейн, но это вовсе не означает, что расследование вели только они; на деле в Уотергейте участвовала и вся репортерская машина The Washington Post, и большое число журналистов других изданий

 — «Пятеро пытались установить жучки в офисе Демпартии»; в ней раскрывались подложные и настоящие имена всех взломщиков (включая бывшего агента ЦРУ Джеймса Маккорда) и отмечалось, что еще один взломщик, Фрэнк Стерджис, под фамилией Фиорини руководил в 1962 году взводом наемников, готовившихся к очередным подрывным операциям на Кубе. Четверо из пяти взломщиков оказались кубинскими эмигрантами, связанными с антикастровскими операциями, а пятым — недавно уволившийся из ЦРУ Джеймс Маккорд.

Читатель. Получается, что это была операция ЦРУ?!

Теоретик. Эта мысль пришла в голову не только вам. Директор ЦРУ Хелмс, узнав рано утром 17 июня об аресте своего бывшего сотрудника, тут же, не вставая с кровати, позвонил исполняющему обязанности директора ФБР Патрику Грею и подробно рассказал об абсолютной непричастности ЦРУ к этому делу. Виновных Хелмс посоветовал искать в Белом доме — дескать, Эрлихман должен знать, зачем Маккорда и Ханта

Хелмс уже рано утром 17-го числа знал, что Хант замешан в ограблении, хотя полиция узнала об этом только после обеда; как мы увидим далее, это не случайная описка, а реальное положение дел с информированностью спецслужб о делах в никсоновском окружении

 нанимали в Комитет по переизбранию президента.

Не прошло и нескольких дней, как та же идея пришла в голову и самому президенту. На знаменитом

Именно запись этого совещания, на котором обсуждались меры по противодействию правосудию, стала после расшифровки основной уликой персонально против Никсона — «дымящийся ствол», в формулировках тогдашней американской прессы

 совещании 23 июня 1972 года Холдеман предложил убедить Хелмса представить Уотергейт как операцию ЦРУ, и под этим предлогом попридержать усилия ФБР. Никсон одобрил эту идею и подробно проинструктировал Холдемана, как провести такую встречу:

«Когда встретитесь с ними [руководством ЦРУ], скажите: "Посмотрите, проблема в том, что это раскроет все, целый залив Свиней,

Как друг Даллеса, Никсон прекрасно знал всю подноготную операции в заливе Свиней и вполне резонно предполагал, что и Хелмс знает ее не хуже, а поэтому использовал кодовое слово, известное только своим. В переводе на общепринятый это означало: «я знаю достаточно, чтобы похоронить лично вас и все ваше ЦРУ в придачу». Когда Холдеман озвучил Хелмсу ультиматум Никсона, тот отреагировал следующим образом: побагровел, вцепился в кресло и заорал: «Меня нисколько не беспокоит залив Свиней!» — после чего сразу же на все согласился. Оно и понятно: Никсон действительно знал очень много, а его друг Аллен Даллес, ради которого еще имело смысл держать язык за зубами, был мертв уже несколько лет

 президент просто чувствует это", — не вдаваясь в подробности. Не врите им особо, а просто скажите, что случилось что-то вроде комедии ошибок, какой-то бред, не раскрывая, что именно: "Президент считает, что это угрожает снова открыть весь залив Свиней. И раз уж ваши люди замешаны в деле, на всякий случай вы должны позвонить в ФБР и сказать, что во имя национальных интересов они не должны копать дальше", — точка!» [Bastone, Green, Glauber, 2011].

Как видите, версия об Уотергейте как спецоперации ЦРУ пришла в голову довольно многим; тем интереснее тот разворот, который случился в журналистском расследовании буквально на следующий день. Поздним воскресным вечером Вудворду

Выглядит так, как будто Вудворд уже был назначен главным по Уотергейту, и вся информация по этому делу стекалась именно к нему; это искажение связано с тем, что о большинстве событий мы знаем по книге Вудворда и Бернштейна «All the President’s Men», в которой, по понятным причинам, они и находятся в центре внимания

 позвонил полицейский репортер Post Юджин Бачински и рассказал о найденных у взломщиков записных книжках с именем «Говард Хант», связанным с Белым домом. Едва начался рабочий день, Вудворд немедленно позвонил в Белый дом по единому номеру 464-1414

Он и сейчас такой же, только дозвониться стало несколько сложнее

 и попросил к телефону Говарда Ханта. «Это где-то у Колсона, — ответила операционистка, — запишите номер его офиса». В офисе у Колсона Ханта тоже не оказалось, и секретарша дала Вудворду еще один телефон — вашингтонской компании Robert Mullen and Company, на которую Хант тоже работал. Третий звонок оказался успешным, Говард поднял трубку и услышал: «С вами говорит журналист Вудворд. Скажите, почему ваше имя упоминается в записных книжках взломщиков "Уотергейта"?» — «О боже мой!» — вскричал Хант и повесил трубку.

Дальнейшие действия Вудворда описаны в их совместной с Бернштейном книге следующим образом:

Вудворд позвонили Кену Клоусону, никсоновскому замдиректора по связям с общественностью, до января 1971-го работавшего репортером в Post. Он рассказал Клоусону про записные книжки и спросил, чем занимался Хант в Белом доме… Через час Клоусон перезвонил и сообщил, что Хант работал консультантом по рассекречиванию документов Пентагона и по борьбе с наркотиками и последний раз получал зарплату в марте 1972-го. С тех пор он на Белый дом не работал. «Я внимательно изучил этот вопрос, — сказал Клоусон, — и убедился, что ни мистер Колсон, ни кто-либо еще в Белом доме не знал об этом прискорбном инциденте в Национальном комитете Демпартии»…

Вудворд позвонил Роберту Беннетту, президенту Mullen and Company, и спросил насчет Ханта. Беннетт… сказал: «Думаю, не секрет, что Говард Хант работал на ЦРУ». Для Вудворда это было новостью; он позвонил в ЦРУ, и ему подтвердили, что Хант работал на агентство с 1949 по 1970 год.

Вудворд не знал, что и думать. Он еще раз позвонил своему другу в правительстве и попросил совета. Голос друга звучал нервно; не для печати он сообщил Вудворду, что ФБР считает Ханта главным подозреваемым по многим причинам, не только из-за записных книжек, но публиковать эти сведения нельзя. Вместе с тем друг заверил Вудворда, что не будет ошибкой опубликовать историю о записных книжках…

Заметка получила название «Консультант Белого дома связан с подозреваемыми в установке жучков» [Woodward, Bernstein, 2014, ch. 2].

Как видите, после беседы с «другом в правительстве» Вудворд уже знал, что ему думать: двадцатилетняя работа Ханта на ЦРУ была проигнорирована, а вот сотрудничество с Белым домом в качестве консультанта — вынесено в заголовок статьи.

Практик. Мы уже не первый раз замечаем, что случайных борцов за справедливость вокруг Власти не бывает — если кто-то что-то пишет, то это согласовано и утверждено какими-то людьми Власти.

Теоретик. Наверное, к этому моменту вы уже поняли, кем был этот «друг в правительстве»: конечно же, знаменитой Глубокой Глоткой, анонимным

В мае 2005 года анонимность Глубокой Глотки была раскрыта — бывший сотрудник ФБР Марк Фелт (1913–2008) признался, что это он контактировал с Вудвордом и сливал информацию по «Уотергейту», а Роберт Вудворд подтвердил, что так все и было, и уже в октябре 2005-го опубликовал книгу «The Secret Man: The Story of Watergate’s Deep Throat» с подробным рассказом о Фелте как Глубокой Глотке; однако, как мы увидим дальше, Фелт был далеко не единственным человеком, располагавшим подробными сведениями о тайных операциях Белого дома

 источником Вудворда и Бернштейна, фактически направлявшим все их «журналистское» расследование. С момента, когда Глубокая Глотка взял ход событий в свои руки, работа лично Вудворда и всего журналистского коллектива Post сосредоточилась на единственной цели: доказать причастность окружения Никсона и его лично к уголовному преступлению, достаточному для объявления импичмента.

Разумеется, такая целенаправленная кампания не могла быть инициативой человека уровня Вудворда или даже его начальника Сассмана:

Уотергейтское расследование было в прямом смысле операцией Брэдли

Бен Брэдли (1921–2014) — американский журналист, главный редактор The Washington Post с 1968 по 1991 год, сосед по Джорджтауну и близкий друг всей тамошней тусовки — Олсопов, Грэмов, Визнера и Хелмса

… Брэдли и репортеры уже с того момента, как Глубокая Глотка через два дня после взлома подтвердил Бобу Вудворду важнейший факт, что Говард Хант был связан с Белым домом, знали, что след приведет их к президенту [Sussman, 2010].

Сделать из краткого совета Глубокой Глотки «можно публиковать историю о записных книжках» вывод о причастности к делу самого Никсона можно было лишь в одном случае: если у Брэдли уже была какая-то информация о его «грязных делишках». Но даже с такими сведениями фактическое объявление войны действующему президенту США

Да еще какому — прожженному интригану с 20-летним стажем, неспроста прозванному Tricky Dick (хитрый, скользкий, изворотливый)

 требовало чего-то большего, чем поддержка единственного информатора, даже если его кличка — Глубокая Глотка.

Джон Митчелл

К этому времени Митчелл уже не был генеральным прокурором США, но, как видите, сохранил соответствующую манеру общения

 сказал Бернштейну, что Кэти Грэм «обнаружит свои титьки в прессе для отжима жира», если Бернштейн напишет статью о связях Митчелла [с Уотергейтом]… [Кэтрин Грэм] продолжала [публикации] в течение целого года, до весны 1973-го, когда Сенат сформировал комитет Эрвина по расследованию Уотергейта… и еще год с меньшим риском, пока Судебный комитет Палаты представителей не принял три пункта об импичменте… Она продолжала их, зная, что вся кампания в значительной степени зависит от человека с кодовым именем Глубокая Глотка, публикуя информацию которого, газета шла на серьезный риск — и никогда, как бы это ни было неправдоподобно, не интересуясь его настоящим именем [Sussman, 2010].

На наш взгляд, не интересоваться именем человека, «в значительной степени» определяющего такую масштабную кампанию, можно только тогда, когда он вообще ничего в кампании не определяет, а просто служит собирательным образом для целой армии информаторов. Но посмотрим, как развивались события дальше — вдруг и в самом деле Глубокая Глотка был настолько важной персоной, как это следует из официальной истории Уотергейта?

Начнем с того, что Брэдли и Грэм были не единственными персонами, уверенными, что «след приведет к президенту». Упоминавшийся нами Джеймс Калифано уже вечером в воскресенье, 18 июня, решил подать от лица своего клиента, Национального комитета Демпартии, гражданский иск на i млн долларов против никсоновского Комитета по переизбранию президента — за незаконное вторжение и порчу имущества. На следующий день на пресс-конференции Калифано и руководитель Демпартии О’Брайен официально объявили об иске — хотя на этот момент никаких доказательств причастности к делу CRP даже не просматривалось.

Впоследствии выяснилось, что уверенность Калифано могла основываться на информации, полученной по независимым каналам. Один из участников взлома, Альфред Болдуин,

Тот самый, который видел, как полицейские идут арестовывать взломщиков; он вел наблюдение за «Уотергейтом» из номера 713 в соседнем мотеле, который был арендован на имя Маккорда. В результате ФБР не составило особого труда выйти на этот номер, а затем идентифицировать его обитателя — к несчастью для Болдуина, взлом 17 июня стал третьим по счету, в ходе двух предыдущих в офисе Демпартии были установлены жучки, и Болдуин несколько недель сидел в номере, осуществляя прослушку. За это время он сделал много телефонных звонков из номера от своего имени, которые в свою очередь были записаны ФБР

 сразу же после ареста сообщников обратился за помощью к своему другу-адвокату Роберту Мирто. Мирто подключил к делу другого адвоката, Джона Кассиденто, в воскресенье они встретились с Болдуином, и тот наверняка рассказал некоторые подробности (например, «работал я тут на Никсона, и вышла небольшая неприятность», как всегда говорится в таких случаях). Кассиденто поначалу посоветовал Болдуину молчать, а уже через несколько дней согласовал со следствием судебный иммунитет в обмен на показания против остальных участников. В конце июля Кассиденто позвонил партнеру Калифано Эварду Уильямсу

Эдвард Уильямс (1920–1988) — знаменитый американский адвокат, защищавший Джимми Хоффу, Фрэнка Синатру, издателя «Плейбоя» Хью Хефнера, бывшего губернатора Техаса Конналли, личный друг владелицы The Washington Post Кэтрин Грэм и директора ЦРУ Ричарда Хелмса

 и сообщил, что ведет клиента, которому «есть что сказать про "Уотергейт"».

