суббота, 16 июля 2011 г.

Явлинский интервью Гордону

Мужской разговор
Один из лидеров российской оппозиции выдающийся экономист Григорий ЯВЛИНСКИЙ: «Да, моему с детства игравшему на фортепиано 23-летнему сыну отрубили пальцы — днем в общежитии МГУ, но это один лишь из эпизодов, когда на меня пытались давить. Ну что тут еще обсуждать? — время было такое... После этого я сделал все, чтобы обезопасить детей...»






«ДОСТУП К СОБСТВЕННОСТИ БУДУЩИЕ ОЛИГАРХИ ПОЛУЧИЛИ БЛАГОДАРЯ СВЯЗЯМ С ВЛАСТЬЮ»

— С Виктором Степановичем Черномырдиным, который восемь лет был послом России в Украине, у нас сложились очень теплые, дружеские отношения. Часто мы обсуждали с ним разные темы, в том числе олигархов, и однажды в сердцах он воскликнул: «Да кто они, эти олигархи, такие?! Им просто дали собственность подержать, а многие из них свято уверовали, что теперь это уже принадлежит им, и когда им сказали: «Отдайте!», стали вдруг упираться». Что об олигархии, которая нарождалась как класс на ваших глазах, думаете вы?

— Эти люди получили доступ к собственности благодаря своим связям с властью. Вообще, олигархи в этом смысле не что иное, как органическое слияние власти и бизнеса.

— Все они были толковыми людьми или не обязательно?

— Ну что вы — совершенно разными, но хорошо знали толк в том, как заполучить активы в сочетании с властью: вот тут их ум, сообразительность и изворотливость и проявлялись.

— Иными словами, власть брала на примету парня, который ей нравился: умел, к примеру, себя вести, был четкий, быстрый, с мозгами хорошими, — и предлагала ему: «Ваня, мы тебе предприятие, а ты, соответственно, будешь раз в месяц или раз в год заносить столько-то», — это, грубо говоря, так происходило?

— Нет, это выглядело еще...

— ...прозаичнее?

— Нет, еще отвратительнее, еще циничнее. Если речь о больших олигархах идет, у нас все с помощью залоговых аукционов и ваучерной аферы провернули — двух этих приемов. Что собой представляли залоговые аукционы? У вас, например, есть влиятельные приятели, которые вам предлагают: «Мы тебе в залог акции крупнейших предприятий дадим, а ты нам — деньги, которые мы потратим на пенсии». Вы отвечаете им: «Отличная схема, но послушай, откуда у меня деньги?». И действительно, на дворе 95-й год — ну откуда?

— Пока нет...

— «У меня их нет» — разводите вы руками, и тогда «благодетель» вам говорит: «Я, государство, выдам тебе кредит, чтобы ты потом дал мне его взаймы, а в качестве гарантий предлагаю акции крупнейших заводов и комбинатов, и договор, что, если не верну деньги, эти акции останутся у тебя». Вот так все было сделано, и в результате эти люди приобрели свои активы за один-три процента реальной их стоимости.

Они были толковыми в том, как лакомые куски госсобственности откусить, но абсолютно без понятия, как этим управлять и как вообще работать. Вот, собственно, и все, а поскольку они таким небесспорным способом все получили, тут же начали это между собой делить — со стрельбой и разборками. Вот так и появились люди, чьи фамилии ныне украшают список «Форбса», — их слияние с государством и было фундаментом всей олигархической системы.




— Бандитская страна какая-то, правда?

— Ну конечно, а привел к этому способ раздела госсобственности.

— В мире это так же в свое время происходило? В той же Америке?

— Во-первых, это было очень давно...

— ...и не все уже помнят подробности...

— ...а во-вторых, там одна особенность была существенная. Действительно, за океаном существовали robber barons — бароны-разбойники (так называли людей, наживавших миллионные состояния за месяцы, в том числе на нефти, часто не вполне законным путем, по аналогии со средневековыми феодалами, грабившими проезжавших через их владения путников. — Д. Г.), но дело в том, что они грабили в Америке и инвестировали в нее же — поэтому и появились США.

— Наши же грабили здесь, а инвестировали туда...

— Даже не инвестировали, а просто складывали, потому что...

— ...для грамотных инвестиций нужна голова...

