17.03.2024
Воскресенье, ув. друзья. У нас рубрика «Собеседники Вечности», и в студии ув. Собеседник Вечности, пожелавший остаться неназванным, с древним и красивым мужским вопросом.
«Начнем с нескольких историй.
1) Мой товарищ с семьей уехал несколько лет назад жить в Европу. В Европе брак распался, потому что товарищ рассматривал эмиграцию как решение вынужденной задачи смены климата и окружающей растительности (у ребенка тяжелая форма аллергии). А жена его рассматривала эмиграцию как нечто правильное, позволяющее дать детям Будущее. На месте она прониклась Повесточкой, которую товарищ категорически не разделяет. Так вынужденная эмиграция превратилась в вынужденный развод.
2) Другой мой товарищ развёлся в России по другим, совершенно банальным основаниям вроде измен и ссор. Теперь он осыпает бывшую жену деньгами, шантажируя следующим — в жизни его детей никаких других мужчин появляться не должно, иначе баблопровод будет перекрыт.
3) Моя знакомая вышла замуж за человека, исповедующего Ислам в строгой форме реализации, согласившись на значительные ограничения собственных свобод.
Перейдем к гамбургскому счету:
— женщина из первой истории глубоко несчастна,
— женщина из второй — не очень рада подобному шантажу, но баблопровод ее полностью устраивает и чувствует она себя вполне терпимо,
— а последняя — глубоко счастлива.
Как вы можете догадаться, тут прослеживается корреляция формата "чем меньше свободы, тем лучше; а ещё лучше не разводиться", но это похоже на очередной универсальный и неработающий рецепт.
А если заглянуть глубже — в чем женское счастье?»
Начать уместно со сверкающей банальности. Женщины — это более половины человечества, а люди разные. Мы можем говорить о «женщинах вообще» с той же уверенностью, что и о «мужчинах вообще». То есть насколько мы можем выявить общие признаки у Ахиллеса, Башмачкина и Санчо Пансы — настолько же мы можем выявить их у св. Марии Египетской, Анны Карениной и мисс Марпл.
Мы едва ли ошибёмся, заявив лишь, что пути реализации своей популяционной ценности — цели, общей для обоих полов — естественным образом зависимы от роли, исполняемой полом в жизни популяции.
Поэтому логично предположить, что для мужчины ценностью номер один в общем случае является «быть сильным» (во всём бесконечном разнообразии силы), а для женщины — «перестать бояться» (тоже во всех бесконечных вариациях).
Данное общее правило не исключает существования миллионов частных случаев, в него не помещающихся или даже намеренно ему противостоящих.
В день, когда я пишу эти взволнованные строки, по всей нашей ув. стране ловят на избирательных участках гражданок самого разного возраста, образования и социального положения, по заданию вражеских колл-центров являющихся с зелёнкой портить бюллетени.
Будучи скручены, гражданки сообщают:
- Мне позвонили, представились службой безопаности банка, пообещали списать все кредиты, а это 500 тысяч, если я приму участие в эээ мероприятии... Я признаю свою вину, такое больше не повторится.
И в глазах у них читается «Ну вроде всё. Я могу идти?».
Тут бросается в глаза, что речь идёт именно о гражданках, а не о гражданах. Если не ошибаюсь, из трёх десятков случаев использования людей в качестве беспилотников с зелёнкой мужчин удалось задействовать один или два раза.
Почему так? Ведь мужчины, согласно имеющимся опросам, лишь незначительно бдительней дам (оценки примерно сходятся: 55,5% на 44,5% в пользу дам среди жертв согласно ЦБ, 19% на 14% в пользу дам среди населения вообще согласно SuperJob). То есть по логике почти половину избирательных саботажников должны составлять мужчины.
Но нет.
Резонно выдвинуть следующую дерзкую версию: дело в специфике самого преступления, потребовавшегося противнику. В мире диверсий «зелёнка на участке» есть примерный аналог «работы в регистратуре поликлиники», оно же рукоделие: выполнить легко, кажется невинным, стоит мало. Тратить на такое ценный ресурс настоящих предателей нелогично, посылать малолетних дятлов — не получится (школьника на участок просто не пустят: «мальчик, ты куда»).
А главное — у женщин в нашей ув. стране действительно имеются основания вести себя относительно бесстрашно в публичных местах. Если неправильно запаркуется мужчина — ему может прилететь в глаз. Если дама бумкнется в кого-нибудь — она сделает оленьи глаза, и что ей сделают, ну наорут. Патриархальное наше общество смотрит на дам с возмущающей некоторых активисток снисходительностью — но что-то я не слыхал, чтобы активистки равноправия выступали за уничтожение «гендерного разрыва» в наказаниях за правонарушения.
Поэтому даже в попавшемся на разводку мужчине, выслушавшем задание «прийти на участок и устроить там тарарам», автоматически включится мысль «а не огребу ли я сегодня?»
А в даме — даже если она профессор УРФУ Эмилия Владимировна, доктор химических наук и доцент — такой мысли не включается.
Из этого мы можем сделать оскорбительный в своей простоте вывод. Представленная ув. Собеседником шкала — иллюстрирует приоритет никакой не свободы/несвободы. Она иллюстрирует приоритет всего лишь бесстрашия.