Очевидно, с тем же успехом Кассиденто мог позвонить Уильямсу и сразу после разговора с Болдуином; однако и в этом случае Калифано узнал бы какие-то подробности лишь вечером в воскресенье, а между тем еще в субботу утром, звоня в The Washington Post, он явно планировал далеко идущую кампанию. Поэтому мы не считаем Болдуина, равно как и Глубокую Глотку, единственным информатором, сыгравшим решающую роль в Уотергейте; успех операции по отстранению Никсона определили согласованные действия многих людей, как и в случае с Кеннеди, часто даже незнакомых друг с другом. История Болдуина интересна другим — ни Вудворд с Бернштейном, ни Глубокая Глотка ничего о ней не знали до пресс-конференции Калифано и О’Брайена 6 сентября 1972 года:

Ссылаясь только на неустановленного «информатора» (Болдуина), демократы впервые обнародовали подробности о взломе 16–17 июня, предполагаемой прослушке Оливера и О'Брайена в мае, доставке записей разговоров в CRP и безуспешных попытках прослушать штаб Макговерна [Hougan, 1984, р. 241].

При подобной информированности нет ничего удивительного в том, что журналистское расследование развивалось куда хуже расследования официального.

Которое уже к концу июня имело и сотрудничающего свидетеля, и гору вещественных доказательств, и лишь в силу указаний руководства воздержалось от предъявления обвинений совсем уж высокопоставленным членам Комитета по переизбранию президента

 Новый след в деле появился лишь 31 июля, когда репортеры The New York Times

А вовсе не Глубокая Глотка, который, будучи Фелтом, должен был быть в курсе этой истории

 раскопали кое-какую информацию:

31 июля Times сообщила, что окружной прокурор Майами Ричард Герштейн обнаружил подозрительные 89 000 долларов, которые пришли через чеки на банковский счет Бернарда Баркера, одного из взломщиков «Уотергейта». Редактор Post Сассман… разрешил Бернштейну поехать в Майами за подробностями; Бернштейн прибыл в офис окружного прокурора и отказался уходить, пока ему не позволили изучить чеки. Среди них Бернштейн нашел чек на имя Кеннета Дальберга,

На сумму в 25 тысяч долларов, слишком большую, чтобы обналичить сразу, почему чек и ходил долгое время от владельца к владельцу

 который был сборщиком средств в избирательный фонд республиканцев. Вудворд позвонил Дальбергу, и тот сказал, что доставил чек Морису Стансу, финансовому директору избирательной кампании Никсона [Garment, 2000, р. 118].

Результатом стала статья «Подозреваемые в установке жучков получали деньги из предвыборного фонда», вышедшая в Post 1 августа 1972 года. Однако это был последний успех Вудворда и Бернштейна в их журналистском расследовании; все дальнейшие попытки выяснить, как чек Дальберга попал к Баркеру, успехом не увенчались — Стэне отказался от комментариев, а других свидетелей обнаружить не удалось. К началу сентября интерес публики к Уотергейту сошел на нет, надежды демократов очернить Никсона в глазах избирателей полностью провалились,

К концу августа Никсон по опросам опережал Макговерна на 34 % (64 % за Никсона, 30 % за Макговерна)

 а официальное расследование завершилось признанием столь долго раскручиваемого скандала обычным ограблением:

15 сентября Министерство юстиции огласило обвинительные заключения. Маккорду и его команде, а также Лидди и Ханту были предъявлены обвинения; Магрудеру — нет… Министерство юстиции заявило: «У нас нет абсолютно никаких доказательств того, что кому-либо еще следует предъявить обвинение»… Сенатор Доул отметил, что обвинительные заключения доказывают отсутствие каких-либо оснований для «диких и клеветнических заявлений, которые делал Макговерн» [Ambrose, 2014].

Сегодня, когда мы уже знаем, чем все закончилось, невозможно поверить, что еще 15 сентября 1972 года вся Америка, включая самого Никсона, была уверена, что Уотергейт окончательно списан в архив. 

Но факт остается фактом: никаких вещественных доказательств связи взломщиков с их какими-либо непосредственными руководителями так и не было найдено, и для запуска настоящего Уотергейта потребовалось куда больше, чем журналистское расследование The Washington Post. И, как показали дальнейшие события, такие средства у противников Никсона были.

Суд над взломщиками «Уотергейта» начался 8 января 1973 года. 15 января почти все признали свою вину. 30 января судья Сирика вынес неожиданно суровый приговор, признав Маккорда виновным по восьми преступным эпизодам, а Ханта — по шести; каждый такой эпизод «тянул» на 5–8 лет тюрьмы. 7 февраля Сенат США проголосовал за создание Специального комитета по президентской кампании под председательством Сэма Эрвина — под «президентской кампанией» подразумевался все тот же взлом в «Уотергейте». 19 марта, осознав перспективу получить 50 лет тюрьмы, Джеймс Маккорд написал Сирике письмо о желании встретиться и сообщить кое-что важное. 23 марта Сирика огласил предварительный приговор — который мог быть пересмотрен, если обвиняемые пойдут на сотрудничество со следствием. Приговор «расколовшемуся» Маккорду был отложен, четверо кубинцев получили по 40 лет, Хант — 35; в отношении так и не признавшего свою вину Лидди был вынесен окончательный приговор в 20 лет, в том числе не меньше 6 лет и 8 месяцев без права на досрочное освобождение.

В итоге Лидди провел в тюрьме четыре с половиной года и был помилован уже при президенте Картере

 Уже через час после вынесения приговора Маккорд встретился с Сэмом Дэшем, главным юристом комитета Эрвина, и выразил желание рассказать все, что знает об ограблении. На следующий день он дал официальные показания на Джеба Магрудера

В день ограбления Магрудер был заместителем директора Комитета по переизбранию президента (CRP)

 и Джона Дина.

К 1972 году дослужившегося до личного советника Никсона по юридическим вопросам и курировавшего работу CRP

В понедельник, 26 марта, газета The Los Angeles Times

И опять же — не The Washington Post, с их «всезнающей» Глубокой Глоткой!

 сообщила, что Маккорд назвал имена Дина и Магрудера. Оба поняли, что тот, кто первым начнет сотрудничать, получит наибольшее снисхождение при вынесении приговора… В начале апреля адвокат Дина обратился к следователям по делу, чтобы от имени своего подзащитного обсудить условия признания вины… 14 апреля Магрудер и его адвокаты также встретились со следователями… Как написал позже историк Теодор Уайт, в апреле 1973 года «Никсон прошел точку невозврата» [Garza, 1985, р. 377].

Так буквально в течение нескольких недель «третьеразрядное ограбление» превратилось в масштабный заговор с участием практически всех приближенных Ричарда Никсона. Джон Дин и Джеб Магрудер не остановились на полпути и дали показания на самого президента; хотя после этого судебный процесс тянулся больше года,

Окончательное вынесение приговоров всей «президентской рати» состоялось только 1 января 1975 года

 на деле все было кончено: запаса свидетельских показаний оказалось достаточно, чтобы с головой утопить Никсона в грязи.

Как видите, даже довольно поверхностно

Наше изложение истории Уотергейта занимает всего несколько страниц, в то время как объем архивных документов этого периода, часть из которых до сих пор не рассекречена, приближается к полутора миллионам страниц, не считая многочисленных книг и статей

 рассказанная история Уотергейта содержит в себе явную загадку: откуда Грэм, Брэдли и Калифано с самого начала знали, что ниточки этого дела приведут их к Никсону? Ведь все усилия целого отряда журналистов (включая и репортеров из других газет) под предводительством Глубокой Глотки так и не обнаружили хоть сколько-нибудь серьезных свидетельств заговора — а значит, узнать о нем можно было только от кого-то из непосредственных участников. В беллетризированных воспоминаниях Вудворда и Бернштейна этот момент деликатно опущен; на самом деле Глубокая Глотка уже в первом телефонном разговоре должен был сказать: «Вы точно доберетесь до Никсона, вперед!» И сказать это он должен был не Вудворду, а самому Брэдли или даже Кэтрин Грэм.

Читатель. Вообще-то был человек, который прямо так и сказал! Этот ваш Калифано, он ведь буквально сразу после взлома позвонил в The Washington Post, и раз уж его там послушали, то наверное знали, с кем имеют дело.

Теоретик. Вот именно! Чтобы начать «охоту на Никсона», Брэдли и Грэм требовались вовсе не намеки Глубокой Глотки; им нужна была точная и достоверная информация о реальных раскладах внутри никсоновской администрации, полученная от заслуживающих доверия людей. И теперь самое время посмотреть, откуда такая информация могла к ним поступить; иными словами, поближе познакомиться с никсоновскими подручными и с теми способами, которыми они попадали в его окружение.

Начнем с показательной цитаты, говорящей о личных особенностях Никсона в его повседневной президентской жизни:

Никсону… казалось, не слишком нравилось быть президентом. Напротив, он постоянно был зол до такой степени, что те, кто об этом писал, вынуждены были лезть в словарь, чтобы найти еще один синоним для слова «гнев»…

[На полях News Summaries, которые помощники ежедневно клали ему на стол] было место, где он мог выразить свои настоящие чувства. Первое, что бросается в глаза в этих комментариях, — подбор слов; его глаголы почти всегда связаны с насилием. «Найдите кого-нибудь врезать ему», — писал Никсон об одном репортере; «увольте его», «зарежьте его», «сбейте его с ног», «сразитесь с ним», «выбросьте его на помойку» — о многих других….

В августе 1971 года Джон Дин направил персоналу служебную записку с предложением подумать, «как мы можем максимизировать наши возможности в отношении людей, которые активно выступают против нашей администрации»… Из этого менталитета и вырос Список врагов

Всплывший в ходе расследования Уотергейта меморандум, составленный Колсоном 9 сентября 1971 года и включавший в себя главным образом медийных оппонентов Никсона, например, актера Пола Ньюмана

 [Ambrose, 2014].

Чтобы сделать карьеру при дворе таких руководителей,

Поскольку таких бывает примерно 99 %, рекомендация проявить себя один раз, но максимально эффектно — это лучший совет по карьере из всех, которые можно дать начинающему

 

не требуется какой-то особой эффективности в долгосрочных проектах; достаточно один раз показать себя в решительных действиях по отношению к какому-нибудь врагу. А теперь посмотрим, каким образом попадали в число доверенных людей Никсона некоторые из уже упоминавшихся персонажей.

24 апреля 1970 года Хант предпринял очередную попытку уйти из ЦРУ. В возрасте 51 года [он] сразу же устроился в Mullen and Company, компанию по связям с общественностью, которая долгое время помогала ЦРУ…

Питер Дейл Скотт резюмировал статус Ханта в ЦРУ после отставки в апреле 1970 года, сказав: «Сегодня у нас есть… документ ЦРУ, показывающий, что в 1970-м он вовсе не ушел в отставку, а получил тайное задание под прикрытием работы в Mullen and Company» [Waldron, 2013].

Читатель. Тоже мне новость; всем известно, что бывших разведчиков не бывает!