— С одной стороны это, а с другой — кто же их там с инвестициями ждет? В Штатах решался когда-то вопрос: кому будут железные дороги принадлежать — Морганам или Рокфеллерам, и они стреляли друг в друга, убирали конкурентов с пути, но железные дороги строили там, в Америке. Российские же олигархи грабили здесь, а деньги уходили в оффшоры и за океан — вот в чем огромная, принципиальная разница.


«ЧУБАЙС ПРЯМО ГОВОРИЛ: «МЫ СТРОИМ БАНДИТСКИЙ КАПИТАЛИЗМ, ПОТОМУ ЧТО БОИМСЯ БАНДИТСКОГО КОММУНИЗМА»

— Вы встречали среди олигархов людей... не скажу хороших, но разумных, мудрых?

— Ну, я многих из них лично знаю и вполне доброжелательно к ним отношусь, а кроме того, занимаясь политикой, пересекался с ними и по работе. Впрочем, это совсем другое — лишь тот, кто никогда в этих сферах, к большому счастью его, не вращался и с этой публикой не общался, может задаваться вопросом: бывают там хорошие люди или нет? Для меня вопрос в другом заключается: кто, почему и зачем создал систему, в которой все нынешние богачи стали наполовину преступниками?

— Вы для себя ответили на вопрос: кто создал?

— Ну, это же очевидно — те, кто, никого не слушая и отказываясь вести с кем-либо диалог, придумывали устрашающие сценарии, что сейчас придут ужасные коммунисты или инопланетяне и все захватят, поэтому нужно очень срочно все под любым предлогом раздать. Это так называемые «большевики»...

— Гайдар среди них был?

— Ну конечно.

— Чубайс?

— Это вообще один из наиболее рьяных... Он же прямо говорил: «Мы строим бандитский капитализм, потому что боимся бандитского коммунизма», а для меня одинаково неприемлем как тот, так и другой. Он же всех этих господ — владельцев заводов, шахт, пароходов — в такое положение поставил, что все они до сих пор дрожат. Как правильно вам сказал Черномырдин, активы им подержать дали, и они точно знают...

— ...что рано или поздно их попросят назад...

— Даже не рано или поздно, а в любой момент. Они в курсе: люди не верят, что это их собственность, государство тоже так не считает, да и сами они, ложась спать, очень сомневаются в этом, а когда в экономике такой фундамент построен, к великому моему сожалению, ничего толкового вырасти на нем не может.

— Я вам задам щекотливый вопрос: кто эти некто, которые могут в любой момент сказать Абрамовичу, Дерипаске, Потанину и иже с ними: «Отдай!»?

«Моя жена всегда была моим самым близким другом»

— Да хотя бы они же сами — друг другу. Любой, кто в этом узком кругу окажется, и тогда Петров скажет Рабиновичу или Рабинович — Петрову: «Ну все, хватит. Попользовался? Молодец!..

— ...подержал?..

— ...да, положи на место. Ах, ты не хочешь? Тогда пеняй на себя». Это же система такая — самоуничтожающаяся.

— Ельцин понимал, что именно в стране создается?

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Думаю, да.

— Так и не осознал до конца или потом все-таки разобрался?

— Потом он много чего понял, но уже гораздо позже.

— Виктор Степанович это понимал?

— Нет. Черномырдин был совсем другого замеса человек, от всего этого далекий, и так специально задумано было, чтобы никто ничего не понял.

— Вы были заместителем председателя Совета Министров России...

Жена Елена с младшим сыном Алексеем, 1984 год

— ...точно.

— ...Ельцин пост премьер-министра вам предлагал...

— ...правильно...

— Почему отказались?

— Потому что не хотел делать то, на чем он настаивал. Там два обстоятельства были, совершенно для меня неприемлемые, — первое: в один день освободить все цены и получить гиперинфляцию и второе: разорвать экономические связи с другими республиками.

— Вы отдавали себе отчет, что может произойти?

— Послушайте, я был не только заместителем председателя Совета Министров, но и перед этим заведовал экономическим сводным отделом Совмина, поэтому точно знал, что будет.

— Гайдар, однако, на это пошел...

— Вот поэтому Ельцин его и назначил. Егор Тимурович считал, что ничего страшного не случится.

— Он был слабым экономистом или наивным человеком?

— Нет, просто интересовало его другое, он считал, что только так можно действовать быстро, что это — единственно возможное решение. Других Гайдар даже не рассматривал.

