понедельник, 29 мая 2017 г.

Самое позитивное фото сегодняшнего урагана





Жена с работы привезла.

 1. Родившийся в рубашке пес! Два часа молчал, ни на что не реагировал. Потом оттаял и скулил, потом поел и вернулся к работе)))

2. Реклама рабочим Рига Парка))). Обратите внимание на будку. На нее упало огромное дерево,но будка только чуть просела))). Вот это качество и безопасность.

Александр Новиков. "В гостях у Дмитрия Гордона"

Семен Кирсанов.Читает Игорь Верник

Каррера в эксклюзивном интервью для книги "Как возрождали "Спартак"

Он побеждать не перестанет,если вы поняли что такое для него (да и вообще) Победа. В поддержку Пастернак "Цель творчества самоотдача". Каррера очень верно воспитан. 
Жестких установок и глубины понимания жизни вот что не хватает нашим футбольным людям.Одни истерики - это не оскорбление, это диагноз. Достоинство краеугольный камень!!!
==================================================

Каррера в эксклюзивном интервью для книги "Как возрождали "Спартак" - о ДНК "Ювентуса", почему он играл до 44 лет, как изменил подход к питанию в "Спартаке", сколько процентов своих возможностей команда показала в этом сезоне, советовался ли по его ходу с Конте и похож ли на него по стилю работы.
"– Что такое ДНК "Ювентуса"? – рассуждает Каррера в нашей беседе. – Это менталитет победителя, который благодаря руководству клуба передается тебе каждый день. Выигрывать всегда сложно. А побеждать постоянно – сложно вдвойне. И меня "Юве" много чему научил. В первую очередь – чтобы стать победителем, надо пойти на большие жертвы. И много от чего отказаться.
– От многих развлечений. От вечерних выходов в свет. От праздников, ужинов. Они вели себя в этом плане очень профессионально, и это дало свои плоды. Они стали по-другому питаться. Мы довольно сильно сменили рацион – на базе, в гостиницах, где угодно. Я пытался им объяснить, что надо изменить подход к еде, и они пошли мне навстречу. Постарался донести до них, что они не могут питаться как обычные люди, как это было раньше. Питание профессиональных спортсменов, если они хотят чего-то добиться, должно быть иным.
А время прихода на обеды и ужины? Что меня шокировало – когда прошлым летом я приехал на зарубежный сбор "Спартака", то первое, что увидел: обед был назначен на час, но один футболист мог прийти в 12.45, а другой – в 13.15. Поел – и ушел, когда захотел. В Италии такое немыслимо. Все должны начинать и заканчивать есть вместе.
Каррера знает, о чем говорит. Мало того, сколько он всего выиграл – так еще и выступал до 44 лет, что в футболе, в отличие, допустим, от хоккея, – огромная редкость. Но ничего случайного в жизни не бывает.
"Посмотрите на него – стройный, подтянутый, дисциплинированный, – говорит Трабукки. – Он не учит других правильно жить, а показывает это на своем примере. Это большая разница. Не случайно он доиграл до такого возраста. Поэтому он и в Тарасовке поменял очень многое в плане того же питания.
В момент чемпионства все забывается, но во время сезона случается всякое. Понятно, что в России ты не можешь предъявлять к службам клуба такие же требования, как в "Ювентусе", где все работало как часы. Помню, Массимо был несколько озадачен, когда на сборе в Абу-Даби узнал, что команда будет есть вместе со всеми постояльцами "Ритц Карлтона", и футболисты теоретически могут брать пиццу, мясо с соусом, который переваривается через 15 часов, перец, баклажаны во фритюре... Будь такое в Турине, Конте забрал бы всю команду и перевез в другой отель. Каррере же оставалось терпеть и проводить работу в команде, ставить ограничения по питанию".
Не жалеет ли теперь Каррера, что играл аж до 44 лет? А то ведь как знать – стал бы главным тренером не в 52, а десятью годами раньше, и его очевидный теперь всем талант раскрылся бы гораздо раньше.
– Нет, – отрицает Массимо, – я очень любил играть в футбол и рад, что закончил так поздно. Только после этого и захотел стать тренером. А как удалось выступать до 44? Важно, что у меня никогда не было серьезных травм. Зато имелась страсть к футболу, которая всегда была превыше всего.
Каррере помог опыт игры не только в "Ювентусе", но и в менее значимых командах – "Бари", "Аталанте", тогдашнем "Наполи", выступавшем в серии В.
– Каждый клуб, каждый опыт, даже там, где я боролся за выживание, – все это однозначно помогло мне работать здесь, в России. Когда стремишься остаться в серии А, тебе тоже нужен менталитет победителя. Что я таковым называю? То, что ты выдаешь на поле сто процентов своих возможностей. Чтобы в душе не осталось разочарования в самом себе.
А "Спартаку" в этом сезоне пришлось выкладываться на все 120 процентов. И каждый раз показывать этот менталитет. Потому что эта команда не привыкла к победам. Но, что очень важно, один-два выигрыша не приводили к особой радости и эйфории, благодаря чему удавалось выиграть по пять-шесть матчей подряд. Игроки хотели больше и больше.
– Случались моменты в начале сезона "Спартака", когда вы чувствовали, что не хватает опыта, и копировали то, что Конте делал в "Ювентусе" и сборной Италии?
– Вначале были моменты, когда из-за нехватки опыта самостоятельной работы я задавал себе вопросы. Но сам же себе на них и отвечал. Через работу и еще большую работу. Нет, не звонил ему и не советовался. Понимаете, надо знать ситуацию изнутри. Нельзя спрашивать совет у коллеги, пусть даже намного более опытного, если он не знает игроков и обстоятельств.
Трабукки при этом подчеркивает:
– На мой взгляд, Каррера в большой степени соответствует стилю, философии работы Конте. По многим вещам – умению создать атмосферу в раздевалке и держать ее в руках, завоевать уважение футболистов; по искусству менять тактическую схему от матча к матчу; по эмоциям, которые мы видим во время игры, – Каррера копия Конте. И он не обижается, когда я ему это говорю.
Массимо сам подтверждает:
– Конте – numero uno! Номер один.
А с Липпи, как рассказывает Каррера, они последний раз общались прошлым летом в Милане. Нет сомнений, что при следующем разговоре мэтр, выигравший со "Скуадрой адзуррой" чемпионат мира-2006, а с "Юве" – Лигу чемпионов десятью годами ранее, будет смотреть на своего ученика уже другими глазами.
Зато с Конте, по словам Карреры, они на протяжении всего сезона разговаривали по телефону с периодичностью раз в пару месяцев. Правда, съездить друг к другу так и не успели. "В декабре я планировал поехать к нему в гости, но не получилось", – говорит Каррера.
– Эмоции, которыми брызжете у кромки поля и вы, и Конте, не мешают логическому восприятию игры? – спрашиваю Карреру.
– Думаю, что они могут оказать только положительное воздействие – и на меня, и на футболистов. Когда кто-то лишний раз не хочет побежать, отработать назад, но тут видит эмоционального тренера рядом с полем, – он это сделает. К тому же и Антонио, и я на поле во время игры были очень эмоциональными футболистами. И продолжаем быть такими же, став тренерами. Мы просто остались самими собой. И это, считаю, правильно.