Теоретик. Разумеется, поэтому скажем пару слов о другом бывшем разведчике, Джеймсе Маккорде. Он вышел в отставку с поста директора безопасности ЦРУ

Неплохой уровень квалификации? Однако уже через полтора года этот человек повторно заклеит скотчем замки на подземных уровнях «Уотергейта», несмотря на то что предыдущая попытка была кем-то обнаружена!

 в августе 1970 года, основал собственную охранную фирму, а в сентябре 1971-го устроился на работу в Белый дом. Каким образом? Через хорошего знакомого:

В сентябре 1971 года Джеку Колфилду

Тому самому бывшему частному детективу, который собрал объемное досье на Эдварда Кеннеди; к 1971 году он несколько подрос по службе

 было поручено найти кого-нибудь для обеспечения технической безопасности Комитета по переизбранию президента… Он обратился за советом к Альфреду Вонгу, начальнику секретной службы отдела технических служб Белого дома. Колфилд задал для Вонга критерии для кандидата: он должен быть агентом секретной службы

US Secret Service, специализировавшейся на охране президента и высших должностных лиц

 в отставке, жителем Вашингтона и хорошим специалистом, продемонстрировавшим в прошлом лояльность Никсону. Согласно словам Колфилда в интервью автору, Вонг сообщил ему, что… не смог найти никого, кто соответствовал бы этим критериям (что кажется странным, ведь в Вашингтоне в это время жили сотни отставных агентов), и порекомендовал своего старого друга Маккорда, умолчав, что тот никогда не работал на секретную службу [Hougan, 1984, р. 57].

В результате Колфилду пришлось нанимать именно Маккорда, и с 1 октября 1971 года тот начал работу в Комитете по переизбранию президента. Маккорд чувствовал себя настолько уверенно,

И совершенно обоснованно, как показали дальнейшие события: сдав всех подельников по «Уотергейту», Маккорд отсидел всего 2 месяца, написал книгу воспоминаний, снова создал охранную компанию и благополучно дожил до 93 лет

 что даже не скрывал своего шпионского прошлого:

В офисе Маккорда в CRP висела фотография, подписанная директором ЦРУ Ричардом Хелмсом: «Джиму с глубокой признательностью» (подчеркнуто в оригинале) [Hougan, 1984, р. 22].

А вот путь Ханта в Белый дом был более извилист; как пишет один из самых плодовитых исследователей тайных операций ЦРУ Ламар Уолдрон, первоначальной идеей ЦРУ было сделать Ханта директором Mullen and Company и уже с этой должности вовлечь в работу на Белый дом. Для этого ЦРУ всемерно помогало Ханту:

Например, когда Хант запросил у ЦРУ «человека, имеющего навыки в области замков и тайного проникновения… для работы с организацией Говарда Хьюза в Неваде», ЦРУ незамедлительно нашло ему своего бывшего сотрудника [Waldron, 2013].

Однако в ноябре владелец фирмы Роберт Маллен решил отойти от дел и продал компанию уже упоминавшемуся нами Роберту Беннетту. Сценарий вхождения в Белый дом

Наша уверенность в том, что задание Ханта именно в том и заключалось, станет понятной буквально на следующей странице

 пришлось поменять: Хант подключил своего знакомого по университету (они вместе руководили клубом выпускников) Колсона. По счастливому совпадению, купивший Mullen and Company Беннетт также оказался знакомым Колсона, и притом очень полезным:

Одной из причин, по которой Чак Колсон сделал карьеру в команде Белого дома… была его способность добывать информацию… В декабре 1970 года Колсон предоставил особенно лакомый кусочек: он сообщил, что Говард Хьюз

Эксцентричный миллиардер, один из богатейших людей США того времени

 исключил Ларри О’Брайена из своей платежной ведомости (как своего пиарщика в Вашингтоне) и заменил его Бобом Беннеттом, который работает в Министерстве транспорта… Колсон закончил свою записку так: «Беннетт наш хороший друг и вызвался делать с людьми Хьюза все, что мы захотим» [Ambrose, 2014].

Как вспоминал сам Колсон: «С начала 1971 года Хант и Беннетт начали периодически навещать меня и предлагать свои услуги на добровольной основе…»; ну а поскольку услуги предлагали не совсем чужие люди, он отнесся к этим предложениям с пониманием. Не прошло и полугода, как потребность в услугах Беннетта и Ханта действительно появилась.

13 июня 1971 года The New York Times

Обратите внимание, не The Washington Post!

 начала публикацию так называемых пентагоновских бумаг — секретных документов, скопированных в начале года работавшим на Пентагон

В числе еще 30 человек из RAND Corporation — они анализировали историю войны во Вьетнаме, для чего и получили доступ к секретным документам

 Даниэлем Эллсбергом. Документы раскрывали реальные решения администраций трех президентов — Кеннеди, Джонсона и Никсона — по вьетнамской войне; как и любые секретные решения в условиях недостатка информации, они были по большей части аморальными, противозаконными и неэффективными. И хотя под главный удар попадали предшественники Никсона, сам он буквально озверел от негодования; как так, секретные документы такой важности утекают буквально у нас из-под носа, а мы ничего не можем сделать?!

Требовалось немедленно установить личность похитителя бумаг, а также выяснить, какие именно документы оказались в его распоряжении. На этот раз Никсон даже не думал обращаться за помощью к ЦРУ или к ФБР; на совещании 17 июня 1971 года он принял куда более жесткое решение:

«Вы помните план Хьюстона? Реализуйте его! — приказал президент Никсон Холдеману и Эрлихману в присутствии Киссинджера. — Я имею в виду, что я хочу, чтобы вы украли эти документы. К черту все, пойдите и раздобудьте эти папки. Взорвите сейф

На тот момент Никсон еще не знал, что документы скопировал Эллсберг, и по предположению Хьюстона подозревал в краже руководителя группы, готовившей документы, некоего Гелба, который предположительно сохранил копии в своем сейфе в Брукингском институте («мозговом центре», созданном филантропом Брукингсом еще в 1916 году)

 и заберите их!» [Weiner, 2016, р. 272].

К счастью, Эллсберг признался в краже документов

Разумеется, ему тут же были предъявлены обвинения в шпионаже, но судебный процесс закончился оправданием, поскольку оказалось, что документы были засекречены только от американцев, а иностранным дипломатам предоставлялись по первому требованию

 раньше, чем приближенные Никсона успели «взорвать сейф». Авторитет Хьюстона (ошибшегося с предполагаемым виновником) в глазах Никсона несколько снизился, а масштаб стоящей перед подручными задачи, наоборот, вырос. Президент задумал уничтожить Эллсберга в прессе,

Еще один пример плохого понимания даже президентами того, как устроен реальный мир; пресса на тот момент могла работать только против Никсона, но никак не против его врагов

 повторив принесшее ему успех «дело Хисса» — для чего требовалось раздобыть (разумеется, незаконными способами) необходимый компромат и сделать из него шпионскую историю. Для этого Никсону нужен был «второй я», человек, способный работать 18 часов в сутки над единственной задачей. Никого из проверенных приближенных нельзя было отрывать от текущих дел, поэтому президент потребовал найти подходящего человека. 1 июля 1971 года Колсон сообщил, что такой человек имеется:

Колсон. Он тверд, как гвоздь. Он блестящий писатель, автор сорока книг…

Никсон. Как его зовут?

Колсон. Его зовут Говард Хант. Он сейчас здесь, в Вашингтоне. Он только что уволился из ЦРУ, ему пятьдесят лет. Из породы тигров. Не знаю точно, но если захотите…

Никсон. Сколько ему лет?

Колсон. Пятьдесят.

Никсон. Это нормально. Он сможет это сделать. Он мог сохранить энергию.

Колсон. Идеологически он уже убежден, что это [утечка пентагоновских бумаг] часть большого заговора [Kutler, 1998, р. 81].

В тот же день Колсон позвонил Ханту, чтобы сообщить, что для него есть работа, и уже 7 июля 1971 года тот был зачислен в штат Белого дома в качестве «консультанта». Правда, убедить президента, что Хант — «второй Никсон», который разоблачит «второго Хисса», не удалось; на эту роль рассматривались еще несколько кандидатов,

Наиболее талантливым из которых был Ричард Аллен (один из заместителей Киссинджера, в дальнейшем сменивший Бжезинского на должности советника по национальной безопасности у Рейгана), благоразумно отклонивший столь «выгодное» предложение

 но столь же безуспешно. В итоге «вторым Никсоном» стал целый коллектив: 24 июля 1971 года при Белом доме было сформировано Специальное следственное подразделение под формальным руководством бывшего сотрудника ФБР Эгила Крога, в которое кроме Ханта вошли коллега Крога Гордон Лидди и человек Киссинджера Дэвид Янг.

Именно жена Янга в ноябре 1971-го придумала назвать это подразделение «водопроводчиками», поскольку одна из его задач была сформулирована как «борьба с утечками»

Заняв небольшую комнату в офисном здании администрации, Хант немедленно приступил к выполнению своего основного задания. В 1974 году сотрудник ЦРУ Рэтлифф сообщил комитету Конгресса, что регулярно передавал в ЦРУ запечатанные конверты от Говарда Ханта.

Автору «Секретного плана» он раскрыл дополнительные подробности:

В телефонном разговоре… Рэтлифф сказал, что работал связным ЦРУ с Советом национальной безопасности. Пакеты Ханта регулярно передавались в ЦРУ практически до самого Уотергейта в июне 1972 года. Рэтлифф, начавший работать в Белом доме в 1972-м, не знал точно, но предполагал, что эти передачи начались сразу же после того, как на Белый дом начал работать Хант. На вопрос о содержимом пакетов Рэтлифф ответил, что там были «сплетни» о разных людях [Hougan, 1984, р. 50].

История внедрения Ханта в никсоновскую администрацию известна во всех подробностях лишь потому, что он оказался в фокусе внимания десятков, если не сотен людей, расследовавших Уотергейтский скандал. Можно только догадываться, сколько аналогичных внедрений остались незамеченными; но на вопрос — а кто мог знать об Уотергейте «из первых рук»? — у нас уже есть один ответ.

Читатель. Один? А что, будет и другой?

Теоретик. Конечно. Или вы полагаете, что кроме ЦРУ никто не интересовался, что там поделывает президент? Вспомните «пентагоновские бумаги», скопированные Эллсбергом (работавшим на Пентагон). Не прошло и полугода, как в Белом доме разразился еще один, куда менее шумный для публики, но куда более неприятный лично для Никсона шпионский скандал.

14 декабря 1971 года The Washington Post опубликовала очередную разоблачительную заметку о «разжигателе войны» Никсоне — «Американские и советские военные корабли в Бенгальском заливе». Автором заметки был известный журналист Джек Андерсон, и второй ее абзац, содержавший перечисление военных кораблей США, привлек внимание адмирала Веландера. В числе кораблей упоминался Tartar Sam, который мог появиться в заметке только одним способом:

Адмирал Веландер, который был связным Объединенного комитета начальников штабов с Киссинджером, несколькими днями ранее продиктовал служебную записку, в которой перечислялись корабли в оперативной группе. После названий эсминцев он добавил «с зенитными ракетами Тартар» [with Tartar SAM, surface-to-air missile] — поскольку понимал, что Киссинджер может не знать, какое вооружение несут эсминцы. Превращение ракет в эсминец означало, что кто-то неверно истолковал Tartar SAM как название еще одного корабля; поскольку ни в каком другом документе ракеты не упоминались, стало ясно, что Андерсон воспользовался утечкой записки Веландера [Kissinger, 1979, р. 939].

В отличие от многих других документов, записка Веландера имела очень ограниченный круг читателей: Веландер надиктовал ее своему секретарю Чарльзу Рэдфорду, тот напечатал две копии и отнес их в соседнее здание Киссинджеру и Хейгу. В этих условиях не нужно было быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить подозреваемого. Веландер зашел к Хейгу, рассказал о своих подозрениях и получил совет обратиться к Дэвиду Янгу, как раз и занимающемуся утечками. Янг, недолго думая, предложил Рэдфорду пройти проверку на полиграфе,

Обычная практика как в никсоновской администрации, так и во многих современных корпорациях

 на что тот неожиданно согласился.