Со старшим сыном Михаилом и супругой Еленой Анатольевной


«Я ОЧЕНЬ БЛАГОДАРЕН РОССИИ ЗА ТЕ ОТНОШЕНИЯ, КОТОРЫЕ У МЕНЯ С НЕЙ СЛОЖИЛИСЬ»

— Вы неоднократно выдвигались на пост президента России...

— Это было значительно позже.

— Почему же люди за вас не проголосовали? К вам на высшем посту Россия еще не готова?

— Дело в том, что таким образом я задачу не ставил, формулировал ее по-другому. В 96-м году боролся на президентских выборах, чтобы прийти третьим и, заключив с Ельциным союз против коммуниста Зюганова, изменить экономический курс и начать исправлять все те трагические вещи, которые заложили в экономике фундамент бандитской криминальной системы, — в этом состояла моя цель.

— Сколько уже лет вы вне Государственной Думы России?

— Восемь.

— Скучаете по ней?

— Нет, а о чем скучать? Я работал заместителем председателя правительства, 10 лет был лидером фракции и дважды — кандидатом в президенты: ну что тут такого, о чем вздыхать? Это же не баловство, все очень серьезно, кроме того, Дума уже совсем другая и работает совершенно иначе.

— Вам довелось наблюдать за представителями власти в непосредственной близости: вы можете сказать, что — повторю известную фразу — «страшно далеки они от народа»?

— Вы имеете в виду депутатов Госдумы?

— И депутатов, и членов правительства, и повыше...

— Да нет, в значительной части они люди неглупые и понимают, в общем, как все устроено, вот только даже маленького шага не могут сделать, чтобы что-нибудь изменить, потому как их благополучие напрямую от этой системы зависит. Особенность-то ее в чем? Она 25-ти процентам населения может нормальную современную жизнь обеспечить, а остальные три четверти не имеют никакой перспективы...

С Егором Гайдаром. «Для меня вопрос: кто, почему и зачем создал систему, в которой все нынешние богачи стали наполовину преступниками? Очевидно, те, кто, никого не слушая, придумывали устрашающие сценарии, что сейчас придут ужасные коммунисты или инопланетяне и все захватят...»

— Горя в России много...

— Да, большая страна! Они относятся к привилегированным 25 процентам, в эту социальную группу вписались и расставаться даже с малейшими своими возможностями не хотят.

— Россия все эти годы — я имею в виду широкие слои населения — вас и ваши идеи не понимает и не принимает, а что тут виной — ваша интеллигентность, ум, то, что народ не может видеть такого тонкого, благородного человека на высшем посту?

— Вообще-то, я так не думаю и должен сказать вам, что очень благодарен России за те отношения, которые у меня с ней сложились. Я, повторюсь, дважды участвовал в президентских кампаниях, не считая шести думских, и хотя цели своей не достиг, обе кампании прошли неплохо. Например, в 2000 году, когда я боролся с Владимиром Путиным, пришел, как и хотел, третьим, а в России...

— ...это успех...

— Вы представляете, что значило для меня прийти третьим? Я в Москве получил до 25-ти, а в центральных столичных округах — до 30 процентов: это был серьезный прорыв, и я считаю, что моя страна в широком смысле слова все поняла. Просто ломка стереотипов — вещь очень трудная...

Так сложилось, что Россию я не один раз проехал, побывал в самых ее глухих углах. На площадях, в актовых залах я с самыми разными встречался людьми, в том числе и с улицы, и за все эти годы никто не позволил себе в мой адрес оскорбления или какой-нибудь глупой выходки.

— Даже Михаила Сергеевича Горбачева на одной из таких встреч в Омске кулаком по шее ударили...

«Меня, вообще-то, интересует политика, которая проводится, а не фамилии тех, кто ее проводит. При условии, что первые лица страны, а не выборы будут определять, кто победителем станет, политика не изменится...». С Владимиром Путиным

— Да, у него такой ужасный эпизод был, а у меня — ничего подобного.


«ДА НЕТ У НАС ДЕМОКРАТИИ! — У НАС ОЧЕНЬ СЛАБАЯ АВТОРИТАРНАЯ СИСТЕМА»

— Что сегодня с «Яблоком» происходит?

— Ну что может происходить в стране, где создана однопартийная система, с другими партиями? Ровным счетом ничего — еле-еле существует в условиях, когда доминирует «Единая Россия».