воскресенье, 28 мая 2017 г.

Кирсанов: Бесстрашие.

Читает Филлипенко

пятница, 26 мая 2017 г.

Трагедия Фёдора Черенкова


Блог Желтый чемоданчик

«...А потом сдохнешь в мучениях, как поганая псина!» 

Щемило в сердце... Тоска. Плохо-то как, плохо! И вроде это постоянно со мной, но сегодня как-то особенно сильно. Ноги не держат, руки не слушаются. - Фёдор едва прихватился за поручень, медленно вышел из вагона метро, присел на скамейку на станции. Подышать... Поглубже. Должно помочь. Федя закрыл глаза. В груди усиливалась боль...
...В дверь постучали. Федя отворил. Очередная партия прокуренных папиросами мужиков вошла в их квартиру. Они пришли попрощаться с отцом Фёдора. Прошли в комнату, где стоял гроб. Мать безостановочно рыдала, младший брат был растерян и прижимался к нему крепко-крепко. Но и сам Федя, едва окончивший школу, был в абсолютной прострации. "Папа, папа... Как же это так..." - Федя только начинал свой жизненный путь, по всем стандартным жизненным раскладам только что наступали те годы жизни, которые считаются лучшими для каждого человека, а тут не стало отца. "Папа, папа... Я тебя очень люблю, верю, что ты слышишь меня". Отец выглядел почти как живой и  даже внешне стал чуть моложе как будто. Только неестественная бледность говорила о реальном положении дел. Папа, папа...
- "...Я помню, как в тюрьме жестокой
Больной, в цепях, лишенный сил,
Без памяти, в тоске глубокой
За старца брат меня молил" - закончил Николай Петрович Старостин. Он читал стихи Пушкина всю дорогу, уже несколько часов, и все исключительно наизусть. Кто-то из игроков скучающе смотрел в окно, кто-то просто уснул, а Фёдор слушал. Слушал и получал удовольствие от этих стихов. Федя безмерно уважал Николая Петровича. Ведь он был среди тех, кто первым его заприметил и дал путёвку в футбольную жизнь.
- "Федя! Да что это такое! Ну это же совершенно невозможно, ты точно из ума выжил!!!" - Ольга, первая жена Фёдора, находилась в состоянии, близком к истерике. Черенков вернулся из магазина с пустым кошельком. Встретив по дороге побирающегося нищего, Федя из жалости отдал ему всю имевшуюся наличность. Не осталось даже денег на булку хлеба и бутылку молока, которые он должен был купить по дороге домой.
-"Оля, да ты пойми, ему есть нечего, а мы уж справимся, не голодаем ведь". - Фёдор оправдывался, но его глаза выдавали, что он всё равно не понимал, что плохого он сделал, оказав помощь человеку. Скандал продолжался несколько часов и Фёдор был рад только одному - дочка Настенька была в школе и не видела этого всего. Ольга всё говорила и говорила, а в сердце у Феди щемило. Щемило от тоски и непонимания. Ведь он старается поступать честно, делать добро. Почему тогда ему постоянно приходится за это страдать?
- "Ты никому не нужен! Никому! От тебя отвернулись все! Слабак! Твоё существование бессмысленно!" - голос в голове не давал уснуть, бесконечно ударяя в сердце новыми и новыми фразами. Фёдор не помнил точно, когда появился это голос, наверное в первые годы после окончания школы, может чуть позже. Голос был безумно похож на свой собственный, только с разнообразием оттенков - то безупречно холодный, то очень горячий. Федя спорил с ним, пытался доказывать своё. Голос всегда видел всё плохое, был безжалостным по отношению к Фёдору и требовал прекратить их совместные мучения.
- Сиринкоу! Номер 10! - диктору стадиона Хайбери  с трудом далась Федина фамилия. Он только что забил великому "Арсеналу" прямо на его стадионе, показав настолько выдающуюся игру, что ему аплодировали 50 000 английских болельщиков, не смотря на разгром и вылет их клуба. После Фединого гола Бесков пошутил над ним, что теперь они в команде будут называть его только так и не иначе. Смущенный Фёдор не нашёл, что ответить, только тихо улыбнулся. По окончанию матча британские журналисты бросились к нему, чтобы взять интервью у этого блестящего "Сиринкоу". Он был великолепен. После матча футболисты втихую решат нарушить режим. И Черенков тоже это сделает, только по-своему. Он ляжет спать аж на два часа позже положенного.
Фёдор сковывал страх, он не решался подойти к Бескову. Надо же такому приключиться, чтобы экзамен назначили на день матча, да какого, "Спартак" - "Динамо" (Киев). Как об этом сказать Константину Ивановичу? Он зашёл в тренерскую комнату, тихо улыбнулся.
-Федя, чего тебе? - спросил Бесков.
-Константин Иванович, у меня тут... В общем... Неприятность произошла... В смысле как неприятность... - и Фёдор замолчал, не понимая, как же лучше донести то, что он хотел.
- Да говори уже, время ценно.
- В общем, в общем-то... Это не неприятность, а как... Ну так... - Федя переминался с ноги на ногу.
-Федя!
-Экзамен у меня, Константин Иваныч! Сегодня же! - очнулся после вскрика Бескова Фёдор.
Главный тренер глубоко вздохнул, чуть призадумался, а после посмотрел на Федю немигающим взглядом. Феде стало неуютно.
- Езжай, чего уж там. Справимся.
Федя не поверил своим ушам. Бесков! Отпустил! С такого матча! Экзамен был сдан успешно, а возвращаясь обратно, он по радио услышал, что "Спартак" победил. В ту ночь, от двойной радости Черенков нарушил режим уже не только со сном. Все мы остаёмся людьми, со свойственными нам пороками, даже самые великие из нас.