Как пишет один из исследователей Уотергейта Лен Холодны, потому что действительно не передавал Андерсону никаких документов

Результаты проверки, которая состоялась 16 декабря, оказались еще более неожиданными. Рэдфорд спокойно ответил на вопросы о передаче секретных данных Андерсону, но неожиданно напрягся при формальном вопросе: «Предоставляли ли вы когда-нибудь секретные документы посторонним?» Заметив, что полиграф зафиксировал его реакцию, Рэдфорд пришел в еще большее смятение и отказался отвечать на дальнейшие вопросы без разговора со своим начальником, то есть Веландером. Веландеру Рэдфорд задал довольно странный вопрос: «Они спрашивают меня про нашу работу на Пентагон, что мне делать?» Все еще полагавший, что речь идет о сливе информации Андерсону, Веландер машинально ответил: «Чак, просто скажи правду».

Правда, которую Рэдфорд обстоятельно рассказал в этот и последующие дни, заключалась в том, что он уже больше года передавал в Пентагон — сначала через своего предыдущего начальника, адмирала Робинсона, а затем и через нынешнего, адмирала Веландера, — все секретные документы, до которых только мог дотянуться:

Рэдфорд сказал, что он был тщательно обучен и проинструктирован своим непосредственным начальством… брать все, что попадается в руки. Всего около тысячи сверхсекретных документов были украдены и переданы в офис Мурера

Адмирал Томас Мурер (1912–2004) — председатель Объединенного комитета начальников штабов в 1970–1974 годах

 [Waldron, 2013].

Именно эту «работу на Пентагон» Рэдфорд и имел в виду, спрашивая совета у Веландера, так что можно себе представить, как он удивился, услышав ответ своего начальника. На прямой вопрос — а какова была цель этого шпионажа? — Рэдфорд ответил столь же прямо, как и на все прочие:

Знание — сила, чем больше они [начальники] знали обо всяких мелочах, тем лучше они могли маневрировать для реализации собственных целей… [каких?] — Ну, сбить Никсона. Или хотя бы избавиться от Киссинджера, ведь Киссинджер был настоящей отмычкой для всех этих вещей [Colodny, 2016].

Киссинджер, и без того не отличавшийся уравновешенным характером, пришел по этому поводу в совершеннейшую ярость и закатил Холдеману форменную истерику, требуя немедленно уволить Мурера. Однако любой человек, хоть немножко знавший Никсона — да вот хотя бы мы с вами, уважаемый Читатель! — мог сообразить, что эта истерика ни к чему не приведет. Нужно объяснять, почему?

Читатель. Наверное, нет — вы так часто повторяли, что политикой Никсона было «разделяй и властвуй», что даже я наконец запомнил. Никсону вражда Киссинджера и Мурера была только на руку…

Теоретик. Ну и замечательно, значит, вас нисколько не удивит, что скандал с Рэдфордом был попросту спущен на тормозах. Даже тот факт, что «водопроводчики» получили задание раскопать гомосексуальную связь Рэдфорда с Андерсоном, в которой Никсон был абсолютно уверен, вряд ли скажет нам что-то новое; 

манера не предотвращать утечки, а создавать себе врагов и грозно с ними расправляться распространена среди людей Власти достаточно широко.

Как видите, по части защиты информации окружение Никсона представляло собой протекающее во все стороны решето. Вы обратили внимание, что признание Рэдфорда в работе на Пентагон было автоматически сочтено и признанием в утечке сведений к Андерсону? А между тем как раз ее Рэдфорд категорически отрицал и согласился пройти полиграф именно с целью очистить себя от подозрений! Настоящий безопасник озаботился бы прослеживанием альтернативных вариантов этой утечки, но Никсон со своими (а своими ли?) «водопроводчиками» предпочел остановиться на самой безобидной версии.

Читатель. Погодите, но если пресловутую записку Андерсону слил не Рэдфорд…. то кто? Сам Киссинджер?!

Теоретик. Вот именно, кто? Исключив Веландера и Рэдфорда, мы остаемся с двумя кандидатами: Киссинджером и Хейгом.

Самого Веландера из числа подозреваемых можно исключить: вряд ли он стал бы поднимать шум, да еще с таким результатом, будучи сам замешан в утечке к Андерсону

 Про Киссинджера мы уже кое-что знаем,

Интересно, у уважаемого Читателя еще остались сомнения, что Киссинджер с удовольствием передал бы куда угодно какие угодно секретные бумаги, будь это выгодно ему лично?

 а значит, теперь самое время поближе познакомиться с генералом Александром Хейгом, сначала заместителем советника по национальной безопасности, а затем — главой аппарата Белого дома в администрации Никсона.

Александр Хейг уже с юношеских лет выбрал для себя военную карьеру. Не обладая даже средними интеллектуальными способностями,

Вест-Пойнт он окончил на 214-м месте из 310 по среднему баллу

 он тем не менее упорно учился, со второй попытки поступил в Военную академию в Вест-Пойнте, окончил ее в 1947 году, познакомился с дочерью одного из штабных офицеров Макартура, женился на ней и тем обеспечил себе дальнейшую карьеру. После корейской войны Хейг получил назначение в Пентагон, а в 1964-м был замечен

Разумеется, по рекомендации правильных людей, о которых мы скажем чуть позже

 тогдашним министром обороны Макнамарой и в течение двух лет работал его помощником. После этого он успел повоевать во Вьетнаме,

В реальной боевой обстановке, например, командуя двумя ротами против двух батальонов противника

 затем перевелся в Вест-Пойнт на преподавательскую деятельность и уже оттуда был рекрутирован в помощники Киссинджеру:

Когда Киссинджер искал военного помощника,

В свой Совет по национальной безопасности, которым руководил у Никсона с 1969 года

 Джозеф Калифано и Роберт Макнамара порекомендовали ему Хейга, которого знали по его работе штабным офицером в Пентагоне [Kissinger, 1979, р. 449].

Детали штабной работы Хейга говорят о том, что Калифано и Макнамара не просто так рекомендовали его Киссинджеру:

Безупречно ухоженный и эффектно скроенный, что в военной форме, что в гражданском костюме, Хейг служил «чистильщиком» как для президентов-демократов, так и для президентов-республиканцев. Когда президент Джон Кеннеди хотел вторгнуться на Кубу в заливе Свиней,

Автор «Nixon’s Secrets: The Rise, Fail, and Untold Truth about the President, Watergate, and the Pardon» приводит слова некоего Иохима Бертрана, что большая часть уотергейтских «взломщиков» были знакомы с Хейгом еще со времен залива Свиней, которым Хант занимался со стороны ЦРУ, а Хейг со стороны Пентагона

 автором плана был Хейг. Когда Линдону Джонсону и Джозефу Калифано требовалось что-то сделать, ответственным человеком был Хейг. Когда Никсон и Киссинджер хотели, чтобы кто-то прослушивал телефонные разговоры, они звонили Хейгу [Stone, 2014].

Читатель. А Калифано и Макнамара были как-то связаны или рекомендовали Хейга независимо друг от друга?

Теоретик. Отличный вопрос! Мы уже знаем, что Макнамара был лучшим из «чудо-парней» Ловетта и входил во второе поколение «мудрецов»; если окажется, что Калифано

Чья роль в Уотергейте становится все весомее и весомее с каждым изученным нами эпизодом!

 сам был ставленником или протеже Макнамары, это заметно упростит понимание всей интриги. Итак, что мы знаем про Калифано? Начнем с его собственного признания:

Слежка Пентагона за Никсоном перекликается со шпионажем наставника Хейга Джозефа Калифано и их начальника, министра армии Сайруса Вэнса,

Как видите, Вэнс, принадлежавший ко второму поколению «мудрецов», и сам поступал довольно мудро (не отсидел за подслушивание, в отличие от незадачливых персонажей Уотергейта), и научил этому сына (о котором мы уже рассказывали в главе про Стросс-Кана)

 за президентом Кеннеди… Калифано писал

Уолдрон цитирует автобиографию Калифано, вышедшую в 2004 году

 о себе и Вэнсе в 1963 году, что «сидя в военной комнате в Пентагоне со сложной системой коммуникационных возможностей…» они могли знать «все, что делают Белый дом и Министерство юстиции». «Сидя там, Вэнс и я могли слушать любые разговоры президента или генерального прокурора» [Waldron, 2013].

Коль скоро Калифано доверили подслушивать самого Кеннеди, можно понять, что он уже в 1963 году пользовался доверием по меньшей мере у своего непосредственного начальника, Сайруса Вэнса. Вот как сам Калифано описывает свое знакомство с Вэнсом:

По совету однокурсника

По все той же Гарвардской школе права, постоянно упоминаемой в нашей книге; что поделать, раз уж Америкой правят юристы, а учатся они в Гарварде!

 Джона Мак-Гилликадди (который в последующие годы стал председателем Manufactures Hanover Corporation) я написал Сайрусу Вэнсу, недавно назначенному советником Министерства обороны, и в конечном итоге стал одним из «чудо-парней» Макнамары [Califano, 2015, р. 67].

Скорее всего, совет Мак-Гилликадди был подкреплен и звонком самому Вэнсу, который (как более подробно описывает Калифано в своей автобиографии) справедливо считался «лучшим партнером» Manufactures Hanover; как бы там ни было, в 1961 году Калифано стал советником Министерства обороны, и в течение нескольких лет работал в тесном контакте с Вэнсом. А в 1964-м ему позвонил уже другой представитель второго поколения «мудрецов», Макджордж Банди: «Мы хотим поговорить насчет твоей работы в Белом доме»; так Калифано стал еще и советником президента Джонсона.

Как видите, своей административной карьерой Калифано был обязан по меньшей мере трем представителям второго поколения «мудрецов», и ответ на вопрос о рекомендации Хейга Киссинджеру может быть только один: конечно же, Калифано и Макнамара вместе продвигали своего человека. При этом непосредственным «ментором» Хейга был Калифано:

Джозеф Калифано, близкий друг и наставник Александра Хейга. В 1969 году Калифано рекомендовал Хейга на его должность в Белом доме… Они поддерживали частые контакты и были настолько близки, что когда Никсон предложил сделать Хейга руководителем аппарата Белого дома, Хейг немедленно позвонил Калифано [Waldron, 2013, р. 31].

Остается добавить, что Сайрус Вэнс в администрации следующего после Никсона избранного президента Джимми Картера занял должность государственного секретаря, а его помощник 1961 года Джеймс Калифано — должность министра образования, здравоохранения и социального обеспечения. Очередь более старшего по возрасту, но более «молодого» по времени вхождения в группировку Хейга подошла только при Рейгане — в январе 1981 года он принял должность госсекретаря из рук своего старого знакомого Сайруса Вэнса.

Читатель. Очень интересно, госсекретарь при Картере и госсекретарь при Рейгане — из одной команды…

Теоретик. Об этом мы говорили еще в «Лестнице в небо»: истеблишмент предпочитает контролировать обе партии. Другое дело, что иногда в партиях заводятся самородки Власти, не желающие, чтобы их контролировали. Так что давайте вернемся к нашему самородку и добавим еще несколько штрихов к начинающей проясняться картине.

Следующий эпизод относится к 1971 году, когда только что созданные «водопроводчики» пытались раздобыть компромат на Эллсберга, чтобы превратить его во «второго Хисса». и августа Эрлихман дал письменное разрешение на подготовленный Хантом план кражи со взломом. Предполагалось вломиться в офис психиатра Льюиса Филдинга, лечившего Эллсберга в 1968–1970 годах, и выкрасть медицинскую карту, предположительно содержавшую разнообразный компромат.