Мы не знаем, что там случилось у пары в Европе из первого приведённого ув. Собеседником примера. Но мы можем допустить, что мужчина, способный вывезти свою семью за рубеж для борьбы с аллергией у малыша — достаточно ресурсен. Оказавшись в, положим, Испании — его супруга обнаружила, что здесь можно эффективно выйти замуж за местное государство и получить заметную часть мужниных ресурсов, и за это ничего не будет. После этого все личностные особенности мужа стали непереносимы, а развод неизбежен, как уход Барби от Кена.
Продолжай она быть традиционной женой в эмансипированном обществе и живи она на выделяемое супругом содержание (хотя протяни руку, и можно получить в сто раз больше и ничего не придётся терпеть) — она ощущала бы себя, рискну предположить, лохушкой, сносящей нелепый произвол.
Соответственно «средний случай», в котором развод произошёл, но муж как лев охраняет свой прайд от посторонних дядек — столь же объясним. Мы, строго говоря, можем только слегка возразить против описания схемы «бабло в обмен на отсутствие новых сожителей» в качестве шантажа. Какой это шантаж, это оферта. Вероятно, не идеальная с точки зрения высшей справедливости, но ведь дама может из неё выйти.
И, наконец, тётя за строгим мусульманином — если он действительно строго соблюдает предписания религии и относительно себя тоже — имеет зашкаливающий уровень безопасности и защищённости (и, соответственно, тоже на свой лад увеличивает субъективный уровень смелости).
Здесь можно, кстати, вспомнить пару статистических фактов. Как-то мне попалось исследование, согласно которым замужние женщины с высоким уровнем материальной защищённости являются самой радикализированной в политическом смысле группой населения. В том смысле, что они могут быть левыми либералками или правыми традиционалистками, но во всех случаях они прямо якобинят и ястребят. Есть основания полагать, что так в них проявляется пресловутая женская суперценность — безопасность и сообщаемое ею бесстрашие.
Также мне как-то попалось сопоставление уровня депрессии&тревожности среди парней и девушек в Европе/США и Магрибе/Ближневосточном регионе. Оказалось, что если на Западе основными носительницами нервяков являются девушки, то на Востоке — парни. Причины представляются очевидными, и дело ни в какой не свободе или её отсутствии. Просто если ты ближневосточный мужчина, то, конечно, ты в доме хозяин и падишах — но на тебе ответственность за всё. И напротив: если ты вольная европеянка и замужем за государством, то ты у него в огромном гареме и не самая любимая, и защищает оно тебя на возмутительно общих основаниях, без эксклюзива и отношений.
...Я уже как-то вспоминал один из самых ироничных эпизодов «Илиады»: идёт осада Трои, и Ирида является к Елене Прекрасной (из-за которой всё замутилось) сообщить, что сейчас её бывший будет драться один на один с её нынешним.
Посланница богов застаёт Елену за офигительным хобби: та ткёт что-то вроде ковра, на котором изображены погибающие за неё герои. И когда Ирида сообщает ей, что щас будет заруба — то «вливает в душу ей сладкие чувства». Вроде бы ужас-ужас, но Елена Прекрасная знает, что она приз, и что ей в любом случае ничего не грозит. Она не боится, и это делает её очаровательной.
Если честно, то вот и вся тайна т.н. женского счастья. Подчинение, свобода, daddy issues, girl power, гендерный разрыв, карьерные амбиции — всё это элементы вековой женской борьбы за бесстрашие. Формы её бесконечны, как бесконечна человеческая природа, но суть едина.
Завершить данное рассуждение уместно забавным культурологическим анекдотом. Согласно известной поэме XV века «Свадьба сэра Гавейна и леди Рагнелл», страшного вида старуха сообщила королю Артуру великую тайну — ответ на вопрос «чего хотят женщины».
Анекдот тут в том, что современные изложения этой поэмы утверждают, что, согласно данному ответу, «женщины хотят сами распоряжаться своей жизнью».
Реальный же текст на древнючем среднеанглийском звучит так:
«Butt there is one thyng is alle oure fantasye,
And that nowe shalle ye knowe.
We desyren of men above alle maner thyng
To have the sovereynté, withoute lesyng,
Of alle, bothe hyghe and lowe.
For where we have sovereynté, alle is ourys,
Thoughe a knyght be nevere so ferys,
And evere the mastry wynne.
Of the moste manlyest is oure desyre:
To have the sovereynté of suche a syre,
Suche is oure crafte and gynne».
Загадочное слово sovereynté означает не власть над собой, а власть над мужчинами: «Более всего мы желаем от мужчин, богатых и бедных, иметь бесспорную власть. Ибо там, где есть у нас власть, всё наше, хоть рыцарь и свиреп и победителен. Вот наше желание: получить власть над таким сэром».
На правильность данной трактовки указывает и тот факт, что давшая свой ответ леди Рагнелл продаёт его не за какую-то там независимость, а за замужество.
Как я много десятилетий назад,неоднократно,отмечал, в Русском языке есть ответы на все вопросы. Надо быть только вдумчивым и внимательным. Спасибо ув.Виктору, он логично подвел к простому ответу "женское счастье" - "за мужество" (сср)
Трудно сказать, «счастье» ли это чаемое женщинами бесстрашие. Но не подлежит сомнению, что оно ценность.
0 коммент.:
Отправить комментарий