-Мама! Папа! - дочка Настенька рыдала. В доме происходил очередной скандал, а она очень тяжело это переносила. Очередная ситуация, которая вызвала Ольгино недовольство, заключалась в том, что Фёдор занял большую сумму денег человеку, который по её мнению, не собирался их возвращать. И сделал это без ёё ведома.
- Оль, ну подумай сама. Разве мы плохо живём?
- А, так ты у нас богатей!
- Ну почему же, просто человеку реально надо, а у нас они просто без дела лежали.
- Да как без дела! Ты же даже не спросил, на что и почему я откладывала их! - рыдала уже Ольга.
Скандал продолжался до глубокой ночи, пока Ольга, обессиленная, не уснула. Лёг и Федя. Он дико устал, у него раскалывалась голова и хотелось спать. Черенков закрыл глаза.
- "Она тебя совсем не любит. И правильно, кто полюбит такого олуха, как ты. Никому не нужен, никому!" - зазвучал голос в голове. Он так и не смог уснуть до самого утра.
... Федя не мог оторвать взгляд, он был словно заворожённый. Вместе с отцом Федя впервые попал на Центральный стадион им. Ленина на игру "Спартака".
- Гусь, горишь! - кричал Игорю Нетто кто-то из защитников. Федор не мог оторваться, глядя на великолепного Хусаинова, подающего большие надежды молодого Сёмина и всю легкость и изящность игры "Спартака". Спустя годы он привнесёт в эту игру ещё больше изящества и тонкости, а пока он счастлив рядом с братом и отцом, сидит на трибуне и подставляет лицо под лучики выглянувшего из-за облаков солнца...
...Солнца было явно недостаточно. Холодное, по-зимнему яркое, но пустое. Фёдор сидел на скамейке, усиленно дышал теплым воздухом на руки и пытался угадать откуда ветер, чтобы сесть к нему спиной. В Москве была поздняя осень, предтеча зимы, а у Феди не оказалось не одной тёплой вещи. Не так давно он расстался с Ольгой, хотя, не смотря на постоянные скандалы и ругань, он совсем не хотел этого делать, хотя бы ради Настеньки. Но Оля фактически выгнала его, сказав, что больше не любит и окончательно устала. И Черенков ушёл. Как всегда, совершенно не думая о себе, Федя оставил бывшей жене квартиру и всё нажитое имущество. Наступала зима, а у него не оказалось тёплых вещей, причём совсем. Денег тоже не было, так как часть он раздал, а часть назанимали персонажи, знающие, что можно не возвращать, что Фёдор не потребует.
- Иди, иди зайди хоть куда-нибудь. Слушай меня, слушай! Иди, иначе мы совсем замёрзнем! - Фёдор встал и направился в метро, решив обогреться там. Иногда голос советовал дельные вещи.
...Вещи валялись беспорядочно по всей квартире, а Федя лежал на кровати и смотрел в потолок. В углу телевизор что-то вещал на непонятном языке, из крана еле слышно капала вода и русско-французский словарь в развёрнутом виде был небрежно отброшен в сторону. Париж, Париж... Что тут в нём другие нашли? Чего воспевают? Никакой романтики и лёгкого настроения Федя не ощущал. Он уже несколько месяцев жил в Париже, играя во второй лиге за "Ред Стар" и с каждым днём всё больше хотел домой. Ничего ему здесь не нравилось, и даже поддержка лучшего друга Сергея Родионова, вместе с ним игравшего за это клуб, слабо помогала Феде.
Фёдор встал, подошёл к окну. Ничего интересного. Пойти некуда, разговаривать не с кем, не жизнь, а сплошное мучение. Усталым взглядом Черенков окинул комнату. В сердце защемило.
..."Как вкусно кормят в столовой! Это определённо стоит того, чтобы стать профессиональным футболистом!" - такие мысли посещали мальчишек из детского спортивного лагеря,  уплетавших кашу на базе в Тарасовке. В этой же столовой питался основной состав.
- Ребята, кто из вас Федя Черенков? - к столу подошёл аристократичного вида старичок, в котором мальчишки узнали Старостина.
- Он! - на Фёдора показывали сразу несколько пальцев, сам он от растерянности молчал и краснел.
- Пойдём со мной. - пригласил его Николай Петрович. Они пересели за столик для основного состава. Николай Петрович расспрашивал как дела, как семья и прочее. Сказал, что мол, будешь себя хорошо вести, получишь шанс играть в клубе.
-"Легко, только каши побольше давайте!" - пронеслось у Феди в голове.
Закончив беседу, Николай Петрович спросил:
- Добавки хочешь?
Конечно хотелось. Но тут опять начала проявляться Федина застенчивость. Однако Старостин всё прочитал в мальчишеских глазах.
- Люда, дайте парню добавки, да побольше!
Все мальчишки с завистью глядели на покрасневшего Черенкова.
...Он глупо улыбался, но смотрел неотрывно. Глаза её казались ему бездонными а лицо совершенно очаровательным.
- "А какую вы литературу предпочитаете?" - Ирина, будущая жена Фёдора, пыталась вывести его из ступора. Она улыбалась, ей безусловно льстила такая заинтересованность.
- "Я... Вы знаете... Даже вот... Разное, классику там..." - Фёдор наконец очнулся, и решил использовать стандартный вариант ответа на такой вопрос. Они стояли в библиотеке, только что произошло их знакомство, и сейчас у Фёдора в груди появилась уже знакомая искорка. Он думал, что такие чувства в нём уже давно умерли. А увидев её, понял, что нет.