Это не журналистские домыслы, а реальная операция, придуманная одним из лучших агентов ЦРУ и утвержденная одним из лучших людей Никсона; можете себе представить, что придумывают средние, не говоря уже о худших…

 25 августа Хант и Лидци вылетели в Беверли-Хиллз

Как видите, Филдинг был далеко не самым бедным психиатром

 для подготовки операции, затем к ним присоединились трое нанятых взломщиков из числа кубинских эмигрантов,

Двое из них — Баркер и Мартинес — позднее будут арестованы в «Уотергейте»

 и 3 сентября 1971 года офис Филдинга был благополучно ограблен.

Некоторые участники взлома утверждали, что им не удалось найти нужных бумаг, однако и третий взломщик, Де Диего, и сам доктор Филдинг, обнаруживший медицинскую карту Эллсберга валявшейся на полу, подтверждают успешность операции — записи были найдены и сфотографированы. Другой вопрос, кому в итоге Хант их передал — в материалах Уотергейтских процессов пленки не фигурировали. Возможно, они были уничтожены вместе с остальным содержимым личного сейфа Ханта, а по другой версии, были переданы Хантом в очередном запечатанном конверте прямиком в ЦРУ. В любом случае, психологическое досье на Эллсберга было составлено, но, видимо, оказалось недостаточно компрометирующим, и эта тема не получила продолжения

 А дальше произошло вот что:

После возвращения в Вашингтон Хант попытался получить разрешение еще и на ограбление квартиры Филдинга. Но когда Джон Эрлихман увидел полароидные фотографии разгромленного офиса,

Взломщики засняли результаты своего «труда» для отчетности, хотя вообще-то фотографии должны были зафиксировать состояние офиса до взлома, чтобы потом вернуть его в первоначальный вид, что почему-то не было сделано

 он пришел в ужас — ведь операция должна была быть тайной! — и запретил Ханту дальнейшие действия [Waldron, 2013].

Поведение взломщиков, не потрудившихся замести следы, повлекло за собой создание целой энциклопедии конспирологических версий. Хант (а именно он инструктировал взломщиков) словно специально давал компромат на «водопроводчиков» и дополнительно отличился тем, что после операции отметил ее «успех», откупорив бутылку шампанского. Поскольку взлом «Уотергейта» строился по похожему сценарию, предположение о сознательном создании компромата стоит обсудить подробнее.

Мы точно знаем, что Хант был внедрен в Белый дом с целью сбора разведывательной информации («сплетен») о том, что там происходит. Столь же хорошо задокументированы и обращения Ханта в ЦРУ за разнообразной помощью,

Например, под операцию в Калифорнии Хант получил в ЦРУ шпионскую камеру, на которую снимал офис и автомобиль Филдинга (разумеется, это можно было делать и обычной камерой, но, видимо, автору 8о шпионских романов нравилось самому работать шпионом)

 так что там отлично знали, чем он занимается. Но с какой целью в задании Ханта могло появиться сознательное оставление улик на местах преступления? Только с одной — сформировать «досье Никсона», чтобы взять непокорного президента под контроль, как восемью годами ранее Гувер «взял на поводок» братьев Кеннеди. Вспоминая реакцию Хелмса на одно только упоминание залива Свиней, можно сказать, что основания для подготовки такого досье у ЦРУ имелись: Никсон представлял собой реальную угрозу.

Обычно операции ЦРУ обязательно включали в себя подготовку «болвана»,

Что интересно, в случае ограбления офиса Филдинга такой «болван» тоже нашелся — некий наркоман Элмер Дэвис, в октябре 1972 года признавшийся в ограблении в рамках сделки со следствием

 который затем и объявлялся виновным. В операции, проводимой Хантом, такие «болваны» сами плыли ЦРУ в руки: весь состав «водопроводчиков», включая непосредственно руководивших ими Митчелла и Магрудера, а может быть, и самого Никсона, который в случае провала, очевидно, также оказался бы на скамье подсудимых. Справедливо полагая, что президент США и бывший генеральный прокурор могут при желании замять любое дело, агенты ЦРУ чувствовали себя в полной безопасности; лучшим свидетельством этому служит та же история взлома в «Уотергейте», рассказанная со стороны самих взломщиков.

Итак, в конце 1971 года Холдеману надоело, что утечки информации шли только в одном направлении — о нехороших делах республиканского президента в сторону демократической прессы — и он встретился с главным юрисконсультом Никсона Дином на предмет организации республиканской разведки. Дин, охотно хватавшийся за любые поручения, тут же вызвал перешедшего к нему в подчиненные Колфилда и предложил подготовить план создания соответствующей команды с бюджетом «ну, скажем, в миллион долларов». К январю 1972-го Колфилд представил план «Сэндвич», предполагавший создание частной охранной фирмы, которая и займется шпионажем за демократами. Поскольку у Колфилда отсутствовала собственная кадровая база (он даже не знал, кого назначить руководителем фирмы), план был отвергнут.

 Чтобы как-то выслужиться, Дину пришлось обратиться к уже работавшим на Никсона «водопроводчикам». Эгил Крог переадресовал Дина к Лидди, который, услышав про миллион долларов, сразу же заинтересовался проектом. Подключив к делу своего напарника Ханта,

К этому времени Лидди и Хант успели подружиться и вместе «сходить на дело» в офис Филдинга; Хант не только обсуждал с Лидди детали его шпионского плана, но и подключил полиграфические мощности ЦРУ, чтобы напечатать шесть цветных схем будущих операций размером 3 на 4 фута

 Лидди 27 января 1972 года представил план «Драгоценные камни», содержавший целую россыпь операций против Демократической партии, по большей части явно противозаконных.

Наиболее впечатляющей из них был «Сапфир» — подогнать к берегу в Майами-Бич, где должен был проходить съезд демократов, целый корабль с проститутками и оптом заснять компромат на делегатов

 Поскольку «водопроводчики» финансировались Комитетом по переизбранию президента, план пришлось докладывать не Холдеману, а Митчеллу и Магрудеру; несмотря на присутствие Дина, они не пришли в восторг от идеи потратить миллион долларов на шпионские штучки. План был направлен на доработку, и за неделю, к 4 февраля, принципиально изменился: в нем появился конкретный человек, которого планировалось прослушать.

Ближайший помощник Кеннеди Ларри О’Брайен и после его смерти остался влиятельным человеком среди демократов. В марте 1970 года он занял место председателя Национального комитета партии и должен был сыграть существенную роль в предстоящей президентской кампании. Но куда важнее для Никсона был тот факт (помните, на чем Колсон сделал карьеру?), что О’Брайен долгое время работал лоббистом миллиардера Хьюза, организации которого внесли существенные суммы в тайный избирательный фонд Никсона:

Из которого финансировался Комитет по переизбранию президента, а вместе с ним — и все «водопроводчики»

Никсон волновался: знает ли Демократический национальный комитет, кто делал взносы в CREEP и сколько именно? Знает ли О’Брайен? [Weiner, 2016, р. 347]

Таким образом, та часть «Драгоценных камней», которая предусматривала прослушку О’Брайена, полностью совпадала с личными интересами Никсона. По-видимому, Дин смог донести эту идею до Лидди, поскольку на повторное совещание 4 февраля был вынесен куда более скромный план, важной частью которого являлась прослушка офиса Национального комитета в «Уотергейте». Однако и сумма в полмиллиона долларов показалась Митчеллу чрезмерной, так что к делу пришлось подключаться Ханту:

Разозленный Лидди сказал Ханту, чтобы тот организовал встречу с ближайшим советником Никсона, Колсоном… Лидди знал, что Магрудер, фактически управляющий CREEP, смертельно боится Колсона. Он также знал, что Колсон был заинтересован в более качественной информации о врагах президента. Лидди объяснил ситуацию Колсону, и тот немедленно снял трубку, позвонил Магрудеру и потребовал принять план Лидди

Магрудер подчинился, но все же урезал бюджет проекта еще вдвое, до 250 тысяч долларов

 [Weiner, 2016, р. 349].

Ключевая роль Колсона в принятии решения по «Уотергейту» подтверждается и последующими обсуждениями в Овальном кабинете, например, в январе 1973 года (незадолго до начала процесса над взломщиками):

[Магрудеру] предстояло решить, продолжать ли лгать, когда его вызовут для дачи показаний в суде. Он был в ужасе… Утром 3 января у Холдемана состоялся мучительный разговор с Магрудером; в 11:00 Холдеман вошел в Овальный кабинет.

— Колсон может оказаться на сковородке, — сообщил он Никсону. — Ему и Митчеллу пришлось лжесвидетельствовать под присягой, как и Магрудеру.

— Вы хотите сказать, что Колсон знал о «Уотергейте»? — спросил Никсон.

— Он не только знал о нем, он очень упорно добивался результатов, — прямо ответил Холдеман [Weiner, 2016].

Как видите, фраза «болваны сами плыли ЦРУ в руки» не является метафорой, а описывает реальное положение дел. Энтузиаст Лидди по просьбе главного никсоновского юриста планирует и готов лично осуществлять массовые нарушения закона; Хант с помощью ЦРУ помогает Лидди подготовить презентацию плана, а продвигавший Ханта Колсон проталкивает его утверждение! Чтобы признать Уотергейт операцией ЦРУ, нам сейчас не хватает только одной составляющей: мотива. Зачем Никсону был нужен О’Брайен — понятно; но чем его прослушка могла заинтересовать Ханта?! Неужели он опять подбил «водопроводчиков» на нарушение закона, только чтобы пополнить свою коллекцию компромата?

Ответ на этот вопрос хорошо известен

И содержится в книге «Secret Agenda: Watergate, Deep Throat, and the CIA» Хогана: «Уотергейт» действительно был спецоперацией ЦРУ, немного вышедшей из-под контроля

 и сводится к целому набору фактов, о которых скромно умалчивает официальная версия Уотергейта. Дело в том, что 17 июня 1971 года Маккорд и его подручные проникли в офис Демократической партии уже в третий раз. Первый оставшийся незамеченным взлом произошел еще в ночь с 26 на 27 мая; «кубинцы» сфотографировали некоторые документы, а Маккорд разместил несколько жучков на телефонных линиях. Существенно, что, хотя план предусматривал прослушку кабинета

Жучки для прослушки всего, что говорится в помещении, и для прослушки только телефонных разговоров — разные устройства (как по стоимости, так и по монтажу); в офисе Демпартии были установлены только телефонные жучки

 О’Брайена, реально жучки были поставлены на телефон некоего Спенсера Оливера, располагавшегося в противоположной от приемной О’Брайена части помещения, и на второй телефон, также находившийся в стороне от нужного кабинета.

В ночь на 28 мая взломщики произвели вторую попытку проникнуть в офис, закончившуюся неудачей,

У штатного взломщика команды, Гонсалеса, не получилось аккуратно открыть замок

 а в ночь на 29-е — еще раз вернулись в офис и досняли пропущенные ранее документы. После этого в течение более чем двух недель Болдуин, разместившийся в номерах мотеля напротив, вел прослушку Спенсера Оливера — поскольку установленный в его телефоне жучок оказался единственным работающим. Результаты этой прослушки были совсем не те, которых ожидал Никсон:

Прокуроры, допрашивавшие Болдуина, описали их как «в основном сексуальные» и «чрезвычайно личные, интимные и потенциально смущающие»… некоторые разговоры были «такими острыми, что привели к появлению неподтвержденных сообщений, якобы телефон использовался для связи с некоей службой девушек по вызову, работавшей с конгрессменами и другими видными вашингтонцами…» [O'Sullivan, 2018, р. 336].

Читатель. Опять двадцать пять! Что дело Бейкера, что Уотергейт — везде сплошные бабы!

Практик. А на чем еще было ловить «видных вашингтонцев»? Пили тогда все как в последний раз, расизм еще не был тягчайшим преступлением против человечества, так что только сексуальные скандалы и оставались. Но обратите внимание, как точно Маккорд выбрал телефон, на котором оказался работающий жучок! Как раз тот, с которого можно было писать компромат на целую кучу людей, связанных с Демократической партией!

Читатель. Получается, что и Маккорд использовал «водопроводчиков», чтобы проворачивать свои делишки?