— Почему вы никогда не могли договориться с Борисом Немцовым и другими людьми, которые называют себя демократами, о том, чтобы объединить усилия?

— Потому, что они поддерживают систему, о которой мы с вами уже битый час говорим.

— Даже Немцов?

— Ну, конечно! Никакой другой системы он и не знает, и если спросите его про залоговый аукцион, он скажет, что это самое большое достижение 90-х. Вот, собственно, и все, а раз человек так рассуждает, значит, он, если возможность представится, будет опять примерно то же самое делать — согласиться на это я не могу.

— Но, может, ради того, чтобы выступить единым оппозиционным фронтом, есть смысл на какие-то компромиссы пойти?

— Есть компромиссы и компромиссы, можно идти на уступки по должностям, по другим непринципиальным вещам, но это бессмысленно, когда к потере перспективы ведет. У нынешних российских властей есть очень разные оппоненты, и оппозиции тоже бывают всякие — помимо демократической, есть фашистская, националистическая, коммунистическая, криминальная...

— Да, с этими не договоришься...

— Вот об этом я вам и толкую. Сама по себе принадлежность кого-либо к оппозиции — признак для меня недостаточный, хотя и важный. Ну, знаете, как в математике: есть условие необходимое, но недостаточное, а достаточным является совпадение наших программ, взглядов на то, что нужно делать. Я, например, против того, чтобы Россия возвращалась в 90-е, — в принципе против, я считаю, что это абсолютно гибельный путь. Могу очень внятно объяснить, по каким позициям, но прежде всего потому, что именно тогда началась цензура. Не при Путине, а в 96-м году на выборах президента, потому что иначе Ельцину было победить невозможно.

С Дмитрием Гордоном. «Самой прагматичной является политика, построенная на принципах и морально-нравственных устоях»




— Ну, понятно: ради того, чтобы коммунисты не пришли к власти...

— Вот-вот, начиналось с этого: дескать, благая цель оправдывает средства, но как только этот постулат берут на вооружение...

— ...соблазн его дальнейшего применения растет словно снежный ком...

— Да, дальше уже все, и разговоры о демократии сходят на нет.

— Насколько высок в современной России уровень лжи и цинизма?

— Очень высок.

— И он возрастает?

— Ну, не снижается точно.

— Допустим, а что с демократией происходит? Она, пусть хилая, в летаргии, но есть?

— Да нет у нас демократии! — у нас очень далекая от нее слабая авторитарная система... Демократия — это же только процедуры, и для нормальной жизни их недостаточно.

— Насколько мне известно, когда Платона Лебедева арестовали, вы лично поехали к Путину на эту тему общаться... (Председатель совета директоров МФО «Менатеп» был арестован 2 июля 2003 в Москве по обвинению в хищении в 1994 году 20 процентов пакета акций ОАО «Апатит», ранее принадлежащего государству, на сумму более 283 миллионов долларов. - Д. Г.)...

— Да, мы с ним разговаривали.

— Вы доказывали, что этот арест не нужен?

— Лебедева я не знал, поэтому ничего сказать об этом не мог — я убеждал Путина, что это не способ борьбы с олигархами, и предлагал переделать саму систему, выстроить ее иначе, чтобы отношения складывались по-другому. Просто после приватизации того типа, что была осуществлена в 90-е годы, после всего, что тогда произошло, требовались особые решения, чтобы, с одной стороны, не спровоцировать полный передел всего, а с другой — создать эффективного собственника и построить все на действительно фундаментальной основе реальной частной собственности.

— Путин вас выслушал?

— Да.

— Но не согласился?

— Нет.

— Каким он вам показался в этой беседе?

— Ну, я же его знал и раньше.

— Хорошо знали?

— Более-менее, хотя что значит хорошо? Я жену свою хорошо знаю.


«МЕНЯ МИХАИЛ ХОДОРКОВСКИЙ ИНТЕРЕСУЕТ И ВОЛНУЕТ ПРОСТО КАК ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК — МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ ЕГО РОДИТЕЛЕЙ, ЕГО МАМУ»

— В одном из интервью вы сказали: «Да, я теперь улыбаюсь мало — всерьез занят делом. Несерьезность привела к тому, что товарищу Ходорковскому восемь лет дали, а все думали: хи-хи, ха-ха...». Вам Ходорковского жаль?