...Команды уже стояли в подтрибунном помещении и готовились выйти на поле. Фёдор волновался ещё больше, чем обычно - играть с потрясающей Бразилией да ещё и на "Маракане"! Шансы, очевидно, не высоки. Но нужно своей игрой хотя бы не посрамить сборную. Соберись, Федя!
Не посрамил. 130 000 человек наблюдали, как неповторимый Черенков забивал их сборной а Дасаев отказывался пропускать. Сборная СССР победила бразильцев в их же вотчине, вписав своё имя в историю. Фёдор был великолепен.
...Он стоял у прилавка, тыкал пальцем то в одно, то в другое и никак не мог объяснить продавцу, что же ему нужно.
- Ну вот же, ну чай, как же там это по вашему... - Фёдор силился вспомнить, но напрасно. Виноват он был сам, так как усилий к изучению языка не прикладывал совершенно.
- "Что же за страна такая" - резюмировал Федя, выходя из магазина. Ну вот не нравилось ему тут, и всё! Домой вернулся с чаем с чёрной смородиной, которую не любил, кофе без кофеина и манной крупой вместо муки. Ужаснейшая страна!
- Ты не на что негоден! Ты подумай сам! Кто тебя любит? Никто! Ни жена, ни дочь, ни партнеры, ни тренеры! Даже матери своей ты поперёк горла! Так и будешь влачить своё жалкое существование, а потом сдохнешь в мучениях, как поганая псина!
-Нет, нет, нет!!! - Федор бегал по коридору гостиницы, забегал в номер, выбрасывал вещи, потом запинывал их обратно. Забежал в душ, включил холодную воду, залез в одежде, подставил голову.
- Холоднее! Ещё холоднее! - он беспорядочно крутил кран, но температура воды не опускалась, а ему хотелось, чтобы она была ледяная, чтобы остановить этот голос.
- Пойми же, у нас только один выход - смерть. Так будет лучше и нам, и всем остальным. Все будет только рады. - голос стал вкрадчивым и мягким.
-Ааа! Неееет! - Федя не знал как его побороть.
Одежда намокла, вода набиралась выше уровня и стекала на пол...
... На полу лежали детские игрушки и Денис возился с ними уже битый час. Мальчик был сыном Ирины от первого брака, который, также, как у Фёдора, не сложился. Черенков принял мальчишку как родного. Брал его на матчи, давал советы, старался оберегать. Ирина очень радовалась этому факту. Окружающим виделась некая высшая справедливость в том, что много пострадав по жизни, Федя и Ирина нашли друг друга и были счастливы.
... На тренировке Федя показывал великолепную игру, вся команда поражалась. И только тренер "Ред Стар" Роберт Эрбе был недоволен.
- "Мсье Черенков, вы играете очень неуверенно и совершенно без инициативы. Из-за этого страдает атакующая игра команды." - Эрбе словно был слеп или ходил на матчи какого-другого Черенкова. Даже принципы построения игры в западной Европе совершенно не нравились Феде, они были чужды ему. В "Спартаке" он с молоком впитал - мяч строго отдаётся партнёру, находящемуся в более выгодной позиции. А здесь требовали совсем другого - держи мяч до последнего, пробивайся к воротам, бери игру на себя. И только если уже окончательно рискуешь потерять его - ищи партнёра.
Когда Фёдор наконец вернётся в Москву, он почувствует, будто жизнь снова обретает краски. Самолёт приземлится в аэропорту, Федя выйдет на улицу, вздохнёт полной грудью и сердце снова защемит.