Теоретик. Как нам кажется, два разных агента ЦРУ в одной и той же команде взломщиков — слишком большая экзотика. Скорее всего, Хант и Маккорд действовали вместе, но имели разные задания. Дальнейшее развитие событий подтверждает это предположение — Маккорд раскололся и всех сдал, а Хант после отбытия срока сохранил хорошие отношения с Никсоном и даже получил от него 200 тысяч долларов в качестве компенсации за доставленные неудобства. Но продолжим следить за развитием событий: хотя Маккорд и добился всего, чего хотел, «водопроводчики» этим похвастаться не могли. Жучок в офисе О’Брайена молчал, и множество документов еще оставалось незаснятыми. 9 июня 1972 года Магрудер

О чем известно из мемуаров Лидди, сам же Магрудер этот факт отрицал

 потребовал от Лидди вернуться в штаб-квартиру демократов: «Я хочу знать, какой компромат на нас есть у О’Брайена!»

Вот так Маккорд, в значительной степени против своей воли, оказался в ночь на 17 июня в отеле «Уотергейт». Там он последовательно совершил несколько странных действий: 1) заблокировал замки у дверей не только на подземных этажах и на этаже офиса Демпартии, но и на восьмом этаже, где недавно случилась кража и поэтому дежурили два дополнительных охранника; 2) на протяжении 40 минут не давал напарникам приступить к делу, сообщая им, что якобы в офисе Демпартии еще кто-то работает; 3) обнаружив, что двери на подземных этажах снова закрыты (то есть его заглушки удалены охраной), не поднял тревогу, а повторно заблокировал их бумагой и скотчем; 4) солгал в ответ на прямой вопрос Мартинеса, убрал ли он заглушки с замков. Исследователь Уотергейта Хоган характеризует эти действия как саботаж, и с ним трудно не согласиться; Маккорд сделал все возможное (а может, и сверх того), чтобы охрана «Уотергейта» обнаружила проникновение.

Однако на естественный вопрос — а на хрена Маккорду все это понадобилось? — Хоган выдвигает довольно зыбкое предположение:

Маккорд не мог предвидеть, что аресты послужат причиной краха всей президентской администрации. Куда вероятнее было, что они станут лишь незначительным затруднением, которое, тем не менее, положит конец любым операциям в отношении DNC. Ясно, что именно эту вторую цель и преследовал Маккорд… Его действия в прошлом… имели один общий знаменатель: они сохраняли секреты демократов для исключительного использования ЦРУ [Hougan, 1984, р. 212].

Читатель. Я не совсем понял, почему Маккорд не мог просто поставить еще один жучок.

Теоретик. Заметим, что хотя уотергейтская история и освещена со всех возможных сторон, мы все равно не знаем очень многих нюансов. Например, крайне странным выглядит тот факт, что жучок, подслушивавший сексуальные переговоры демократов, работал до апреля 1973 года и был снят только после того, как начавший сотрудничать со следствием Маккорд показал, где тот расположен.

Таким образом, даже арест самого Маккорда не повлиял на выполнение его задания — если, конечно, мы правы, полагая, что оно заключалось в сборе компромата на демократов. Далее, сам Маккорд, разумеется, не собирался садиться в тюрьму — в отличие от кубинцев, чьей задачей при третьем взломе было заснять около тысячи страниц разнообразных документов, он должен был всего лишь установить один жучок, после чего покинуть место преступления. В этом случае цена саботажа оказывалась не столь уж и высока, и Маккорд мог пойти на него даже с целью исключения совсем уж незначительных проблем для основного задания. Например, он мог посчитать, что после установки второго устройства, работающего на прослушку, для первого останется меньше времени — ну или придумать себе какие-то еще возможные проблемы. Люди не всегда действуют столь же рационально, как мы, анализируя их поступки полвека спустя.

Однако если мы предположим, что целью саботажа Маккорда был именно крах никсоновской администрации, все его действия сразу же становятся легко объяснимыми. В этом случае Маккорд и должен был быть арестован вместе со своими подельниками, после чего до поры до времени держать свои показания при себе, чтобы выдать их в самый подходящий момент. Разумеется, для этого он должен был получить соответствующее задание — а значит, в какой-то момент его кураторы в ЦРУ должны были поменять план «шантажировать Никсона» на план «свалить Никсона». О пентагоновском плане «свалить Никсона или хотя бы Киссинджера» открыто сообщал Рэдфорд, так что в возможности существования такого плана сомневаться не приходится; объяснить следует лишь момент, когда вместо «плана А» был задействован «план Б»: между первыми двумя и третьим проникновением в «Уотергейт».

Читатель. Ну вы умеете заинтриговать! Сначала мы подозревали ЦРУ, потом Калифано с Хейгом, а теперь опять ЦРУ?

Теоретик. Вспомните убийство Кеннеди — там подозреваемых было еще больше, а конечным виновником оказался вообще безличный социальный институт. Поскольку в случае с Никсоном на виновника мы указали с самого начала — точно такой же социальный институт под названием «международный банкинг» — сама детективная интрига Уотергейта сводится лишь к установлению конкретных исполнителей и структуры их связей. Однако все мы люди, и нам куда интереснее знать, кто убийца — дворник или шофер, — чем вдаваться в причины, почему убийство вообще стало возможным.

Итак, ЦРУ снова на подозрении, но теперь уже в двух разных операциях, обычной «с болваном», то есть прослушкой штаб-квартиры Демократической партии, и куда более рискованной — сдачей «болванов» вместе со своим сотрудником для раскрутки громкого судебного процесса. Что же могло подвигнуть руководство ЦРУ на эту вторую операцию?

И вот тут самое время вспомнить, о чем мы вообще говорим на страницах этой книги. Вовсе не о политических интригах, как может показаться после прочтения 100 предыдущих страниц; нет, мы говорим о Власти, о тех, кто побеждает в этих интригах, и о том, почему им это удается. 

Ключевым фактором успеха в делах Власти является численность и сплоченность властной группировки: численность для того, чтобы использовать как можно больше ресурсов, а сплоченность для того, чтобы мотивировать людей, контролирующих эти ресурсы, действовать в интересах всей группировки.

 На наш взгляд, подвигнуть руководство ЦРУ к действиям против Никсона могло только одно: личное участие Ричарда Хелмса в противостоящей тому властной (но пока еще не правящей) группировке.

Поэтому давайте снова вернемся в 1971 год, чтобы в третий раз изложить те же самые события, но уже с точки зрения этой самой группировки. 14 сентября 1971 года в The Washington Post завершил свой первый рабочий день будущий герой Уотергейта, молодой репортер Роберт Вудворд. Гарри Розенфельд, один из тогдашних редакторов Post, вспоминал в 2004 году:

Боб [Вудворд] пришел к нам по очень высоким рекомендациям кого-то из Белого дома. Он был офицером разведки в ВМФ и служил в Пентагоне. Он не имел никакого газетного опыта, но мы дали ему попробовать, потому что его очень рекомендовали [Baker, 2009, р. 496].

Установить «кого-то в Белом доме» для исследователей Уотергейта не составило особого труда: хотя Вудворд и Хейг тщательно отрицали знакомство друг с другом, их периодические контакты во время работы Вудворда в Пентагоне отмечались несколькими независимыми свидетелями. Вудворд был при адмирале Мурере «брифером» — офицером, который собирает информацию из множества источников и докладывает ее в кратком и понятном виде начальству. В этом качестве Вудворда неоднократно командировали и в ведомство Киссинджера, где его и выслушивал Хейг. Понятно, что статус самого Хейга был явно недостаточен, чтобы рекомендовать кого-то главному редактору The Washington Post; но его ментор Калифано, чья фирма вела юридическое сопровождение газеты, уже мог решить этот вопрос.

Учитывая последующую роль Вудворда в публичном освещении Уотергейта,

Как мы уже писали, «журналистские расследования» Вудворда не привели к каким-либо громким разоблачениям, но зато сформировали официальную версию Уотергейта — торжество американской демократии над узурпировавшим власть президентом, — которая отлично замаскировала реальное содержание интриги

 можно предположить, что он был внедрен в газету именно как «публичное лицо» будущей информационной кампании. Молодой принципиальный журналист, разоблачающий преступления злодейской власти, — отличный персонаж, позволяющий объяснить происхождение любой поступившей к нему информации:

Поскольку Вудворд и Бернштейн с самого начала так упорно следили за Уотергейтской историей, они стали естественными контактами для людей, имеющих важные сведения, которые можно разгласить. Статьи об «Уотергейте» Вудворда и Бернштейна в The Washington Post служили буями и флажками для альтернативных каналов связи, по которым могла поступать информация о скандале. Критическое количество осведомленных источников решило воспользоваться именно этим каналом — разгласить информацию двум репортерами Post.

В августе через ассистента-исследователя Вудворд и Бернштейн получили доступ к внутреннему телефонному справочнику CRP. В течение осени 1972 года два репортера объехали округа Колумбия, Мэриленд и Вирджиния, неоднократно посещая каждого человека, указанного в справочнике. Поначалу им не очень везло. Но по мере того, как каждое новое откровение публиковалось в Post, их подзаконные акты становились достоянием общественности. Потенциальные источники узнали, что разговор с двумя журналистами мог бы значительно повлиять на события. Вудворд и Бернштейн начали получать звонки из Министерства юстиции, ФБР, Белого дома и от недовольных сотрудников CRP [Garment, 2000, р. 120].

Практик. Обращаю внимание, что если это так, то кампания против Никсона была спланирована уже в сентябре 1971-го. Буквально сразу же после публикации «пентагоновских бумаг» и создания «водопроводчиков».

Читатель. Но не слишком ли это самоуверенно для пусть и влиятельных, но все-таки находящихся на вторых ролях Калифано и Хейга? Кто они такие были в те времена?

Теоретик. Да, для них — слишком; но кто сказал, что они действовали только вдвоем?!

The Washington Post была газетой, чьи редакторы и репортеры принадлежали к части вашингтонского истеблишмента, невосприимчивого к изменениям политического климата: президент и его кабинет могли бы, при некоторой удаче, удерживать власть в Вашингтоне целых восемь лет, а талантливый редактор мог работать в Post десятилетиями. Располагавшая обширными связями газета имела особенно хорошие контакты с Демократической партией; ее юрисконсульт Эдвард Уильямс был не просто адвокатом, а адвокатом демократов. Столп истеблишмента, Уильямс имел могущественных друзей в федеральной власти: 1) директор ЦРУ Ричард Хелмс и, например; 2) судья Джон Сирика… Десятилетиями ранее Сирика был второразрядным юристом, слонявшимся по зданию местного суда в поисках клиентов. Отчаявшись, он уже собирался отказаться от юридической практики, когда Уильямс спас его, порекомендовав в юридическую фирму своего тестя, Hogan and Hartson. Годы спустя Уильямс станет крестным отцом

Наверное, стоит добавить, что Джон Сирика происходил из семьи итальянских иммигрантов

 сына Сирики, а сам Сирика говорил своему биографу: «Карьерой я обязан Эду Уильямсу». В свете того, как Сирика провел процесс, этот долг можно считать выплаченным [Hougan, 1984, р. 262].

Мы думаем, вы уже догадались, о каком процессе идет речь в этой цитате. Уильямс, начинавший свою карьеру как адвокат гангстеров, в 1960-е свел тесное знакомство с Кэтрин Грэм и даже получил право приглашать в ее дом своих знакомых. Так, в 1969 году он ввел в круг «джорджтаунцев» Джеймса Калифано — разумеется, с дальним прицелом. В 1971 году Уильямс предложил Калифано стать партнером по юридической фирме и за счет этого приобрел столь необходимую респектабельность. Значение Уильямса для The Washington Post можно оценить по следующему эпизоду:

Когда Бен Брэдли позвонил Эварду Уильямсу и спросил совета по поводу публикации «пентагоновских бумаг», Уильямс сказал, что Post следует пойти на принцип и опубликовать их [Waldron, 2013].