— Конечно. Вы в курсе, что такое русская тюрьма?

— Он олигарх, глава крупнейшей российской нефтяной компании «ЮКОС»...

— ...но я же его знал, как уже говорил вам в другом контексте. Они все живые люди, с которыми я был знаком.

— Чем он отличался от других олигархов?

— Ну, все они разные — как водится у людей. Ходорковский был Ходорковским. Жаль было, что он попадает в тюрьму, кроме того, я не считал, что это метод решения вопроса. Меня Михаил Ходорковский интересует и волнует просто как живой человек — мне очень жаль его родителей, его маму, жаль, что он вычеркнут на столько лет из жизни.

— Слушайте, в конце 2003-го «Форбс» оценивал его состояние в 15 миллиардов долларов!

— Действительно, в то время никто из них поверить не мог, что это настолько серьезно, а я уже понимал. Да, понимал, и его тоже предупреждал, но, к сожалению, не смог убедить и так случилось. Меня, впрочем, интересовало другое — я считал необходимым переделать систему: это было для меня главным.

— Сегодня некоторые очень прогрессивные, демократичные люди мне в интервью говорят: «Да, Ходорковского жаль, но там же были убийства...». Убивали его соратники по ЮКОСу людей или нет?

— Не знаю. По некоторым сведениям, всякие криминальные вещи фоном проходили, а что там происходило реально, не в курсе.

— Уехать вы Ходорковскому советовали?

— Нет, потому что настолько близок с ним не был. Я просто ему говорил: если и дальше будет вести свою политику так, это закончится плохо, предупреждал много раз и в последние два дня перед арестом — тоже. Сразу скажу вам: публичных разговоров о Ходорковском я избегаю, потому что находится он в тюрьме, и главная моя надежда — что из нее выйдет живым и здоровым.

— Вам кажется, у него есть шанс?

— Да, во всяком случае, я бы этого очень хотел, и думаю, так и произойдет (и лучше бы раньше, а не позже). Обсуждать его, дискутировать с ним, анализировать его поведение до тех пор, пока он за решеткой, не хочу и не буду, поэтому всем в разговоре о Ходорковском отказываю. Просто хожу время от времени на процесс, иногда получаю от него письма и ему отвечаю (говорю это открыто), переписываюсь даже с его мамой...

По-человечески так это выглядит, а что касается политики и даже крупной экономики — разговор отдельный. Я обещаю вам: он непременно состоится, если Михаил Ходорковский выйдет на свободу, будет находиться в безопасности и с ним можно будет провести дебаты, а сейчас остается только желать, чтобы он вышел.


«КОГДА Я ЕЛЬЦИНУ ПРЕДЛАГАЛ: «ДАВАЙТЕ СНИЗИМ НАЛОГИ», — ОН КИВАЛ: «ХОРОШО. КОМУ?», ИМЕЯ В ВИДУ, ЧТОБЫ Я НАЗВАЛ ФАМИЛИИ»

— В России еще со времен Советского Союза о таких людях, как вы, принято было с подозрением говорить: «Ну, конечно... Он же агент ЦРУ...». Вас в работе на западные спецслужбы подозревали?

— Обязательно, и знаете, кто мне первым это сказал? Михаил Сергеевич. Посмотрел проницательно: «Только я тебя очень прошу: денег у ЦРУ не бери». Это его слова...

— Ему Крючков, председатель КГБ СССР, видно, что-то рассказывал...

— Ну, наверное, кто-то его на мой счет «просветил». Это было очень смешно...

— То есть по идеологическим соображениям с ними сотрудничай, но безвозмездно?

— Не знаю, что Михаил Сергеевич имел в виду, — такой разговор вряд ли интересно поддерживать, правда? Тем более что это напоминало диалог слепого с глухим.

Если вас не понимают, о чем можно вести речь, а Борис Николаевич так и говорил: «Я вас не понимаю — вот объясните, чего вы хотите?». Когда я ему предлагал: «Давайте снизим налоги», он кивал: «Хорошо. Кому?», имея в виду, чтобы я назвал фамилии. Вот если бы я пришел к нему и сказал: «У меня есть такой товарищ Гордон в Украине, давайте его сюда, в Россию, позовем, и вы на 10 лет освободите его от налогов», это было бы ему понятно, а когда я говорил: «Давайте будем растить средний класс и всему ему снизим налоги», Борис Николаевич пожимал плечами: «Я вас не понимаю. Какой средний класс? Дался он вам! Вообще, чего вы хотите?». Конечно, я немножко утрирую...