...Всё началось ещё в ресторане. Команде подали обед, игроки перешучивались, находясь в прекрасном настроении. И тут еле слышно прозвучал голос Черенкова:
- Я не буду это есть.
В зале воцарилось неловкое молчание. Все посмотрели на Фёдора.
- Я не буду здесь ничего есть - всё также тихо, но уже уверенней повторил он.
- Почему, Фёдор?
-Они пытаются меня отравить. В еде яд.
-Кто - они?
Черенков окинул присутствующих за столом удивлённым взглядом. Неужели непонятно, кто?
- Они.
Прямо перед ответным матчем с "Андерлехтом", который проходил в Тбилиси, Бесков снял Федю с игры и отправил обратно в гостиницу, в которой была расквартирован команда.
... Фёдор вышел из душа и пошёл по коридору. Он шлёпал босыми ногами, с него текла вода. Сил уже не оставалось, он не спорил с голосом, который не прекращаясь ни на секунду, продолжал свой монолог.
- Пойми же,  я хочу лучшего нам. Нам всем! Маме, брату, Настёне. Всем. Ты должен ко мне прислушаться. Нам нужна свобода.
Фёдор вышел  из коридора на общий балкон.  Посмотрел вниз. 16-ый этаж. Один шаг отделял его от свободы. Больше не слышать этот голос, больше никогда не мучиться. Свобода...
Фёдор вырывался, не ничего не мог сделать. Несколько человек из персонала гостиницы тащили его обратно в коридор. Они ели успели вытянуть его, прибежав, когда он уже перелезал через перила.
... Его вызвал к себе Бесков. Черенков вошёл к нему в купе, присел. За окном проносились реки, поля и леса, колеса стучали в такт друг другу а ложечка в стакане дребезжала.
-Федя, послушай меня. Ты должен думать о себе, о семье. Так нельзя делать. - Бесков говорил по-отечески добро и назидательно. Они ехали домой с выездного матча и на одной из станций Фёдор, увидев нищих, раздал им все свои премиальные, полученные за победу. Когда это поняли в команде, та станция была уже далеко.
-Твоё желание похвально, но в следующий раз мы тебе так сделать не позволим. Ступай.
Федя был рад, что это разговор закончился. Он уже давно понял для себя, что никто не может понять и разделить его чувства. Он вернулся в своё купе и сел, уставившись в окно...
...Из окна был виден двор, небо серого цвета, деревья, уже сбросившие листву и сиротливо  поднявшие свои ветви. Фёдор смотрел не отрываясь. Это могло происходить часами. Ирину и Дениса очень беспокоили такие моменты, но он не разговаривал с ними. В обычный день Фёдор вставал и утром пил кофе, он был любитель этого напитка. Но в любой из дней, без видимых на то причин, он мог проснуться, сесть у окна и пространно наблюдать за жизнью за стеклом. Ведь свою жизнь он считал абсолютно неинтересной.
Причудливое поведение Феди всё больше осложняло их совместную с Ириной жизнь. Черенкову часто видел какие-то потайные знаки в рядовых для обычного человека вещах. Он решил для себя, что Ирина не любит его и ничего не хочет иметь с ним ничего общего и от этого страдал ещё больше. Он не ругался, не предъявлял претензии. Он просто уходил в себя молчал по несколько дней и смотрел в окно. Такая жизнь в итоге привела к тому, что Фёдор и Ирина вскоре разъехались. С этого момента Федя ещё больше убедился, что вот никому он совершенно не нужен, и мучений душевных у него прибавилось.