Читатель. Вот это новость! То есть партнер Калифано был одновременно и адвокатом Брэдли, и другом Хелмса, и благодетелем Сирики?! Ну с такими связями можно и на медведя!

Теоретик. Не торопитесь, не все так просто. Фактически из перечисленных вами лиц настоящим вассалом Уильямса можно считать только Сирику. Подобных Уильямсу знакомых по Джорджтауну у Хелмса был вагон и маленькая тележка; и если уж говорить о дружеских связях, то с редактором Post Брэдли он был знаком куда дольше и куда продуктивнее:

В Вашингтоне Брэдли продолжил работу на Newsweek и сообщил в письме автору что именно в это время [1957 год] познакомился с Хелмсом, будущим директором ЦРУ. Дед Хелмса, Гейтс Уайт МакГарра, международный финансист, входил в совет директоров Astor Foundation, которой принадлежал Newsweek. В 1961 году, когда Брэдли стал руководителем вашингтонского бюро журнала, он услышал от своего друга Хелмса, который слышал это от деда, что Newsweek будет выставлен на продажу. Брэдли связался с Филом Грэмом… у которого был один из маниакальных эпизодов, и тот дал Брэдли рукописный чек на 1 миллион долларов [для использования] в качестве задатка [Sussman, 2010, р. 299].

Воспоминания Брэдли, конечно, не совсем точны — к 1961 году дед Хелмса, Гейтс МакГарра (1865 года рождения) был мертв уже 21 год, и вряд ли мог сообщить внуку новость о продаже журнала. Хелмс раздобыл нужную информацию по другим каналам (наверняка он сохранил дружеские связи с кем-то из Асторов) — и то, как охотно он поделился ею с Брэдли, показывает уровень их тогдашних отношений. Так что для договоренностей с Хелмсом Брэдли не нуждался в услугах Уильямса и Калифано; вопрос в другом: о чем Брэдли мог договориться с Хелмсом?

Читатель. Я вдруг вспомнил, что уже об этом читал! Этапы формирования властной группировки: сначала компания друзей, потом подвернувшийся ресурс, затем совместная деятельность по его освоению — и готово, перед нами настоящая банда! Выходит, что группировка, скинувшая Никсона, как раз и образовалась по ходу Уотергейта?!

Теоретик. Даже жаль, что на самом деле все было несколько иначе — такой прекрасный пример пропадает. 

Но вы правы в другом смысле: победу в борьбе группировок одерживает та из них, которая быстрее привлекает новых вассалов. Не нанимает подчиненных, как Никсон, а именно привлекает вассалов — сначала дружескими отношениями, а потом совместной работой по перехвату ресурсов. 

Скинуть Никсона и самим стать членами правительства — разве не эту задачу решили Хейг, Калифано и Вэнс? Но было бы ошибкой считать, что они решили ее исключительно своими силами, без помощи «старших товарищей».

Итак, на август 1971 года наша «протогруппировка» в составе Калифано и Хейга располагала следующей информацией:

 1) от Хейга: при Никсоне создана группа, занимающаяся шпионской и криминальной деятельностью, позднее названная «водопроводчиками»; 

  2) от Калифано: в случае если члены этой группы явно нарушат закон (и это произойдет в Вашингтоне), дело попадет к судье Сирика, который заставит обвиняемых дать показания. Достаточно ли было этой информации, чтобы спланировать кампанию против Никсона?

Наш ответ — нет! Дело в том, что Никсона, в отличие от всех других обвиняемых, мог осудить только Сенат — и только большинством в две трети голосов. Для успеха проекта требовалась поддержка Республиканской партии, обеспечить которую не могли ни Хейг, ни тем более адвокат Демократической партии Калифано. Именно это обстоятельство вдохновило одного из исследователей Уотергейта, Расса Бейкера, на версию о причастности к импичменту Никсона Джорджа Буша-старшего — сына крупнейшего спонсора республиканцев Прескотта Буша. Мы с вами помним, что реальные выборы Никсона состоялись в Калифорнии летом 1967 года, когда он произвел на спонсоров более благоприятное впечатление, нежели Рейган. Вот с этими спонсорами — среди которых были богатые техасские нефтяники, — и нужно было договариваться об импичменте.

Поскольку мы начали рассказ о Никсоне с ресурса, который сыграл решающую роль в его отставке, позиция спонсоров не представляет для нас особой загадки. Разумеется, нефтяники, связанные многопоколенными отношениями с крупнейшими банками США, были не в восторге от неподконтрольного Никсона. Публичное лицо республиканцев — Голдуотер — еще в меньшей степени симпатизировал человеку, которого фактически сделал президентом в 1968-м и который отплатил за это обычной валютой выскочек. Вот только ни у Калифано, ни у Хейга не было надежных контактов с кем-либо их этих людей; и раз уж, едва узнав об аресте взломщиков в «Уотергейте», Калифано сразу начал атаку на Никсона, это могло означать только одно: информацию о потенциальной поддержке со стороны республиканцев он получил от вышестоящих членов его собственной группировки. То есть — от все тех же «мудрецов», третьим поколением которых и являлись Хейг и Калифано.

Читатель. У вас что, и запись этого разговора имеется?

Теоретик. Помилуйте, наши возможности велики, но не безграничны! Быть может, где-то в архивах и хранятся бумаги или пленки с соответствующими разговорами, но учитывая их потенциальную разрушительную силу (как-никак полностью рухнет миф о «торжестве американской демократии над превысившим полномочия президентом»), вряд ли они будут опубликованы в ближайшее время. Поэтому мы сразу вас и предупредили, что на этот раз точного ответа «убийца — швейцар» не будет: личность человека, собравшего воедино все контакты, требовавшиеся для импичмента Никсона, остается для нас такой же загадкой, как и для вас. Но зато мы точно знаем сделавшую это властную группировку и примерно представляем себе способ, которым в ней вырабатывались решения.

Можно предположить, что, подобно плану Маршалла, операция по отстранению Никсона обсуждалась в узком кругу

Вот пример такого узкого круга: в июне 1967 года Джо Олсоп собрал ужин по случаю проводов в армию сына Кэтрин Грэм Дональда, на котором присутствовали помимо самой Кэтрин Роберт Макнамара, Макджордж Банди и Ричард Хелмс

 заинтересованных лиц то в одной, то в соседней джорджтауновской гостиной и корректировалась по мере развития событий. Первым звоночком к планированию операции, безусловно, стал «никсоновский шок» 15 августа 1971 года, а ее общие контуры прорисовались после сообщения Хейга и Калифано о создании при Никсоне секретного подразделения «водопроводчиков». После донесения Ханта о письменном разрешении Эрлихмана на взлом офиса Филдинга план операции стал совершенно очевиден: взять никсоновских подручных с поличным и раскрутить дело до общенационального скандала. Оставалось лишь заручиться поддержкой республиканских спонсоров, выделив для этого пользующегося доверием человека,

Первая приходящая на ум версия: Нельсон Рокфеллер — «вечно второй» республиканец, наконец ставший при Форде вице-президентом, — едва ли мог стать правильным выбором, поскольку всегда был индивидуальным игроком и вряд ли воздержался бы от угроз раскрыть детали всей операции; тут нужен был менее заметный, но более надежный человек, например, его брат, Дэвид Рокфеллер, друживший, как и многие, с Хелмсом и обладавший изрядными дипломатическими способностями

 и провести примерно такой разговор:

Уважаемый человек (закончив излагать план действий). Как все вы понимаете, успех операции невозможен без четкой координации действий всех заинтересованных лиц. Нужно понимание с вашей стороны, мистер Хелмс, и с вашей, мистер Республиканец.

На эту роль серьезнее других претендует Джордж Буш, вошедший впоследствии в «обойму» самых высокопоставленных чиновников рейгановской эпохи и в какой-то степени унаследовавший связи и влияние своего отца, могущественного Прескотта Буша; однако на этом же месте мог быть кто-то из техасских спонсоров Рейгана-Никсона

Хелмс. Мы с вами не первый десяток лет работаем, так что вы знаете мое отношение к подобным вещам. Как только я буду уверен, что остальные не подведут, нужные приказы будут отданы.

Республиканец. С нашей стороны все будет сделано аккуратно: сенаторы прислушаются к мнению американского народа. Как я понимаю, основная проблема заключается в том, как мы сможем убедить мистера Хелмса в серьезности наших намерений.

Уважаемый человек. Может быть, вы организуете утечку о секретных фондах Никсона, которые сами и пополняли?

Хелмс. Это было бы хорошей демонстрацией серьезности намерений.

Республиканец. Да, если за эту ниточку потянут, это станет для нас такой же проблемой, как обсуждаемые действия для мистера Хелмса. Будет справедливо, если первый шаг сделаем именно мы. Начинайте подготовку, я проконсультируюсь, как лучше организовать утечку…

Мы позволили себе немного пофантазировать, использовав публикацию февраля 1972-го в The Washington Star (не путать с Post) «Неизвестный юрист собирает миллионы для Никсона», разоблачавшую юриста Калмбаха, действительно собиравшего миллионы для Никсона; публикация, в отличие от чека Дальберга на 25 тысяч, не вызвала никакого общественного резонанса

Разумеется, это всего лишь литературная реконструкция, не имеющая ничего общего с исторической правдой и приведенная лишь в качестве примера возможного содержания такого рода переговоров. Как все было на самом деле, мы узнаем в лучшем случае лет через десять, а может быть, и вовсе ближе к середине XXI века; но развитие Уотергейтского скандала начиная с сентября 1972-го не оставляет сомнений, что все происходило по заранее согласованному плану.

Несмотря на вал антиниксоновских публикаций в The Washington Post, тема Уотергейта интересовала лишь малую часть американского общества. К августу 1972-го опросы общественного мнения давали Никсону беспрецедентное преимущество перед Маговерном — 64:30 (да, именно так, отрыв Никсона был больше, чем процент симпатизирующих Макговерну). В этих условиях позиция Post вызывала недоумение даже у принятого

В отличие от Никсона, которого «джорджтаунцы» вслед за Гарриманом на дух не переносили

 в джорджтаунском обществе Киссинджера:

Незадолго до ноябрьских выборов… Киссинджер поругался с Грэм на светском мероприятии по поводу репортажей об «Уотергейте»: «Что вы к нам прицепились? Вы что, не верите, что нас переизберут?» Кэй вспоминала, что Киссинджер был «очень расстроен» и жаловался, что ситуация «ужасно нечестна» [Herken, 2014].

Киссинджер чувствовал, что за действиями Грэм стоит какой-то план, но не мог понять, в чем он заключается.

Кстати, этот момент говорит о том, что Киссинджер не был задействован в операции по отстранению Никсона — иначе бы он так не расстраивался

 Разумеется, Кэтрин (Кэй) Грэм не стала рассказывать Киссинджеру правду — что целью публикаций является вовсе не дискредитация Никсона, а создание информационного повода для последующих, куда более серьезных действий.

Несмотря на то что расследование взлома завершилось без предъявления обвинений кому-либо из администрации Никсона,

Сам Никсон был уверен, что проблема решена — 15 сентября он спросил Дина: «Ну что, сегодня у тебя хороший день?»

 его противники продолжали информационную кампанию:

Столичная газета The Washington Post усиливала давление — ее репортеры Боб Вудворд и Карл Бернштейн с помощью Джима Манна, Лоуренса Мейера, Стэнфорда Унгера, Рональда Кесслера и прочих на протяжении сентября почти ежедневно помещали статьи на первых полосах [Ambrose, 2014].