— ...но это на самом деле очень серьезно...

— Вот в том-то и дело.

— На пике вашей политической деятельности вас шантажировали, пугали?

— Ну, всякое было — особенность профессии.

— Пугали как? Шантажировали чем?

— Не буду рассказывать. Зачем?

— Страшно было?

— Порой да. Это непросто...

— Один олигарх по большому секрету сказал мне, что вашему с детства игравшему на фортепиано сыну отрубили якобы пальцы, — это правда?

- (Пауза). К сожалению, да.

— Бога ради, извините — я спросил, полагал, что это вымысел...

— Нет, это лишь один из эпизодов, когда на меня пытались давить. Ну что тут еще обсуждать? Время было такое...

— Простите, я вам задам вопрос, на который можете не отвечать. Вашего сына похитили или..? Как это вообще произошло?

— Не надо об этом — скажу только, что это случилось днем в общежитии МГУ. Он закончил университет, ему было 23 года... Ну, вот и все!

— Просто подошли и..?

— ...и случилась такая история.

— Что это было — акция устрашения, направленная против вас? Сыну на это хоть намекнули?

— Нет, но приблизительно все было известно заранее — я соответствующие получал письма.

— Каковы были после этого ваши действия?

— Я сделал все возможное, чтобы обезопасить детей.

— Политический напор после этого сбавили?

— Нет, одно к другому не имело и не могло иметь отношения.

— Вы знали, кто это сделал?

— Кто конкретно, не знал, но примерно понимал, что это за силы и с какой стороны можно такой подлости ожидать.

— Жена не сказала тогда вам: «Будь проклята эта политика, если за нее приходится такую платить цену»?

— Нет, не сказала. Моя жена всегда была моим самым близким другом, но мне и самому было понятно, что я обязан принять все меры, чтобы защитить детей и жену, кстати, тоже.

— Обоих сыновей вы отправили после этого в Лондон?

— Да.

— Они до сих пор там?

— Да.


«ВЫ МЕНЯ ПРО ГАЙДАРА СПРОСИЛИ — Я СДЕРЖИВАЮСЬ, ЧТОБЫ НЕ ДАВАТЬ ЕМУ КАКИХ-ТО ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ОЦЕНОК»

— Ну а вам самому не предлагали из России уехать и перестать умничать?

— Все время советовали, причем самые разные люди и на каких угодно уровнях.

— Эти разговоры исходили от персон, облеченных высокой властью?

— И высокой, и наивысшей — всякой.

— Они говорили все прямо, без экивоков?

— Говорили по-разному, но суть была одна.

— Еще один непростой, наверное, вопрос... Почему, на ваш взгляд, КГБ так быстро прибрал Россию к рукам?

— Ну, собственно, спрашивать об этом странно. Понимаете ли, в чем дело? В 91-м году никакой серьезной смены руководства не произошло: номенклатура вся уцелела. Никто никого не свергал, кто был, тот и остался...

— ...то есть никто власть и не терял?

— А кто в результате ушел? Куда? Я вам скажу больше: огромной проблемой является не просто то, какие были спецслужбы, а то, что в них сохранились существенные элементы сталинской системы. Суть ее в чем? В том, что государству человек, его интересы, семья, судьба и сама жизнь безразличны, и тут то же самое — мы же с вами говорили уже, как это все делалось в экономике. Вы вот меня про Егора Гайдара спросили — я сдерживаюсь, чтобы не давать ему каких-то эмоциональных оценок.

— А вы не сдерживайтесь!

— Ну, это уж дело такое, но суть заключается в чем? Если тебе все безразличны, если ты заявляешь: «Выживут только сильные», о чем с тобой дальше-то говорить?

— Для кого же тогда экономика эта?

— Для сильных, а слабые пусть на себя пеняют, о пенсионерах вообще забудьте! Кто несильные — валите отсюда! Всякие чурки, чучмеки, иноязычные — нам с вами не по пути, дальше Россия пойдет одна. Постепенно в общественное сознание внедрялась мысль, что мы не можем, не будем тащить этот обоз, что вокруг все тупые, дубы, ведь откуда идет имморализм этот, что цель оправдывает средства? Помните: ради того, чтобы коммунизм построить, можно положить миллион, а чтобы индустриализацию провести, можно устроить голод. Известная вещь, правда?