...Брат Виталик втихаря тащил из тарелки горячие пирожки, обжигался, дул на них и быстрей старался съесть, пока мама не увидела. Федя посмеивался над ним, мама хлопотала на кухне и ставила на стол очередное блюдце. В квартиру вошёл отец, мама вышла к нему в коридор, Федя тоже пошёл к  двери и только Виталик остался за столом, потому как не успел прожевать.
- А ты чем порадуешь, сорванец? - папа, войдя на кухню, потеребил младшего сына  за волосы.
- "Пятёрка по геометрии" - сказал Виталик, стараясь дожевать на ходу, чем опять рассмешил Фёдора.
Они стали усаживаться за стол. От папы пахло работой - краской и маслом. Приятный и родной запах...
...Вроде бы полегчало. Фёдор встал, пошёл к эскалатору. Выйдя из метро, он брёл медленно, не торопясь. Периодически присаживался на скамейках, попадавшихся на пути. Он уже вошёл во двор и решил перед этим также посидеть на скамейке, набравшись сил для последнего рывка - до квартиры. Он шёл по двору, почему-то вспомнились родные.
- Боже, как же плохо одному... Одиноко как... Эх... - Федя постарался вздохнуть поглубже.
- Щемит-то как, как же щемит...
Воздуха совсем не хватало, он зашатался, попытался ухватится за ветви деревьев, не смог и рухнул на землю, потеряв сознание.
Фёдор Фёдорович Черенков умер 4 октября 2014 года не приходя в сознание. Сказать, что его провожал весь футбольный мир России - значит ничего не сказать.
В наше время, когда гордостью для спортсменов становится общественный вызов, во время, когда лайки, репосты и ретвиты ценятся больше, чем реальные достижения, Фёдор бы вряд ли смог чувствовать себя комфортно. Сейчас гораздо большей известности можно добиться, выйдя на поле без трусов, чем раздавая гениальные пасы через матч.
Черенков оставался одиноким, хотя у него была любовь миллионов болельщецких сердец. На его похороны пришли тысячи человек и в тот день не было клубных пристрастий - проститься пришли болельщики "Спартака", "ЦСКА",  "Динамо", других клубов. Из Петербурга приехали болельщики "Зенита".
Бог наградил его огромным талантом,  за который заставил расплачиваться всю свою недолгую жизнь.
Щемило сердце...