Затем последовал одиночный, но поистине снайперский выстрел. Эдвард Кеннеди, неформальный лидер всех демократов Америки, так рассказывал о начале октября 1972 года:

Я стал получать звонки и визиты от демократов, надеявшихся спасти кампанию Макговерна через официальное расследование Уотергейта. Они хотели, чтобы я созвал слушания в Конгрессе. Я тоже хотел созвать слушания, но это было не так просто, как кажется. Стюарт Олсоп описал сложности в своей колонке в Newsweek от 2 октября… Он отметил, что два органа Сената были просто созданы для таких расследований: подкомитет Эрвина по конституционным правам и комитет по операциям правительства Маккленнана. Но они оба представляли южные штаты, настроенные против Макговерна… и не собирались ничего предпринимать… Олсоп был уверен: «Или это сделает Кеннеди, или никто»… [Он] имел в виду мой подкомитет по административным практикам и процедурам… 3 октября я написал Эрвину, призвав его комитет заняться Уотергейтом, и получил ожидаемый ответ: «Мне кажется более уместным, чтобы этим занялся подкомитет по административным практикам и процедурам…» [Kennedy, 2009, р. 680].

К решению начать слушания Эрвина подталкивал не только Кеннеди:

4 октября судья Сирика… выпустил судебный запрет всем лицам, связанным с делом по взлому в «Уотергейте», на какие-либо заявления по его поводу… Запрет был настолько широким, что относился к Макговерну и другим демократам… Сенатор Сэм Эрвин пришел в ярость и заявил 7 октября, что если суд над взломщиками не начнется немедленно, он будет настаивать на парламентском расследовании Уотергейта [Ambrose, 2014].

Так к делу подключилась «тяжелая артиллерия» в лице лидера Демократической партии (контролировавшей, на минуточку, обе палаты Конгресса). Сами расследования сначала подкомитета Кеннеди, а затем и комитета Эрвина не принесли никаких реальных результатов; однако их и не требовалось — задача заключалась в том, чтобы подключить к делу все ресурсы Демократической партии. Судя по поведению участников комитета Эрвина, они прониклись азартом травли президента:

Комитет Сената не смог представить доказательств того, что Уотергейт был чем-то большим, чем «третьесортная кража со взломом». Следователи комитета признали, что единственным шансом раскрутить дело оставались сами грабители. С этой целью главный юрист комитета попытался повлиять на подход Сирики к вынесению приговора [Waldron, 2013].

К каким последствиям привела бы такая попытка с независимым судьей, можно себе представить; на счастье Эрвина и его комитета, Сирика уже прекрасно знал, каким должен быть приговор.

Приговоры были абсурдно несоразмерны преступлению. Ответчики были признаны виновными во взломе и проникновении с целью подслушивания. Целью взлома было офисное здание, а не частное жилище. У грабителей не было оружия, они не сопротивлялись аресту. Обычно эти факторы привели бы как минимум к умеренному приговору. Однако Сирика приговорил обвиняемых к большим срокам, чем получали многие убийцы. Это было экстраординарное проявление судебного произвола [Waldron, 2013].

Киссинджер прокомментировал приговор так: «Пятьдесят пять лет, чтобы заставить говорить! Где же наши правозащитники?», а Никсон предположил, что демократы пообещали Сирике место в Верховном суде. Немного подумав, президент сообразил, что одним подкупом судьи дело явно не ограничилось, и наконец сделал то, что от него требовалось еще в первые месяцы после «никсоновского шока»:

К весне 1973 года… спасение своего президентства стало для Никсона задачей номер один. Пытаясь восстановить доверие к себе, он проглотил часть своей гордости и обратился к сети истеблишмента, которой никогда не доверял. В апреле того же года он заверил Эллиота Ричардсона… 

Эллиот Ричардсон (1920–1999) — американский юрист, занимавший несколько постов в кабинете Никсона, после отставки вернувшийся к частной практике и ставший партнером в компании Макклоя — Milbank, Tweed; конечно же, на должность специального прокурора по Уотергейту он назначил не «кого-то вроде Макклоя», а Арчибальда Кокса — проверенного еще с кеннедевских времен демократа, имевшего все основания довести дело до конца

что если он согласится занять место генерального прокурора, то получит полномочия «докопаться до сути Уотергейта». Никсон клятвенно заверил его в своей невиновности и предложил Ричардсону подыскать человека вроде Джона Макклоя на должность специального прокурора [Isaacson, Thomas, 2013].

Однако обращение к «сети истеблишмента» запоздало. Как мы уже понимаем, Уотергейт с первых же дней был нацелен на отстранение Никсона от должности,

Не столько даже для того, чтобы поставить на его место более сговорчивого кандидата — с Картером этого не получилось, — сколько для того, чтобы преподнести урок всем будущим несговорчивым президентам. Как и в случае со Стросс-Каном, здесь мы имеем дело с «показательной поркой», а не с перераспределением административных полномочий

 и теперь речь шла лишь о том, как это отстранение будет оформлено. 17 мая 1973 года Макклою позвонил Гарриман — «истеблишмент должен что-то предпринять»; речь шла уже не о спасении Никсона, а об оформлении переходного периода; «мудрецам» предстояло выбрать оптимальный сценарий передачи власти.

Летом 1973 года, посмотрев первые месяцы сенатских слушаний, Макклой написал своему старому другу Льюису Дугласу:

Импичмент был бы очень разрушительным эпизодом, и я не знаю, как можно управлять страной во время импичмента, который может длиться от шести до восьми месяцев… Отставка — более подходящая альтернатива, которая также нанесет ущерб, но, возможно, в меньшей степени, чем импичмент [Isaacson, Thomas, 2013].

Казалось бы, досужие рассуждения стариков в отставке (Макклою было 78 лет, Дугласу 79); однако оценка судьбы Никсона с позиции «я не знаю, как управлять страной» весьма показательна — Макклой обсуждал с другом реальную задачу, выбирая варианты ее решения. По-видимому, Дуглас согласился с мнением Макклоя о предпочтительности отставки, и к исполнению был принят именно этот вариант.

Чтобы донести до упрямого Никсона понимание необходимости отставки, потребовался еще целый год непрерывного скандала — парламентских слушаний, вскрытий все новых и новых нарушений закона, громких отставок членов правительства, формирования общественного мнения, что «Уотергейт — это позор Америки», и, наконец, постепенного перехода сенаторов-республиканцев на позицию «президента пора убирать». К августу 1974 года положение Никсона стало безнадежным — лишь 12 республиканских сенаторов еще не высказались в кулуарах в пользу импичмента. Оставалось только донести мнение истеблишмента до самого мятежного президента — что и организовал уже хорошо знакомый нам Александр Хейг. Вот что вспоминал о днях, предшествовавших отставке Никсона, Барри Голдуотер:

В среду, 7 августа [1974 года], Берч пригласил меня к себе домой пообедать с Хейгом. Встреча была задумана генералом. Он хотел поговорить со мной до того, как я увижу президента поздно вечером… Хейг описал Никсона как человека, балансирующего на острие иглы; его можно было подтолкнуть в любом направлении. Было бы лучше не требовать и даже не предлагать его отставки — каждый раз, когда это происходило в прошлом, Никсон взрывался. Лучше всего было бы показать ему, что нет другого выхода… Хейг резюмировал все лаконично: «Президенту нужно знать, что больше нет альтернатив, нет вариантов» [Goldwater, 1979].

Как видите, Хейг заслужил свое место в истеблишменте долгим, упорным и результативным трудом. Умение находить таких людей, как Хейг и Калифано, выгодно отличало группировку «мудрецов» от яркой, но просуществовавшей всего одно поколение группировки «даллесовцев», и обеспечило ее ведущую роль в американской политической жизни на протяжении десятилетий.

Ну а теперь подведем итог оказавшейся необычайно длинной истории Новой экономической политики Никсона. 

Да, кризис открывает для предприимчивых людей Власти возможность создать не просто властную, а правящую группировку. Но чтобы воспользоваться этой возможностью, нужно обладать поистине сверхчеловеческими способностями — во-первых, умением увидеть перспективный ресурс, позволяющий вырастить новую группировку, 

во-вторых, привычкой подбирать людей не по принципам Управления («разделяй и властвуй»), а по принципам Власти («надобны нам верные»), 

а в-третьих — создавать такую группировку решительно, не обращая внимание на потери, вычищать из социальных институтов чужих людей и заменять их своими.

Практик. Создается ощущение, что тут есть какое-то противоречие. «Верные» не любят «умных» (и, часто, наоборот), так что кажется, что тот верховный сюзерен, который создает свою группировку из «верных», должен проиграть. Однако напомним, что в индивидуальном мастерстве бойцы-варвары обычно превосходили римских солдат, однако преимущество строя и организации (мы писали об этом в первой книге) практически всегда обеспечивало результат именно Риму. И потом, среди «верных» тоже есть умные, а грамотная организация позволяет им резко повысить свою эффективность. Как известно, «у двух юристов три мнения», а если в организации некоторую задачу решает один юрист с двумя помощниками, он точно окажется эффективнее, чем три независимых эксперта, даже очень высокой квалификации.

Ну и не забудем, что в США олигархическое устройство власти, а у нас — монархическое. Поэтому там на вершине может быть элитная группа, у каждого представителя которой есть своя властная группировка, которые конструктивно взаимодействуют, а у нас всегда есть руководитель. В США аналогичную России конструкцию строили Рузвельт и Никсон, но последний, идя к власти, опирался как раз на одну из властных группировок («даллесовцы»), которая на момент Уотергейта прекратила свою деятельность естественным образом, все ее старшие члены попросту умерли (последний, Джон Эдгар Гувер, умер 2 мая 1972 года).

Теоретик. Из рассмотренных нами выдающихся лидеров XX века перечисленными способностями обладали Сталин и Рузвельт и не обладали Кеннеди и Никсон. Именно поэтому ни Карибский кризис, ни Новая экономическая политика не сделали их инициаторов «вторыми Рузвельтами», а привели к политической и даже физической смерти. Кризис, как гласит популярный перевод китайского иероглифа, — это не только возможность, но и опасность; так что даже великим людям полезно иногда поучиться законам Власти.

Практик. Никсон оказался гением Управления, но справиться с политическими интригами в одиночку (без поддержки своей властной группировки) не сумел. У Рузвельта все было иначе, он был гением Власти, к Управлению возвращался лишь изредка, только в случае острой необходимости, из-за чего и упустил опасный момент появления альтернативного, не до конца контролируемого им ресурса (эмиссии под расширение сферы оборота доллара за пределы США).

Также стоит добавить, что главный ресурс, которым свалили Никсона, был как раз таки финансовым, находящимся под контролем банкиров. Они были рады отмене золотого стандарта, но их категорически не устроило, что это произошло неожиданно и в неизвестном им заранее формате (нажиться на этом не удалось). Если бы Никсон был политик, как Сталин или Рузвельт, он провел бы серию совещаний с банкирами, получил бы от них полный набор «хотелок» на предмет отмены золотого стандарта, сам бы выступил против, а потом радостно бы его отменил в понедельник утром, предварительно (в воскресенье) лично обзвонив всех крупнейших банкиров и сказав каждому, что «…исходя из вашей личной просьбы, вопреки нашему первоначальному желанию…», ну и так далее. Но тогда мы жили бы в другом мире.

Читатель. А я вот читал, что Дж. Буш-младший, став президентом США в 2001 году, впервые за много лет (и администраций) назначил министром финансов не человека с Уолл-стрит — О’Нила, а потом был вынужден его уволить (меньше, чем через два года) из-за его разногласий с финансистами, которые требовали увеличения дефицита бюджета…

Практик. Ну так после отставки Никсона никому в Вашингтоне и в голову не приходило, что можно выступать против Уолл-стрит. По итогу, сегодня все попытки альтернативного интересам финансистов описания кризисных процессов жестко блокируются, ну а эффект налицо. Мы видели, как добившиеся выдающихся результатов бойцы Власти (пусть и не всегда до конца удачливые) всегда стимулировали конкуренцию своих подчиненных и вассалов. Поскольку понимали, что монополия до добра не доведет.

Теоретик. И мы надеемся, что наши читатели воспользуются той информацией и теми советами, которые обнаружили в этой книге, и добьются выдающихся результатов. И мы, Теоретик, Практик и Читатель, желаем им в этом успехов!