— Конечно...

— ...а в Украине особенно обсуждаемая, и тут, пожалуйста, то же самое. Ради того, чтобы построить капитализм, всех можно ограбить, провести конфискационную реформу, выкинуть людей на улицу, лишить интереса, свободы, будущего — словом, в такое поставить положение, которое жизнью не назовешь. Я ведь не зря говорю: лишить свободы — вы же знаете: разговоры о том, что вы свободный человек, если у вас нет никаких денег...

— ...только разговоры...

— ...даже не разговоры, а просто насмешка, издевательство. За это можно, в общем-то, и схлопотать, что будет справедливо, но вы вдумайтесь...

Я считаю, что самым крупным событием ХХ века был добровольный отказ народа огромной страны, которая тогда называлась Советским Союзом, от коммунизма. Это же ни с чем не сравнимо: ни со Второй мировой войной, ни с полетом Гагарина в космос.

— Глобальный социальный эксперимент закончился...

— Люди добровольно, бескровно отказались от исчерпавшей себя системы — это огромная их заслуга, и я своими соотечественниками горжусь и рад ощущать себя частью народа, который столь историческое решение мог принять, а то, что потом ничего из того, о чем он мечтал и ради чего это делал, не состоялось, — большая драма, трагедия. Между прочим, в целом это касается горячо любимой мной Украины, а в частности — событий, которые происходили у вас в 2004 году, ведь и здесь появились такие вещи.

Понимаете, сталинская система в отличие от системы нацистской выиграла. Та была уничтожена, ликвидирована и предана анафеме, а эта оказалась победителем. Так исторические обстоятельства сложились, и потом она никуда не делась: много раз трансформировалась, мимикрировала, изменяла кожу и формы, но суть ее распространилась далеко за пределы Советского Союза и постсоветской России...

— ...хотя не везде прижилась...

— Не везде, в разных дозах, но в реалполитик — да, пожалуйста. Когда говорят: «Вот мы сейчас наведем порядок в Ираке», — это что?

— То же самое...

— Когда приходят туда: «Мы вас сейчас научим, как жить! Заставим (грозит пальцем) полюбить демократию, влындим как надо!» — и что? И куда нас такой подход заведет? Или вот, например, более актуальные события. Кто был лучшим другом Муаммара Каддафи, ныне нашего героя? Тони Блэр, тогда премьер-министр Великобритании, большой бизнес, в том числе мировой. Кто лелеял его и обслуживал? Кто относился ко всем ближневосточным диктаторам, как к сыру: вот этот сыр хорошо пахнет — он мне нравится, а запах того неприятен, этого я люблю, а того нет? Они что, раньше не видели, что там с людьми происходит?


«Я, НАПРИМЕР, ДУМАЮ, ЧТО МИРОМ ПРАВИТ ЛЮБОВЬ»

— Блеск бизнес-интересов темные стороны затмевал...

— А почему нет? Есть же не только идеологические цели, но и меркантильные — деньги вообще могут быть религией.

— Что же, Григорий Алексеевич, правит миром?

— Ну, как вы понимаете, разные вещи. Я, например, думаю, что им правит любовь.

— Идеалист вы...

— Не знаю, но самой прагматичной является политика, построенная на принципах и морально-нравственных устоях, — только это на длинной дистанции становится очевидным. Ну, представьте: пришли вы к кому-то в дом и увидели — деньги лежат. Вам же они не лишние? Как рационально мыслящий реалист, вы их берете, кладете в карман...

— Увольте, я человек воспитанный...

— Да? И поэтому что делаете? Берете не все, часть оставляете?

— Нет, я вообще брать не буду...

— Хорошо, тогда приведу пример с другим, хуже воспитанным человеком, который возьмет и заберет их себе. Он после этого разбогатеет — реальная политика, реальная вещь? — но его туда больше не пустят.

— Еще и придут, побьют и назад заберут...

— Ну, это уже неприятности будут... Я, собственно, к чему веду: чем короче промежуток, тем можно больше умничать на тему рациональности, прагматичности и так далее.

— Вы, однако, не можете не видеть, как себя все мировые лидеры ведут...

— Ну и какой они результат имеют?