Автор
 

среда, 24 мая 2017 г.

вторник, 23 мая 2017 г.

вторник, 16 мая 2017 г.

понедельник, 15 мая 2017 г.

пятница, 12 мая 2017 г.

Нападали мы. Игру вели мы.

Я приказал выпустить полсотни снарядов по ближайшей деревне на проселке, где тоже скопились машины. Я чувствовал: противник пригвожден: ни тпру ни ну. Теперь он покажет зубастую пасть. Что же, посмотрим, как он нас проглотит... Не встанет ли ему поперек глотки такой ежик? Не знаю, знакомо ли вам ощущение полной собранности, когда мобилизована, кажется, каждая клеточка, когда в голове - необыкновенная ясность, в теле - чудесная легкость? С разных сторон гремели мои пушки. Нападали мы. Игру вели мы. Вчерашней подавленности, вчерашних страхов будто не бывало. Один из тактических принципов молниеносной войны, примененный немцами еще в Польше, в Голландии, в Бельгии и во Франции, Рыл, как известно, таков: прорвав в разных пунктах линию фронта, мчаться вперед, вперед, оставляя позади разрозненные, рассеченные, деморализованные части противника. Под Москвой это гитлеровцам не удалось.

понедельник, 8 мая 2017 г.

Мистер Раз-Два все верно говорит)))


Спартак чемпион!!!

По мне, так нужно любить футбол,так болеть,так жить (не пропуская события).
 Так нервничать, помогать, И так праздновать (смотреть до конца)
И уже немного скучать по тому что уже свершилось.
Имхо это и есть олдскул


воскресенье, 7 мая 2017 г.

Генерал Лебедь.Золотые слова!

Завет Панфилова

Я уже опомнился. Конечно, не дело комбата водить роту врукопашную. Я вспомнил все, чему мы обучались, вспомнил завет Панфилова: "Нельзя воевать грудью пехоты... Береги солдата. Береги действием, огнем..."

О массовом героизме. О вожаке

Прошла секунда. Вы не раз, вероятно, читали и слышали о массовом героизме в Красной Армии. Это истина, это святые слова. Но знайте, массового героизма не бывает, если нет вожака, если нет того, кто идет первым. Нелегко поднять людей в атаку, и никто не поднимется, если нет первого, если не встанет один, не пойдет впереди, увлекая всех.

суббота, 6 мая 2017 г.

Волоколамское шоссе: ещё о дисциплине

Немцы по инстинкту преследования - ага, рус бежит! - тоже прибавили шагу. Но и лес, вот он, - в сотне шагов. И вдруг я с отчаянием почувствовал: выдыхаюсь. Сказался судорожный рывок средь пути. Пыхтение и топот все ближе. Бойцы нагоняют меня. Было приказано не сбиваться толпой. Но они все-таки сгрудились. Да, такая гоньба на виду у врага, под огнем автоматов, с засевшим в ушах пронзительным криком раненого, - это не учебное фланговое перестроение.
Я вобрал сколько мог воздуха.
- Отделение, стой!
Понимаете ли вы? В одном этом миге, в этой команде, в одном слове "стой!" спрессовалась вся наша предыдущая история - история батальона панфиловцев. Сюда вошло сознание долга, и "руки по швам", и всегдашнее безжалостное: "Исполнять! Не рассуждать!", превращенное в привычку, то есть во вторую натуру солдата, и расстрел труса перед строем, и ночной набег на Середу, где однажды уже был побит немец, побит страх.
А вдруг бы бойцы не остановились, вдруг бы с разгона кинулись в лес? Значит... значит, не жить бы тогда на этом свете командиру батальона Баурджану Момыш-Улы, Таков закон нашей армии - за бесславное бегство бойцов отвечает бесславный командир

Игорь Кваша - Быть знаменитым некрасиво

вторник, 2 мая 2017 г.