— Уж какой заслужили...

— Вот я как раз об этом, и Украина, с моей точки зрения, за последние 10 лет очень большие уроки в этом отношении получила.

— Лишь бы пошли они впрок...

— Ну, уроки — это вообще непросто...



— Одному из мировых лидеров вы дали исчерпывающую характеристику: «Путина, — вы обмолвились, — как-то спросили, злопамятный ли он, а он ответил: «Вообще-то, нет — просто тяжело прощаю и память хорошая»...

— Да, он так однажды сказал.

— Что вы по этому поводу думаете?

— Что Путин такой человек.

— Когда и какой была ваша последняя на сегодняшний момент встреча?

— Ну, у нас их было немало — в том числе когда он был еще президентом в 2008-м. Рабочие встречи проходят довольно часто, но на то они и рабочие.

— О чем вы говорите?

— Об экономике, о жизни страны, о политике.

— Вы пьете чай?

— Ну да...

— А что-то покрепче?

— Нет, давно этого не было. С 2003 года.


«БУДЕТ ЛИ СЛЕДУЮЩИМ ПРЕЗИДЕНТОМ РОССИИ ПУТИН ИЛИ ОН ПОПРОСИТ СВОЕГО ПОМОЩНИКА МЕДВЕДЕВА НА ВТОРОЙ СРОК ОСТАТЬСЯ — РАЗНИЦА НЕВЕЛИКА. ЧТО ОДИН, ЧТО ВТОРОЙ, ЧТО ТРЕТИЙ, ЕСЛИ ОНИ КОГО-ТО ЕЩЕ НАЙДУТ, — СИТУАЦИЮ ЭТО НЕ СИЛЬНО ИЗМЕНИТ»

— Путин с интересом вас слушает?

— Ну, он человек серьезный.

— А Дмитрий Анатольевич Медведев какой?

— Он помощник Владимира Владимировича.

— Теоретически и даже практически помощник может стать главнее, чем сам Путин?

— Если этого захочет Владимир Владимирович.

— Только так — не иначе?

— Да.

— Президентские амбиции у Медведева есть?

— На эти вопросы Дмитрий Анатольевич очень точно отвечает сам: он работает с Владимиром Владимировичем. Все! Точка.

— Сегодня вы рискнете предсказать, кто станет следующим президентом России?

— Трудно такие прогнозы давать, но будет ли президентом Путин (а это вполне реально!) или он попросит Медведева на второй срок остаться — разница невелика. Что один, что другой, что третий, если они кого-то еще найдут, — ситуацию это не сильно изменит. Персона значения не имеет, а знаете, почему вас это интересует? Потому что данный вопрос страшно волнует номенклатуру — вот для них имя имеет значение.

— Ну нет, меня это занимает исключительно в плане общечеловеческом, познавательном и философском...

— А оно ничего не дает — разницы никакой, примерно все будет одно и то же.

— Владимир Владимирович, как вы сказали, человек серьезный, но почему президент Медведев до сих пор всего лишь его помощник?

— Просто Путин помощником его взял, вырастил и назначил.

— Хрущева тоже вырастили. И Брежнева. А их отношение к шефу, патрону, если хотите — хозяину, со временем крепко менялось...

— Хрущев потом сам к власти пришел — как и Брежнев, который его изгнал: там немножко другая история.

— Медведев способен изгнать Путина по той же схеме?

— Нет. Во-первых, не может, а во-вторых, не будет.

— Но почему?

— Потому что система взаимоотношений, взаимосвязей выстроена специально таким образом, что не позволит. Она на это не сориентирована, и меня, вообще-то, интересует политика, которая проводится, а не фамилии тех, кто ее проводит.

— Разве в России фамилии не главнее политики?

— Нет, в России, как и везде, главнее всего политика, просто у нас она сконцентрирована на фамилиях. Уверяю вас, никакой разницы между политикой Владимира Путина и Дмитрия Медведева нет, а если они придумают третьего... Вот знаете, у нас с помощью SMS-голосования выбирали олимпийский символ для Сочи-2014. Претендентами были Леопард, Белый Медведь, и вдруг откуда-то появился Заяц, вернее, какая-то Зайка. Так и к президентским выборам может кто-нибудь вынырнуть, но даже если появится... При условии, что первые лица страны, а не выборы будут определять, кто победителем станет, политика не изменится...

Оригинал