По мозгам

- Струсил?
Он мотнул головой. Теперь, когда вчерашнее слово было повторено, ему стало легче говорить об этом. - Сам не могу понять, товарищ комбат... Это было, как бы сказать... как кирпичом по голове... И как будто уже я - не я... Перестал соображать... Он нервно передернул плечами. - Как кирпичом? - переспросил я.
И передо мной вдруг вспыхнули слова, которых давно искала мысль. Удар по психике! В ту минуту я наконец-таки назвал по имени для самого себя тайну боя, тайну победы в бою. Удар по психике! По мозгу! По душе! Как ни странно, но эта минута, когда, казалось бы, ничего не произошло, осталась в памяти наряду с самыми сильными переживаниями войны.
Удар по психике!
Но ведь не существует же никаких икс-лучей для воздействия на психику. Ведь война ведется орудиями физического истребления, ведь они, эти орудия, поражают тело, а не душу, не психику. Нет, и душу! И после того, как поражена психика, как сломлен дух, можно гнать, настигать, убивать, пленять толпы врагов. Противник стремится проделать это с нами. Один раз, господин "великогерманец", у тебя это вышло со мною, с моим взводом. Теперь - хватит!

Думать. Внезапностью на внезапность

Истина проступала, приоткрывалась уму лишь постепенно, в неотчетливых и грубых очертаниях. Ведь еще несколько дней назад, когда я ставил лейтенантам задачу, мне подумалось: неужели немцы, как бараны, один раз, другой раз, третий раз так и будут подставлять головы под наши залпы? Но тогда я не сделал никакого вывода из этой промелькнувшей мысли; я счел противника глупее, чем он оказался. Очевидно, уже после первого боя на дороге мы заставили немецкого военачальника поразмышлять, заставили раньше, чем я предполагал. На случай встречи с засадой у него, очевидно, уже был какой-то план, которого я заблаговременно не разгадал.
Он внезапностью ответил на внезапность.
Он обратил в бегство и погнал мой взвод, моих солдат таким же самым средством - неожиданным огнем почти в упор, от которого бежали, охваченные паникой, и его солдаты. Сегодня он победил, погнал меня - в мыслях я употребил именно это слово: "меня", - но не потому, что его офицеры и солдаты были храбрее или лучше подготовлены. И не числом он одолел меня - против числа, по нашему тактическому замыслу, можно было бы долго воевать малыми силами, - а, в свою очередь, замыслом, тактическим ходом, умом. Да, я мало думал вчера! Я был побит до боя. Вот моя вина.

О защите нападении и маневре

Донских положил карту.
Мысленно я уже наметил пункты засад, но еще раз проверил себя по карте.
Потом разъяснил задачу: притаиться у дорог, вцепиться и держаться там, не давая ходу немецким автоколоннам, немецкой артиллерии по дорогам; мелкие разведочные группы пропускать без выстрела, а колонну встретить залпами, встретить пулеметами.
Ошарашив врага неожиданным огневым налетом, засада сможет легко уйти. — Однако, товарищи, не в этом ваша цель, — говорил я. — Наоборот, надо подождать, пока противник не оправится, пока не вступит в бой. Держитесь! Держите дорогу. Заставьте его развернуть против вас боевые порядки. Это первое. Понятно? — Понятно, — неуверенно ответил Брудный. Его физиономия, обычно очень подвижная, теперь утратила живость, стала сосредоточенной. Донских молчал. — Понятно, Донских? — спросил я. — Понятно, товарищ комбат. Стоять насмерть…
— Нет, Донских, не стоять, а действовать. Маневрировать. Нападать. — Нападать? — переспросил Брудный. — Да. Напасть из засады. Перебить огнем, сколько возможно, гитлеровцев. Затем выждать.
Пусть противник развернется, вступит в бой, отрядит силы, чтобы окружить вас. Тогда надо выскользнуть и опять в другом месте выйти на дорогу, упредив врага, вновь встав на его пути. Я начертил на карте виток панфиловской спирали. — Этим мы вынудим противника развернуться преждевременно, атаковать впустую, оставим в дураках. Потом, когда он опять двинется, надо второй раз нападать. — Нападать? — снова проговорил Брудный. Его физиономия стала опять смышленой, глаза блестели. Донских молча улыбался. Он тоже понял. Оно, это слово «нападать», которое дал мне Панфилов, было каким-то волшебным.
Оно сразу прояснило задачу, дошло до души, преобразило людей, придало смелости. Мне подумалось: это не только тактика, это что-то поглубже.
Мы поговорили о деталях. Брудный был возбужден. Получив толчок, его голова заработала. Он уже видел, как спрятать, как замаскировать людей. Я сказал: — Да, бойцы должны зарыться, замаскироваться.
Говорю это особенно для тебя, Донских. В этом. Донских, никакой жалостливости. Донских молча смотрел на меня. Я повторил слова Панфилова: — Жалеть — значит не жалеть. Понятно?
Донских твердо ответил: — Да, товарищ комбат.